Истории от первого лица (Повести. Рассказы)
Шрифт:
Как говорится, хоть стой, хоть падай…
Почему я женился на Нате? Моя мать спросила меня, я ответил:
— С нею сравнительно легко…
Мать сказала:
— Так не говорят, когда любят.
Я ответил, что она живет устаревшими категориями, что есть множество великолепных вещей, кроме любви и счастья, которые украшают жизнь, делают ее вполне приемлемой.
И когда имеется налицо умение приспосабливаться, так называемая совместимость, то это, право же, не хуже пылкой любви. Даже я бы так сказал:
—
У Наты, как мне думается, только один недостаток: она считает, что все вокруг пламенно и страстно влюблены в нее. Поначалу меня это смешило, даже немного трогало, потом стало раздражать. Быть до такой степени упоенной собой, покоряющей всех, кто бы ни встретился ей на пути…
Но ничего не поделаешь, она вполне серьезно считает себя неотразимой.
Это свойство значительно облегчает ей жизнь, но является несносным для меня. Впрочем, при всем при том Ната человек и в самом деле легкий, незлой, к тому же хорошая хозяйка. Чего же еще требовалось от жены?..
Ловлю себя на том, что невольно подсмеиваюсь над самим собой: было время, когда я страстно влюбился, без мыслей, без рассуждений. Прошли годы, и пылкую любовь заменили трезвые, рациональные рассуждения.
Странно это все, до того странно…
Юрка знает, что я женился. Однако, тактичный от природы, он не выкажет своих личных чувств, даже познакомившись с Натой, он будет корректен и сдержан. Ната тоже, наверное, останется верна привычному своему добродушию, и все пройдет, как говорится, на высшем уровне.
Я уехал в Пермь на другой день после встречи с Юркой.
Самолет уходил очень рано, перед тем как сесть в самолет, я позвонил Юрке, он собирался в школу.
— Откуда ты, па? — закричал Юрка. — Неужели уже добрался до Перми?
— Еще нет, — ответил я. — Говорю с аэродрома.
— Из Домодедова? — спросил он.
— Так точно.
— Па, — сказал Юрка, — когда приедешь, поедем вместе в Домодедово, я ведь никогда еще не видел этого аэродрома…
— Поедем, — сказал я.
— Ну, счастливого пути, — сказал Юрка. — Мне пора…
— Счастливо, — ответил я и повесил трубку. И подумал:
«Интересно, была ли Мила дома? Да, наверное, была, она уходит позднее Юрки, значит, она слышала наш разговор. Ну и пускай. Пусть знает, что я не откажусь от него. Ни за что и никогда не откажусь…»
Я позвонил ему из Перми, как мы и договорились, спустя четыре дня, в три часа. Он сразу же ответил.
— Я знал, что это ты…
Голос Юрки словно бы коснулся самого моего сердца. Мальчик мой, он ждал, что я позвоню…
— Как ты? — спросил я.
— Все нормально. Когда приедешь?
— Еще точно не знаю. Постараюсь поскорее.
— Я получил по математике «пять», —
— Хорошо бы, если бы и не последняя, — сказал я.
Он согласился со мной:
— Конечно, хорошо.
Он замолчал. Я позвал его:
— Алло, ты где, Юра?
— Я здесь, — чуть помедлив, ответил он.
— Мне показалось, что ты куда-то пропал.
Он спросил, как мне показалось, с некоторым не присущим ему вызовом:
— Ты доволен, что я получил по математике пятерку?
Мне показалось, что он с каким-то особенным интересом ждет моего ответа.
— Конечно, доволен, — ответил я. — Ты еще можешь сомневаться?
— Нет, я тоже думаю, что ты доволен, — сказал Юрка и снова спросил: — Скоро приедешь?
— Скоро. Ты один дома?
Я спросил и тут же глянул на часы, нет, вроде бы Миле еще рано быть дома…
— Мама только что пришла, — сказал Юрка. — Ей надо ехать в управление, и она приехала домой переодеться…
Он понизил голос, сказал совершенно так, как иной раз говорил я:
— Ты же знаешь, эти женщины, вечно им надо причепуриться, куда бы они ни шли — в булочную, в баню или на работу!
— Это точно, — согласился я. — Верно подмечено. Передай привет маме.
— Непременно, — пообещал Юрка. — У тебя как, монеты еще не кончились?
— На исходе, — ответил я.
— Надо было взять у меня тогда два пятиалтынных, — сказал он. — Хватило бы еще на минуту…
По его голосу я понял, что он улыбается.
— Хотя, с другой стороны, — продолжал он, — что можно сказать за минуту?
— Очень многое, — промолвил я. — Разве не так?
— Приезжай поскорее, — сказал Юрка. — Слышишь?
— Слышу, — ответил я. — Постараюсь выполнить твое желание. Я скучаю по тебе.
Он сказал:
— Я тоже.
И тут наш разговор мгновенно окончился, монет у меня больше не было, и я даже не успел спросить, слышит ли Мила, что мы говорим; впрочем, нет, я бы не стал спрашивать о ней.
Я вышел из здания телеграфа. Было дождливо, пасмурно, но в душе у меня жила радость: он ждет меня. Скучает по мне. Вот так вот сам и признался, я его ни о чем не спрашивал, не тянул из него какие бы то ни было слова.
Он два раза спросил, когда я приеду, и сказал: «Приезжай скорее».
И, когда я сказал, что скучаю по нему, он ответил: «Я тоже».
Вот так. Я знаю его с первого дня. Знаю, как мне думается, все или почти все о нем. Он не любит кривить душой, лгать, притворяться. Не любит и не умеет. Стало быть, то, что он сказал, — чистая правда.
Интересно, подумал я, раз Мила дома, она, выходит, слышала наш разговор? Как она отнеслась к нему? Хватило ли у нее ума не вмешиваться, потому что поняла, что Юрка был и останется моим сыном, что бы она ни говорила…