История царствования императора Александра I и России в его время. т.5. (1871)
Шрифт:
Чрез три недели, Император Александр опять послал за Алленом и Грелье. Государь сказал им, что сделал некоторыя из предложенныхуими улучшеній, освободил нескольких заключенных, которых они считали, несправедливо наказанными, и что, будучи весьма доволен их книжкою септенцій из св. писанія, хотел ввести ее во все школы Имперіи. Далее — Государь говорил им, каким образом в 1812 году развилось в нем религіозное чувство. Имвератор, как и прошлый разу изъявил желаніе провести.,весколвко времени с „друзьями" в молчаніи, а потом, для принесенія молитвы, вместе с ними, стал на колени. Прощаясь, Государь был очень тронуть, залился слезами, и взяв руку Аллена, поцеловал ее: таково было изъявленіе восторга могущественнаго монарха в минуту, когда ов мнил в очію видеть наитіе божественнаго духа, озарявшая беседу его с двумя безвестными иностранцами.
Из Петербурга, где квакеры пробвіли четыре месяца, они отправились, чрез Москву, на юг Россіи, и там, между прочим, при посещеніи молокан, выразили большое сочувствіе к этой секте, найдя в религіозных понятіях
В последствіи Император Александр снова имел свиданіе с Вильямом Алленом, в 1822 году, в Вене, где Государь остановился на пути в Верону. Квакеры, ревностно продолжая борьбу, против торговли неграми, хотели, чтобы она подвергалась преследованію на-равне с морским разбоем, и для проведенія этой меры на предстоявшем конгрессе надеялис воспользоваться вліяніем Россійскаго Монарха. Император Александр принял Аллена как друга, и говори л с ним о меннонитских колоніях, о русских ланкастерских школах, о гречсеком вопросе, и наконец о торговле неграми, обещая сделать на конгрессе все, что может, по этому предмету. За этим свиданіем последовало несколько других. Александр постоянно был милостив к Аллену, поверял квакеру свои религіозныя думы и внутреннюю борьбу, проводвл с ним несколько времени в самоуглубленіи и безмолвной молитве, и на прощанье обнял и три раза поцеловал квакера, сказал: „Ах! Когда и где мы еще встретимся?" (12).
Заботы „друзей" об улучшеніи судьбы заключенных нашли сочувствіе в нашем высшем обществе. Миниетр духовных дел и народнаго просвещенія, князь Голицын, получивь от-Веннинга записку „осодержаніи темниц", с изложеніем главных правил, коими руководилось лондонское попечительное общество о тюрьмах, довел о том до сведенія Императора, а потом, на основаніи Высочайшей воли, препроводил записку на разсмотреніе к петербургскому военному генерал-губернатору, который, совершенно одобрив помянутыя правила, признал весьма полезным учрежденіе такого-же общества в Россіи. За тем, князь Голицын представил, как записку Вевнинга, так и свой проект, на утвержденіе Государя, которое последовало вместе с назначеніем самаго министра президентом общества (13).
В записке Веннинга, после справедливаго упрека равнодушію, встретившему труды на пользу страждущих безсмертнаго друга человечества Говарда, автор излагал средства, которыя лондонское общество находило удобнейшими к исправленію преступников, именно: 1) непрестанный присмотр за ними; 2) разбор и разделеніе их; В) наставленіе в религіи и нравственности; 4) постоянное занятіе и 5) уединеніе преступниковъ.
Для присмотра за преступниками, два члена комитета общества были обязаны посеіцать тюрьмы по два раза в неделю, чтобы лично видеть хозяйственное устройство и содержаніе заключенных, поведете надзирателя и его помощников, снравляться о поступках и склонностях преступников, а также о занятіях их работами. Члены - посетители обязаны выслушивать жалобы заключенных и принимать просьбы, относящіяяся до их содержанія и обхожденія с ними, не входя однакоже в разбирательство их преступленій, и о всем замеченном при осмотре доносят комитету. При подобных осмотрах, члены лондонскаго комитета убедились в утепштельном факте, что из множества преступников нашлось весьма мало таких, кои вовсе не подавали надежды к исправленію.
„Необходимость и важность разбора заключенных очевидны. Может-ли быть что вреднее, как совместная жизнь ожесточенных злодеев с людьми виновными пред законом, но способными загладить раскаяніем и добрыми делами свои проступки?
Еще ужаснее содержать вместе с преступниками людей только лишь подозреваемых в преступленіях, и которые, будучи оправданы, возвратятся в общество посрамленными, униженными в собственных глазах своих, и даже могут заразиться пороками, прежде им чуждыми. Но мненію славнаго Говарда, большая часть воровства и других преступленій измышляется в тюрьмах, кои, по истине, должны считаться школами порока.
„Для поученія заключенных главным правилам релпгіи и нравственности, необходимо учреждать в тюрьмах училища, в коих знающіе грамоте обучалибы чтенію и письму своих товарищей. Невежество и порок почти всегда неразлучны. Дляпервоначальнаго чтенія следует преимущественно избирать книги Священнаго Писанія. В воскресные и праздничные дни, должна отправляться Божественная служба. Необходимо совершенно запрещать употребленіе вина и всякаго рода игры, подающія повод к ссорам и неповиновенію.
„Одним из надежнейших средств к исправленію нравственно-павших есть постоянное занятіе их работами. По всей справедливости, можно сказать, что труд есть ангел-хранитель человека. Для снабженія орудіями и матеріалами различных рабочих, как наприм. сапожников, портных, ткачей, и проч. нужно иметь при тюрьме особую лавку.
„Одиночное заключеніе может служить к усмиренію самых буйных и ожесточенных преступников. Заключенный, будучи подвержен ужаснейшему наказанію — собственным своим мыслям о положеніи, в которое сам поставил себя, делается кротким, и по тому такое заключеніе может заменить цепи и телесное наказаніе“....
Таковы были правила, на основаніи которыхъ учреждено в Пстербурге „Попечительное общество о тіорьмах".
В 1819 году, Императоратор Александр по-сетил летом северныя области Имперіи и Финляндію.
Государь, проведя вместе с Августейшею своею матерью торжественный день ея тезоименитства, 22-е іюля, выехал в следующую ночь из Петербурга по тракту в Архангельск. Легко представить себе, с каким восторгом встречали его жители этих далеких стран, никогда еще неимевшіе счастія видеть своего Монарха. Государь пріехал в Архангельск 28-го, в 11 часов вечера. У собора ждали его военный и гражданскій губернаторы, с чиновниками разных ведомств, купечество и множество народа, приветствовавшіе желаннаго гостя радостными восклицаніями. Император, при входе в церковь, встреченный духовенс'гвом, с крестом и Св. водою, отправился из собора в приготовленный для него дом, в сопровождена бежавшаго в след за его экипажем народа. На другой день, иосле развода, Государь принимал чиновников морскаго, адмиралтейскаго, военнаго и гражданскаго ведомств, градскую думу, и градское общество архангельское, с хлебом и солью, а также иногородное купечество. После обеда, к которому были приглашены: губернаторы, контр-адмирал Лутохин, капитан над нортомъ и вице-губернатор, Государь обозревал госпиталь, военно-сиротское отделеніе, и ездил на известный своим прекрасным местоположеніем, лсжаіцій нротив Архангельска „Кегостровъ“. 80-го, Император опять был на разводе гарнизоннаго полка, иотом на ученье 14-го флотскаго экипажа, и осматривал въсоборе древности, в числе коих штандартъ'Петра Великаго, после чего, в то-же утро, посетил: гимназію, приказ обіцественнаго призренія, гарнизонный лазарет, инженерную школу, таможню и тюремный замок. После обеда, Государь ездил в Новодвинскую крепость, а вечером быль на бале, данном архангельским городским обществом. — 31-го іюля, онъпоеетил адмиралтейство, где, в присутствіи его, были спущены корабль и фрегат; за тем осматривал все адмиралтейскія заведенія, мае герскія и канатный завод, и отобедав у военнаго губернатора, выехал обратно в Каргополь. Жители Архангельска, не видавшіе у себя своих Монархов со времени Петра 1, выразили радость свою, по отбыли Государя, отслужив в соборе торжественное молебствіе о благополучном путешествіи Государя.
Император Александр, проехав чрез Олонец 8 августа, прибыл на следующій день около полуночи на пограничную станцію Финляндіи Сальмис и переночевав там, отправился далее в 5-м часу утра. По прибытіи в Сердоболь, 10-го в полдень, Государь посетил Валаамскій монастырь, а потом продолжал путь по тракту на Куопіо, куда пріехал 13-го. Император, пожелав видеть город Каяну, отправился на станцію Ниссиле, 15-го. При нем находились только: князь Волконскій, лейбъмедик барон Вилліе и квартирмейстерской части (генеральнаго штаба) прапорщик Мартинау. Отъ
28
Нисселе, где ожидал Государя посланный вперед для заготовленія квиртир поручик Гриппенберг, оставалось до Каяны 82 версты, из коих 80 сухим путем и остальныя озером. Император, прибыв 16-го, в семь часов утра, к берегу озера, где в маленьком поселеніи Хапаланкагас не было никаких строеній, кроме курной избы и конюшни, увидел в толпе собравшагося народа крестьянина Тервонена, бывшаго в 1809 году депутатом на сейме в Борго -и пожалованная по этому случаю медалью. Государь тотчас узнал его, и подозвав к себе знавшаго финскій язык Гриппенберга, сказал ему: „этот крестьянин мой старый знакомый". За тем, потрепав по плечу Тервонена, Государь поручил Гриппенбергу передать ему, что „Его Величеству очень пріятно возобновить с ним знакомство". Удивленный и растроганный ласковыми словами Государя, крестьянин выразил столь-же просто, сколько искренно, радость, которою преисполнила его милость Императора, удостоившаго своим посещеніем жителей столь далекаго края. Государь приказал спросить: женат-ли он, сколько имеет детей и доволен-ли своим земледельческим состояніем, и взяв его за руку, простился с ним. За тем, подойдя к избушке, Государь спросил: „где метрд’отель Миллер", и получив в ответ, что он в избушке готовить завтрак, хотел войти туда, но немог, по причине валившаго из двери сильная дыма, и услыша голос Миллера, спросил его: „гдеж моя столовая?"—„В конюшне—для перемены" — отвечал Миллер. „Все равно, лишь-бы нам было что поесть", сказал Государь, и войдя в так-называемую столовую, нашел ее очень забавною. Спустя четверть часа, подали завтрак. Государь занял место на конце длинная стола; возле его сел князь Волконскій, потом Гриппенберг, Вилліе и Мартинау. Во время завтрака, продолжавшагося около 20-ти минут, Государь был очень вееел. хвалил страну, называя ее „Северною Италіей“, и подвинув стеклянную баночку с брусничным желе к Гриппенбергу, сказал ему: „отведайте; это очень вкусно, только—не берите много, потому что я хочу его сколь можно долее поберечь. Мне подарила это пасторша в Тохмаерви“, и за тем стал спрашивать о Каяне, что подало случай Гриппенбергу доложить о назначеніи Императору квартиры в сем городе, у пастора Аппельгрена. Как в это самое время, Миллер подал два ананаса, то Государь, с обычною ему пріятною улыбкою, заметил, что „завтракать в окрестностях Каяны, в конюшне, и есть ананасы—было-бы слишком несообразно4*, и по тому приказал князю Волконскому спрятать эти редкіе фрукты, сказав: „я подарю их своей хозяйке, г-же Аппельгренъ“.