Истории и сны о привидениях и книгах
Шрифт:
– Весло держать не разучилась?
Она помотала головой, вошла в лодку и приняла весло. Легкость весла и податливость воды стали привычными, оставалось лишь держать курс на Полярную звезду – не так-то просто, когда ветер над лодкой дует сразу во все стороны и никуда конкретно, и Иффа тут же поняла, почему лодочник не приделал парус. Хотя планировала ему предложить такое усовершенствование.
Разговаривать с душами она, конечно, не могла. И лодочник тоже не мог – он был занят тем, что хмуро смотрел на усилия Иффы, был готов чуть что выхватиться у нее весло, тихо
Но в конце концов, спустя то ли вечность, то ли четверть оборота звезд вокруг полярной, души начали покидать Лодку, и Иффа испугалась даже, что Лодочник сейчас тоже выйдет, и она останется одна. Но этого не случилось.
Они вернулись назад, как обычно: весла в уключинах, вокруг – тишина. Лодочник как будто о чем-то размышлял, сводил брови и смотрел не прямо, как обычно, а почему-то вверх.
– Я хочу сойти на берег, – сказал он вдруг, – и немного полежать. Земля так причудливо качается и убаюкивает, что даже у таких, как я, есть шанс вздремнуть.
Иффа ничего не сказала. Конечно, она была рада, что у нее все получилось, и еще больше рада тому, что это признал сам Лодочник. Но заменят его совсем – к этому она была не готова. Хотя к чему еще могла привести ее упорство? Отгоняя мысли о том, через сколько у нее начнется профессиональное выгорание, она спросила:
– И как долго ты планируешь дремать?
Лодочник, заметив легкую панику в ее голосе, ответил:
– Если не проснусь к твоему первому возвращению, попросил реку меня разбудить. Она это умеет.
Иффа кивнула и позволила Лодочнику выйти на пристань, как только они пришвартовались. Он шел к берегу, покачивась, так, как будто едва умеет ходить, так, как будто вместо земли под ним – плохо натянутый канат и глубокая пропасть. Но к тому моменту, как все новенькие души влезли в лодку, он сошел с пристань и тяжело осел на берег, опустил руку в покрытый ракушками песок и махнул головой, давая Иффе знак отправляться в путь.
– А долго мы будем плыть? А куда мы плывем? И кто вы? – спрашивали души.
– Плыть будем долго, приплывем на другой берег, а меня зовут Иффа, но лучше бы вам меня не отвлекать, – ответила Иффа и сосредоточилась на дороге. И хотя каждый гребок был несложным, после целой переправы Иффа так устала, что на обратном пути прилегла отдохнуть прямо в лодке. «Наверняка Лодочник тоже так делал, когда с ним никто не возвращался», – догадалась она. Она смотрела на качающиеся в такт волнам звезды – их было так много, когда им не мешает солнечный свет, и прищуривалась на Луну, светившую светом живого мира.
Когда показался берег, Иффа попыталась разглядеть на нем Лодочника. Вот он – то ли спит, то ли просто тяжело облокотился на ствол прибрежного дерева. Иффа прищурилась, чтобы получше разглядеть, и вдруг… и вдруг увидела Лимб, развернутым во времени. По нему гуляли тысячи душ. Они не видели друг друга и не могли увидеть, но они были здесь – все, отвергнутые другой потусторонней жизнью. Иффа видела Лимб в развертке, и значит, больше ему не принадлежала. Она поспешно
Семь снов Веры
Лето было душно-дождливым, и весь отпуск Вере снились плохие сны. В ночь с понедельника на вторник снилось, что она едет в вагоне метро, из которого исчезают случайно выбранные люди. Со вторника на среду – царство на зыбучих песках, которым правила наполовину откушенная королева. Со среды на четверг – девушка в белой ночнушке, которую привязали к катеру и протаскивали по реке.
Вере всегда казалось, что мир сновидений принимает все важные решения. Уснуть насильно не получится: или сон тебя принимает, или сиди у окна с бокалом остывшего чая, смотри в темноту. Утром то же самое: сон может выплюнуть тебя, разжевав челюстями кошмаров, или легонько подтолкнуть в мир, сопроводив ароматом свежеизобретенных миров, или не отпускать, обволакивать липкой тянучкой, добавлять душе веса. Отпускные сны Веры были из последней категории.
Этот отпуск был хуже работы. Когда работаешь, есть хотя бы объект для ненависти и нет сил для страдания. Даже оптимального сезона для отпуска нет. Осенью хандра, зимой спячка, весной депрессия, а летом невроз, что не успеваешь должным образом насладиться всеми его бонусами вроде прогулки в босоножках или йоги в парке. «Еще бесплатные экскурсии и писательский семинар», – Вера перечислила все упускаемые возможности и воодушевилась остаться дома.
Едва она решила лечь и спать вплоть до окончания веков, в смысле отпуска, забренчал телефон. Кора, ее подруга, с которой они виделись три с половиной раза в год, прислала смс: «Приезжай меня спасать».
– Что случилось? – позвонила Вера в ответ.
– Все в порядке, – заверила Кора, – просто решила разобрать свои книжные завалы, и тут нашлось кое-что твое.
Разобрать книжные завалы! От чего тут спасать? «Королева драмы и книжных червей погребена под фолиантами» – такой заголовок будет у вечерних выпусков интернет-новостей. Вера ворчала, одновременно натягивая джинсы. Раз ни на что сил все равно нет, можно поехать на другой конец города, насладиться электричками и экзистенциальной пустотой и притащить домой хлам, который однажды кому-то подсунула. Оказывается, недостаточно удачно.
В маленькой квартирке Коры были развалины Александрийской библиотеки.
– Избавляюсь от лишнего, – заявила Кора, перешагивая через потерявшие стройность книжные ряды.
Вера окинула груду книг взглядом: синие фолианты философских трудов, научная фантастика в мягких обложках, книжки с картинками по истории искусства и еще куча неклассифицируемой литературы от побочных игроков книжного мира. В этом была вся Кора: сначала она скупала книги невероятными объемами, потом страдала от того, что не успевает все это прочитать, а в итоге, увлекаясь уборкой, уносила на свалку полдома. «Я так развлекаюсь», – отмахивалась она от попыток указать ей на вопиющую абсурдность процедуры.