Истории, рассказанные вчера

Килеса Вячеслав Владимирович

— Не упрощайте, — поморщился Ивлев. — Смола в котлах — примитивно. А молодость? Не желаете?

— Желаю — вздохнула Дарья Владимировна. — Но не от вас.

— Не все ли равно, кем совершено чудо?

— Чудо — середина явления, есть его начало и конец, остающихся во власти создателя, то есть у вас… Предложенное Вами приводит к судьбе, перечеркивающей прежнюю. Отказ от минувшей жизни означает предательство людей, помогавших ее осуществлению… Оставим разговор, он бесполезен… Я довольна той, какой была.

— Но есть же у вас проблемы?! В чем?

Дарья

Владимировна задумалась и тихо-тихо произнесла:

— В боли… Она раздирает тело, мысли. Волнуюсь за сына, внуков: как они дальше без моей помощи?!

— Боль — это хорошо: постараюсь ее увеличить. Трудная жизнь — не обязательно легкая смерть, — зло ухмыльнулся Ивлев. — Жаль терять ваш род, но он у нас не последний.

Встав, махнул рукой — и пропал вместе с креслом и Дарьей Владимировной.

Растерянно зайдя в опустевшую столовую, подошла к залепленному снегом окну.

Метель усиливалась, обещая наутро сугробы. «Идут белые снеги, как по нитке скользя» — вспомнилось стихотворение… Странный разговор… Почему меня, стоявшую рядом, не заметили?! Загадка — еще одна.

23.01.99 г.

Дарья Владимировна не встает — упала с ведущих на второй этаж ступенек и сломала шейку бедра. Юлька толкнула — они на ступеньках вдвоем были, — но доказать невозможно.

В свободное от работы время читаю учебники: летом поступаю в медицинский институт.

Ивлев исчез. Говорят, выписался в канун Нового года. Получается, все привиделось.

24.02.99 г.

Стефан Цвейг писал о звездных часах, случающихся в судьбе каждого человека. Возможно, несколько таких часов я пережила прошлой ночью.

Рабочий день был обычный: процедуры, хлопоты, разговоры. Около двадцати трех часов, сделав больным уколы, присела на диван отдохнуть и незаметно уснула.

Разбудила вспышка яркого света. Открыла глаза и ахнула: комната для персонала, где я находилась, превратилась в огромный, переливающийся цветами радуги зал, в котором вместо дальней стены плавал ускользающий в бесконечность туман. Неподалеку от меня в серебристом кресле сидела Дарья Владимировна, всматривающаяся в мелькающие в тумане тени. Это были люди: появляясь из тумана, они подходили к Дарье Владимировне, кланялись и останавливались возле боковых стен. Я поразилась разнообразию одежды: жупаны, плащи, сарафаны, кожуха, рясы, камзолы… Различные по возрасту и схожие обликом, они молча приветствовали прибывающих, теснясь и освобождая им место.

— Люди одного рода исчезнувших времен, — догадалась я. — Настоящее переливается в прошлое, как река в океан, и там остается, всегда готовое вернуться. Сейчас — один из таких моментов.

Наряды гостей осовременились: замелькали фраки, длинные и короткие платья, куртки, пиджаки, блузки. Лицо Дарьи Владимировны оживилось и я увидела направляющуюся к нам семью. Обогнав всех, торопилась шестилетняя девочка; за

ней бойко цокала каблуками симпатичная девушка с надменным лицом, — ее поддерживал под руку парень в солдатском обмундировании.

Последними шли властная, ослепительно красивая женщина и влюблено посматривающий на нее высокий мужчина.

Остановившись, пришедшие низко поклонились; Дарья Владимировна махнула рукой, предлагая девочке и женщине встать слева и справа от кресла.

Просияв лицом, девочка побежала на указанное место, а женщина, поколебавшись, отрицательно качнула головой и вслед за мужчиной и парнем отошла к стене. Зато надменная девушка, с вызовом глянув на Дарью Владимировну, гордо направилась к креслу, — и остановилась, услышав негодующий возглас присутствующих. Покраснев от злости, девушка сердито передернула плечами и вернулась к семье.

Поток гостей иссяк: все застыли в ожидании. Издалека, приближаясь, послышались шаги: показался пятидесятилетний старик в дорогом камзоле и парике. Гордо подняв голову и ни на кого не глядя, он подошел к креслу и нехотя, пересиливая себя, опустился на колени. Наступила тишина. Все смотрели на старика: кто с ненавистью, кто с презрением. Я обратила внимание на Дарью Владимировну: ее лицо выражало сочувствие.

— Встаньте, граф! — сказала она. — Мы сейчас на одном корабле проклятия и не будем разбираться, какая причина забросила туда всех триста лет назад.

Граф удивленно посмотрел на Дарью Владимировну, потом на стоявшую рядом девочку — и побледнел, словно что-то увидел. Оглянувшись, он медленно повел взором, рассматривая окружающих, — и поник головой.

— Простите! — глухо произнес старик. — Как много боли, и вся — на мне!

— Встаньте, граф! — раздался заполнивший зал голос — он принадлежал появившемуся возле кресла старцу в епископском облачении. — Вы и ваш род прощены! Свидетель этих слов: присутствующая здесь представитель другого рода врачующая больных Оксана.

Я почувствовала на себе множество взоров.

— Я медсестра, а не врач! — вырвалось у меня.

— Будешь врачом — и не только им! — улыбнулся мне старец и торжественно поднял руки:

— Срок проклятия истек. Живое — живым, мертвому — мертвое! Пребывайте с Господом и с миром! Аминь!

Зал растворился в клубах сгущающегося тумана. Послышался далекий, исчезающий в пространстве голос: «Простит нам грехи наши и очистит нас от всякой неправды..» — и настала тишина.

— Проснись! — кто-то тряс меня за плечо.

Я открыла глаза: возле меня стояла Юлька.

— Там твоей старухе плохо, — насмешливо сказала Юлька. — Займись, а то еще окочурится в нашу смену!

Подхватившись, я побежала к Дарье Владимировне. Ее лицо посинело, она задыхалась. Я быстро сделала уколы и позвала дежурного врача.

— Молодец, правильно лекарства подобрала — одобрил мои действия врач. — Больная скоро заснет, хотя, — врач философски пожал плечами, — пару дней протянет, не больше.

27.02.1999 г.