Истории, рассказанные вчера
Шрифт:
— Да, какие-то придворные дела, — пробормотал Вечеслав и покраснел, поняв нелепость сказанного.
— В результате ее поездок в Венеции республиканское правление сменилось на монархическое, а в одном из немецких государств вместо предполагавшегося принца взошел на престол другой.
— Хорошо! — нашел еще одно возражение Вечеслав. — А почему я остался жив после уничтожения скита?
— Не знаю! — задумчиво произнес Серафим. — Для меня это загадка. Зато я знаю, как ты оказался в колодце.
— Мария!? — ужаснулся Вечеслав. — Но зачем?
— Ты с дочерьми часто ходишь в церковь? — неожиданно спросил Серафим.
— Конечно! —
— К Богу она безразлична, а не к религии, — яростно возразил Серафим. — Слово «ведунья» означает «ведьма», причем Мария — ведьма в четвертом поколении и свои знания унаследовала от матери. У вас подрастают две дочки, которым пора учиться ведьмовскому умению, а препятствие к этому — бывший «серый ангел», живущий на зарабатываемые черной магией деньги и приучающий дочерей к православию. Кстати: ты их крестил?
— Договорились на конец лета, — растеряно ответил Вечеслав. — Раньше Мария из-за поездок не могла.
— Тогда понятно, почему Мария приговорила тебя к смерти. Думаю, она тебя любит, но своих детей и ведьмовскую сущность любит больше. Еще вопросы есть?
— Только один: митрополит знает?
— Нет. Я в церкви занимаю достаточно высокое положение, чтобы подобные вопросы решать самостоятельно.
— Откуда ты узнал, что я сижу в колодце?
— Помнишь мой дар ясновидения? Во сне я увидел тебя в каменном мешке, измученного, теряющего надежду — и поспешил из Киева. Этот же дар подсказывает, что завтра перед заходом солнца графиня придет к колодцу, чтобы удостоверится в твоей смерти: ей нужно найти тело мужа для похорон и статуса вдовы. Можешь в этом убедиться: вчера я восстановил на пустоши ту картину, которую она оставила, когда проверяла, поймался ли ты в ловушку.
Серафим встал из-за стола.
— Прощай! Пусть твоя совесть и долг перед мертвыми помогут принять решение. Я графиню не тронул раньше, не трону и сейчас: она — твоя жена. А ты мне был братом.
Серафим вышел. Вечеслав слышал, как он сел на коня и поскакал прочь.
— Ни обнялись, ни поцеловались на прощание, — подумал Вечеслав. — Словно попутчики до перекрестка.
День прошел в метаниях сердца и разума, а ночь в тяжелых, обрывочных снах.
Поднявшись с первыми солнечными лучами, Вечеслав проделал комплекс упражнений, доел кашу, прибрал в избе и, оседлав оставленного Серафимом коня, поскакал к Староильменской пустоши. Доехав до середины пути, спешился, отпустил коня и отправился пешком, выверяя направление по солнцу. Подойдя к капищу со стороны, противоположной тропинке, осторожно, не оставляя следов, взобрался на полуразрушенную крышу неподалеку от колодца и, улегшись на обгоревшую балку, приглушил эманацию сознания., — настолько удачно, что пара задравшихся воробьев избрала Вечеславову спину местом для поединка.
Как и предсказал Серафим, Мария появилась ближе к вечеру. Подойдя к колодцу, она остановилась, прислушиваясь и оглядываясь вокруг, удовлетворенно кивнула головой и принялась освобождать от жердей и веток верхушку колодца.
Вечеслав смотрел на жену так, словно впервые ее видел. Ему почудилось, что он обознался, и эта деловито оттаскивающая жерди женщина ему незнакома, — и когда завал был расчищен и женщина нагнулась, всматриваясь
— Мария!
Женщина обернулась. Да, это была Мария, — но такого смятенного, смешанного со страхом выражения лица он никогда у нее не видел. И, не в силах сдержать сдавившую его боль, Вечеслав быстро шагнул и толкнул жену в колодец. Изогнувшись телом, Мария попыталась выпрямиться, взмахнула руками и с криком полетела вниз.
— Господи, что я наделал! — потрясенно прошептал Вечеслав.
Вытащив из-за пазухи веревочную лестницу, он закрепил ее конец и поспешно спустился на дно колодца.
Кол пробил спину и вышел из груди, рядом с сердцем. Мария была еще жива: когда Вечеслав, подхватив ее тело, попытался снять его с кола, она очнулась и, глядя Вечеславу в глаза, выдохнула:
— Не виновата: тебя обманули! Прощай!
Эти слова оказались последними.
Вытащив из колодца тело жены, Вечеслав положил его на круп коня, на котором приехала Мария, и, взгромоздившись в седло, поехал в имение. Объяснив встретившим его слугам, что графиня, упав с лошади, напоролась на сук, велел отнести покойницу в часовню и приготовить для похорон.
Пройдя в детскую, Вечеслав обнял повисших на нем дочек, взволнованно спрашивавших:
— Папа, ты уезжал, да? Ты такой старый стал и седой! Что случилось, папа?! А где мама?
— Все хорошо, доченьки! Пора спать.
Уложив детей в постель, Вечеслав сел в кресло, ожидая, когда они уснут: пусть эту ночь Лиза и Даша проведут счастливо, не зная, что остались без матери.
ПРОКЛЯТИЕ
Заботили отпечатки заметных на снегу лошадиных копыт: вдруг какой-нибудь умник спросит, что делал и кого ждал за старым сараем неизвестный наездник.
Казацкое войско славилось следопытами; остается надеяться, что до темноты никто на отпечатки не наткнется, а позже все скроет навороженная на ночь метель К тому же из корчмы все выедут пьяные, на поиски следов неспособные. Черт возьми, долго они будут бражничать?! Холодает, а пятидесятилетнее тело не так легко переносит мороз, как в молодые годы. Ага, вот они!
Толпа всадников с хохотом и свистом мчалась по снежной дороге. Впереди на буланом жеребце скакал любимец военной фортуны, полковник казацкого войска Тарас Самойленко, муж графини Елизаветы Мудрак, на которой женился два года назад, — и с тех пор, в промежутках между походами, занимался в основном тем, что пропивал в кабаках доставшееся ему приданное, заодно поколачивая пытающуюся его усовестить супругу.
Дорога, по которой мчались всадники, сворачивала на деревянный мост, связывающий берега реки Свирь, быстрое течение которой, разбиваясь о каменные выступы и бушуя в водоворотах, не позволяло воде превращаться в лед даже при сильных морозах.
Самойленко, гикнув, вырвался вперед. Он привык быть первым, этот полковник — и в военных, и в любовных битвах, — чем покорил Лизино сердце, оттеснив галантным натиском окружавших ее кавалеров.
Пора! Граф Мудрак вытянул руку и, как только конь Самойленко достиг середины моста, ударил по лошадиному туловищу шаром энергии, удовлетворенно наблюдая, как, ломая перилла, с диким ржанием падает буланый вместе с наездником в яростные воды Свири.