Истории для кино
Шрифт:
И опять Лёдя в своем экстравагантном наряде, «снятом с лично убитого им офицера Антанты», бредет по вечерней холодной Москве.
В переулке горит костер, на котором кипит чан с асфальтом. Возле него греются беспризорники. Лёдя подходит и тоже греет озябшие руки. Рябой беспризорник оглядывает Лёдю.
– Замерз, дядя? Клифтик у тебя не по погоде!
– Там, где я живу, не так холодно.
– Тю! Все в теплые края бегут, а ты из теплых – сюда?
Лёдя грустно усмехается:
– Да я уже и обратно. Поезд утром. Приехал и крупно заработал – на обратный билет.
– Это где же такие барыши?
– В
– Так ты артист? А что умеешь?
Лёдя чуть задумывается:
– Карты есть?
– Стиры? А то!
Рябой достает из-за пазухи засаленную колоду. Лёдя мастерски демонстрирует карточные фокусы. Беспризорная публика в восторге. Рябой главарь решает:
– Классный ты, дядя! С нами ночуешь, а то на вокзале – ворья немерено!
Пацаны приводят гостя в полуразрушенный дом. Рябой указывает на кучу соломы, прикрытую тряпьем:
– Вот туточки, дядя, и падай – наша спальня.
Лёдя кладет на солому свой вещмешок. Рябой кивает на куски хлеба и сахара, разложенные на газетах:
– А это – столовая. Закусывай, дядя!
Пацаны накидываются на еду, а Лёдя отказывается: устал, даже есть неохота.
– Ну, тогда дрыхни! – Рябой опять любезно указывает на солому.
Лёдя с облегчением падает на импровизированное ложе. Но уснуть не может, ворочается с бока на бок.
Пацаны уже покончили с небогатым ужином и тоже залегли. Один – самый маленький – тоскливо и фальшиво заводит песню:
Разлука ты, разлука,Чужая сторона,Никто нас не полюбит,Лишь мать сыра земля…Лёдя не выдерживает, вскакивает.
– Да нет, не так!
И запевает ту же песню, но как надо – музыкально точно и душераздирающе грустно:
Все пташки-кенарейкиТак жалобно поют,А бедного мальчонкуНа кладбище везут!Рябой дает маленькому легкий подзатыльник:
– Понял, Шпрота, как надо?
– Да, именно так, – подтверждает Лёдя. – Чем жалостнее споешь – тем больше подадут.
– Чего-о?! – крайне оскорбляется Шпрота. – Я не побирушник! Я – карманник!
Ну извини, извини, не хотел обидеть…
Лёдя улыбается и как-то мгновенно засыпает, продолжая улыбаться во сне.
И снится ему родная Одесса. Семья Вайсбейнов провожает Лёдю в Москву. Папа, мама, Лена, Дита, сам Лёдя – все присаживаются на дорожку. А посидев, поднимаются, начинают прощаться. Папа горячо расцеловывает Лёдю, мама подает узелок с дорожной снедью, Лена утирает слезу, нежно смотрит на мужа. Лёдя обнимает ее и никак не хочет отпускать, но вокруг них приплясывает от нетерпения Дита, показывая Лёде коробочку от монпансье с нарисованным на крышке храмом Василия Блаженного. Лёдя отвлекается от Лены, целует Диту, гладит по головке, подхватывает свой вещмешок, открывает дверь квартиры, а за ней – Красная площадь с храмом Василия Блаженного, совсем как на коробочке Диты. Все родственники радостно ахают и аплодируют. А Лёдя решительно шагает
Он смотрит на висящий над головой кусок штукатурки, с трудом вспоминая, где он находится. Лёдя улыбается своему сну, осматривается, видит кусок хлеба на газете, украшенной надписью углем: «Это завтрак, дядя».
А беспризорников уже нет. И вещмешка Лёди нет тоже. Тут, наконец, улыбка его исчезает, он шарит по своим карманам и восклицает с огорчением, но не без восхищения:
– Ну, Шпрота! Ну мастер!
Лёдя выбегает на улицу. Мимо подворотни идет баба с ведром воды.
– Гражданочка! Вы не знаете, где детишки, что здесь живут?
– Какие, к лешему, детишки? Никто здесь не живет!
– Ну как же, только что ночевали…
– Не знаю… Нынче время такое – где темь застанет, там и ночуют.
Лёдя подбегает к асфальтовому чану, у которого трудятся двое чумазых рабочих.
– А где беспризорники, что тут вчера грелись?
– Откуда нам знать, – отвечает один. – Мы их гоняем, чтоб не ошпарились…
– Обчистили? – догадывается второй. – А ты рот не разевай, тут не деревня – Москва!
Продрогший Лёдя набредает на дворника, расчищающего от снега дорожку к дому.
– Не скажете, где можно на работу устроиться?
– Размечтался! – ухмыляется дворник.
– Да мне только на билет домой заработать…
– Ага, а потом паек рабочий, потом ордер на комнату…
Лёдя не выдерживает, взрывается:
– Да что ж вы в Москве за люди такие!
– Обыкновенные люди – советские! – гордо отвечает дворник.
На площади стоит толпа перед сколоченной из досок эстрадой, декорированной в стиле конструктивизма. Над эстрадой алое полотнище с надписью – «ТЕРЕВСАТ».
Лёдя протискивается к подмосткам. Артисты на деревянной сцене – молодые, спортивные – выстраиваются в пирамиды и мелодекламируют:
Вниманье! Программы новая часть —Живая, горячая, бурная.Глазам и ушам открываем сейчасОраторию физкультурную.Пусть услышав, увидев, каждый поймет:Физкультура для нас важнейшее дело,Каждым мускулом властно ее зовет,Каждой мышцею требует наше тело.Лёде явно по душе это задорное динамичное действо, он даже чуть приплясывает в его веселом ритме. А на эстраде, несмотря на холодрыгу, бодро шагает физкультурный парад.
Эй, в ногу! Раз, два, три!Много ли нас, посмотри!Миллионы к нам стали в ряды,Как из стали каленой, тверды.Воздух в комнате душен, сперт,Значит, конечно же, нужен спорт!