Истории, рассказанные вчера

Килеса Вячеслав Владимирович

Ивлев удивил. Поздно вечером поднялась на второй этаж (наш корпус двухэтажный), цветы поливаю, скандал с Юлькой переживаю, и натыкаюсь на Ивлева. Уставился на меня и шепчет:

— От старухи держись подальше!

— Конечно! — согласилась я, — что еще сумасшедшему скажешь?!

И не спросила, почему говорить начал.

26.11.1998 год.

С Юлькой общаемся только по работе. Старуха заболела, лежит в постели.

Отдых,

конечно, относительный — в комнатах по двенадцать человек, кровати почти вплотную стоят. Врач пытался выяснить, почему ребро сломано, но старуха молчит: то ли забыла, то ли жаловаться не хочет.

От ее сына денежный перевод и письмо получили: сломал ногу, находится в больнице.

Вчера ночью шок испытала. После полуночи решила по палатам пройтись.

Обычно на дежурстве книжку читаю, а тут толкнуло что-то. Заглянула в одну палату, вторую: все спят, ночники желтым огнем светятся, дождь по зарешеченным окнам постукивает, на ночлег просится. Захожу в комнату, где старуха лежит, и окаменеваю: стоит над старухой Ивлев с подушкой в руках и старается ее к старухиному лицу прижать, а та на него смотрит и словно отодвигает подушку глазами. И молчат оба.

— О. господи! — вскрикиваю. — Ивлев, ты что делаешь!

Ивлев оглянулся, бросил подушку на пол и в дальний угол направился. Я подбежала к старухе:

— Он вам ничего не повредил, Дарья Владимировна?

Старуха глазами меня поблагодарила, — я это так отчетливо почувствовала, словно она вслух сказала, — и отвернулась.

— Сейчас врача и санитаров вызову: Ивлева связать, — говорю ей. Смотрю в угол, где Ивлев должен быть, и вновь окаменеваю: в комнате никого нет.

— Ивлевская палата на верхнем этаже — соображаю. — Он и попасть сюда мог, только мой стол миновав. Неужели галлюцинация?! Но подушка…

Подняла ее — она с соседней, пустой кровати оказалась, — положила на место, и в палату Ивлева отправилась. Тихо, спокойно; все спят, а Ивлев даже храпит.

Конечно, никому и слова не сказала: а что говорить?!

14.12.98 г.

У меня неприятности: деньги на работе пропали! Женщина на лекарство родственнице привезла, врача не было, мне оставила. Я во внутренний карман куртки положила, а когда уколы делала, куртку сняла. Кинулась потом: денег нет.

Думаю, Юлька взяла: только она видела, как я деньги прятала, но разве докажешь?! Аванс получила и почти весь отдала. Мать расстроилась: мы и так, несмотря на подработки — мама, кроме учительства, на дому шьет, а я, когда не дежурю, полы в баре мою, — еле концы с концами сводим.

На улице первый снег. Вышла из отделения свежим воздухом подышать — и тут больных на прогулку вывели. Бредут, смотрят по сторонам, словно вспоминают что-то и никак вспомнить не могут. Бедные люди!

Ивлев от меня подальше держится. Я, когда укол делала, шепнула ему:

«Старуху

тронешь — отравлю!». Надеюсь, поверил.

Дарья Владимировна ходить начала. При встречах мне улыбается: единственной из персонала.

Она, конечно, сумасшедшая. Прошлой ночью я прошлась по палатам, смотрю: ее кровать пустая. Перепугалась, бросилась на поиски и натыкаюсь на нее в столовой: стоит ко мне спиной и с пустотой разговаривает.

— Мама, зачем вы так?! — говорит отчетливо, словно кого-то видит. — Вы забыли, что есть Светлана. Да, темный путь. Нет, не знаю ничего. А Лида там, с вами? Я последнее письмо пять лет назад получила, потом письма возвращались.

Рухнула страна, что там судьба нескольких человек! Не помню. Провалы памяти, я не всегда понимаю, где живу, что говорю. Слава Богу, немного осталось! Я кому-то мешаю, если б не ваша помощь… Сын, внуки? Потерявшая память хуже, чем мертвая — нет ни друзей, ни близких. Мама, где ты? Мама?

Замолчала и вздохнула: тяжко-тяжко. Мне отчего то неловко сделалось, за занавеску отступила и ничего не сказала, когда она мимо меня в палату плелась.

1.01.1999 года.

Первый день Нового года! Встречала его на дежурстве, устала, но спать не хочется: много впечатлений, нужно записать.

31 декабря я, Вася и Юлька нарядили выставленную в холле елку, срубленную плотником в соседнем лесу. По распоряжению главного врача вызвали из города мастера, отремонтировавшего телевизор (полгода не работал!). Из привезенных родственниками сладостей выдали больным по две конфеты и три штуки печенья: радость неописуемая!

Новый год. Старая жизнь.

Когда уложили больных спать, Юлька вытащила шампанское, пришлось пить.

Вася запасся бутылкой водки, но я проявила твердость и опустошал он ее на пару с Юлькой.

Новогодний огонек оказался скучным и я, оставив Юльку и Васю у телевизора, отправилась по палатам. Обнаружив отсутствие Дарьи Владимировны, сразу поспешила в столовую. Она была там — и не одна. Напротив нее, сидевшей на обшарпанном больничном стуле, развалился в огромном красном кресле (интересно, откуда оно у нас появилось?) Ивлев.

— Чем плох темный путь? — вопрошал Ивлев, сердито разглядывая Дарью Владимировну. — Он дает власть, богатство, силу — то, что позволяет наслаждаться земной жизнью. А упоение местью? Хотите: ударившая вас санитарка оближет сейчас вам ноги, а потом окажется на колу в глухом ущелье?

— Зачем мне эта мерзость?! — с отвращением ответила Дарья Владимировна. — У девчонки карма: жить среди ударов, наносимых то ей, то ею. И то, к чему она идет, страшнее, чем предлагаете. Зло, причиненное даже злым людям, остается злом. Поймите: я получаю удовольствие не от страданий, а от радости мира. И полет бабочки для меня прекраснее криков варящихся в смоле врагов.