Истории, рассказанные вчера
Шрифт:
Усмехнувшись бестолковой суете и крикам спешивающихся казаков, граф пришпорил коня и углубился в лес, решив достичь имения кружным путем.
Смеркалось, но здешние места были знакомы и темнота не мешала. Душа ликовала, наслаждаясь удачно выполненным делом. Теперь Лизу никто по миру не пустит и оскорблять не посмеет! Если не найдут прямых доказательств, мести не будет: мало ли по какой причине шарахнулся буланый в речку!
Если б не дочки, постоянно приносящие проблемы, граф свою жизнь счел бы безмятежной. Польский король после оказанных ему услуг Мудраку покровительствовал, киевская власть не трогала — слишком много секретов знал бывший «серый ангел». У Запорожской Сечи, метавшейся между Москвой,
Свернув в дубовую рощу, граф осторожно спустился с горки, пересек ручеек и выехал на ведущую в имение дорогу. Никто из проезжих не встретился, лишь следы копыт тянулись узором по скатерти. Ладно, метель скроет: необходимые заклинания и магические действия граф произвел заранее.
Дорога свернула направо, мимо кладбища. Взглянув на могилы, граф улыбнулся, вспомнив, как два года назад, вычитав в старинном фолианте заклятья, занялся оживлением мертвецов. Опыты оказались успешными и ожившие скелеты, бряцая костями и грозя перепуганным проезжим, долго бродили по кладбищу, стремясь выйти за ограду. Затею испортил поп, организовавший на кладбище церковный ход и именем Христа вернувший мертвецов под землю, — а затем вздумавший обличать графа перед паствой как богоотступника и некроманта. Пришлось наслать попу видение Апокалипсиса, сделавшее из попа юродивого. С тех пор церковь в имении стоит пустая — никто из церковной братии служить здесь не хочет, — и крестьяне вынуждены молится в соседнем селе. Графа это не печалило — он забыл, когда переступал церковный порог, — что касается слуг, то набирались они из людей лихих и верных, от Бога далеких.
Показалось двухэтажное здание усадьбы. После замужества Лизы и переезда в Киев Даши, ставшей женой французского посланника в Малороссии, дом опустел, и если бы не чтение книг и магические опыты, граф не знал бы, куда деваться от скуки. После похорон жены Мудрак несколько лет жил в Европе, — и вернулся, решив, что тамошние нравы не для него.
— У вас гость, ваше сиятельство! — вполголоса предупредил слуга, когда граф, спешившись, передал коня попечению кучера. — Кто — не сказал, но похож на священнослужителя. Ожидает в гостиной.
— Ладно, — нахмурился граф, направляясь к крыльцу, — и, внезапно остановившись, спросил:
— Ужином покормили?
— Отказался. Даже к воде не притронулся.
— Вот как, — задумался граф. Гость, пренебрегающий едой и водой приютившего его дома, мог быть только врагом. — Посмотрим, что ему надо!
В гостиной горела свеча; гость расположился в стоявшем в темном углу кресле и, казалось, дремал.
— Вечер добрый! — зайдя в гостиную, произнес граф. — Я — хозяин этого дома.
Слушаю вас!
— Добрый вечер! — отозвался гость, поднимаясь с кресла. — Я — епископ города Киева, отец Серафим.
Граф вздрогнул:
— Серафим!
Впервые за многие годы граф ощутил холодок страха, потому что приезд Серафима мог означать только одно.
— Да, ты все понял правильно! — грустно произнес Серафим. — Святая церковь устала от творимых тобой беззаконий и я здесь как вершитель правосудия.
— Хорошо! — согласился граф. — Присаживайся, поговорим: приговор еще не произнесен.
И, усевшись за стол красного дерева, показал на кресло
— Если тебе так удобней — с непонятной усмешкой сказал Серафим, выполняя просьбу Мудрака. — Твое противодействие нашим планам мы ощутили давно: когда было захвачено поляками и исчезло без следа направлявшееся в Киев русское посольство, когда кто-то склонил к измене гетмана Демьяна-Многогрешного, закончившего свою жизнь в Сибири, когда стража неприступной крепости Каменки открыла ночью ворота турецкому войску.
— Все — из-за денег, без политических симпатий, — перебил Серафима граф. — Доходов имения не хватало, а нужно было собрать приданное дочерям. Поэтому брался за любую работу: деньги не пахнут.
— Деньги пахнут всегда: потом, которым их заработали. Твои деньги пахли изменой.
— Я жил, стараясь никого не трогать, а если задевали меня — защищался.
— Защищался — но как? У помещика Трясовского, подавшего на тебя в сеймский суд обоснованную жалобу, ты возбудил раковое заболевание, и помещик умер за день до суда; мешавшего тебе в свите короля Казимира шляхтича Венцовского загрызли собственные собаки.
Серафим вздохнул.
— Когда-то для защиты многострадальной Украины нас, горсточку юношей, научили страшным по силе умениям, — я, кстати, как и митрополит, убежден, что школ, подобных «серым ангелам», церковь создавать не должна. Но дело было сделано: пусть не во всем благое и не всегда совпадающее по результатам с целями. Но ты предал идею этих людей и мощь, взращенную для борьбы за Отчизну, бросил на поддержку трухлявого особняка и благосостояния своего семейства.
Серафим посмотрел на графа:
— Что скажешь, Вечеслав?
— Ничего, — Граф сидел бледный и угрюмый. — Говори, я слушаю.
— Ты похоронил Марию на церковном кладбище? — неожиданно спросил Серафим.
— Там, — кивнул головой граф. — И это подтверждает, что ведьмой она не была, — иначе церковная земля ее бы не приняла.
— Да, Вечеслав: за секунду до смерти она перестала быть ведьмой, потому что с предсмертным выдохом передала свою злую силу тому, кто был рядом: тебе, Вечеслав, превратившемуся из «серого ангела» в колдуна и некроманта Мудрака.
Ты ведь после похорон Марии ни разу не зашел в церковь?
— Твоя правда, — согласился граф. — Что-то отбрасывало, не пускало. Но, поскольку мы заговорили о том времени, позволь мне кое что рассказать.
Похоронив Марию, я занялся ее бумагами, убедившими меня, что Мария была тайным агентом короля и выполняла его поручения, — как ты и говорил. Среди бумаг я обнаружил переписку Марии и короля, где излагалось следующее: отец Леонид и отец Антоний, вопреки приказу митрополита, начали готовить новый набор в школу «серых ангелов». Митрополиту сообщил об этом некто из действующих «серых ангелов», после чего митрополит решил ликвидировать Митрополянский скит: вместе с ее обитателями. Казаков привлечь к этому мерзкому делу остереглись, поэтому заплатили польскому королю, выделившему отряд драгун, который Мария довела до корчмы и передала под командование представителю митрополита.
Граф внимательно посмотрел на гостя:
— Получается, что человеком в маске, командовавшим далее драгунами, был ты, Серафим. А если так, то и колодец: твое изобретение. Не зря показались мне странными секретный знак в письме, проверочный камень и заранее приготовленная избушка с припасами, а также твой мгновенный рост в церковной иерархии. А с Марией: вы решили убрать ее моими руками?
— Ты не прав, — мягко ответил Серафим. — Переписка поддельная и готовилось для тебя, — если начнешь Марию подозревать. И мне жаль, что так получилось: с Марией и тобой. Наверно, поэтому все эти годы я сдерживал направленный против тебя гнев церкви, но сосуд переполнился, и я ничего не могу поделать.