История частной жизни. Том 4: от Великой французской революции до I Мировой войны
Шрифт:
Резкое снижение возраста первого причастия ведет к тому, что оно перестает быть предвосхищением свадьбы. Было бы смешно дарить семилетней девочке такие же подарки, как двенадцатилетней. Таким образом, девчушка будет меньше думать о подарках и платье. Но это означало пренебрежение интересами торговли, которая расцвела вокруг ритуала: «Все члены семьи в этот день должны быть одеты во все новое; для матери это прекрасная возможность получить от супруга новый туалет; священное соседствует с профанным. Ассортимент есть на любой кошелек: для девочек из бедных семей предлагается платье и корсаж за 3,75 франка, вуаль и шапочка за 0,85 франка; для тех, кто побогаче, — шапочка за 15 франков и костюм, включающий в себя две юбки из муслина
Папа, безусловно, не рассчитывал, что первое причастие будет сопровождаться такой бессмысленной роскошью. Однако речь не шла о том, чтобы сделать менее торжественной религиозную составляющую этого события. Грандиозная церемония имела целью вызвать у прихожан — у родителей детей, принимающих первое причастие, у друзей, у всех верующих — прилив эмоций, сочувствия, чтобы хотя бы раз в год каждый христианин совершал таинство евхаристии.
Вот почему в течение долгого времени первое причастие совершалось на Пасху: оно «прекрасно побуждало к тому, чтобы все выполняли свой пасхальный долг». «Приходской бюллетень Сен–Сюльпис» так говорит о роли посредников между Богом и верующими, возложенной на причащающихся: «Очень многие из родителей и друзей сменяют друг друга перед алтарем, чтобы причаститься к Богу. Другие, менее удачливые или, может быть, менее отважные, завидуют их счастью, и не один из них, вернувшись домой, будет долго обнимать своего ребенка, чтобы получить от него частичку Иисуса» (25 мая 1909 года). Так через ребенка таинство из церкви попадает в семью.
Начиная с 1910 года заработала система, которая, не противореча посланию «Quam singulari», сохранит пышность этой церемонии, принятую в прошлом. Отныне первое причастие делится на два этапа: первый, который называют «маленьким» или «частным», происходит, когда ребенку исполняется семь лет; второй имеет место, когда он достигает 12–13-летнего возраста; это второе причастие называется «торжественным» и заменяет собой церемонию прежних лет.
Невозможно было просто перенести традиционное первое причастие с двенадцати–тринадцати лет на семь, потому что это не был только религиозный праздник, но событие, знаменующее переход из детства в отрочество. Шатобриан подчеркивал в своих «Замогильных записках», что как молодые римляне в определенный момент начинали носить тогу, так юные христиане принимают первое причастие. Сам он прошел эту церемонию в 1791 году, когда ему было 13 лет. Это, говорил он, был «момент, когда в семье решалось будущее ребенка».
Вступление в отрочество, отмечаемое религиозной церемонией, стало для всех членов семьи настоящим праздником, и отказаться от него не представлялось возможным. Этот ритуальный переход из одного возраста в другой навсегда остается в памяти. Сохраняются и его материальные «следы». С одной стороны, виновники торжества раздают близким благочестивые картинки, на обороте которых напечатано имя ребенка и памятная дата; с другой — они позируют у фотографа в традиционной коленопреклоненной позе на скамеечке для молитвы.
Праздники, дни рождения и юбилеи
Наряду с ежегодными общими праздниками и датами в каждой семье есть свои особенные праздники и даты.
Рене Беррюэль пишет в дневнике 23 марта 1908 года: «Сегодня мы поздравляли маму. Я сшила сумочку, мы спели песенку. Каждая из нас подарила по маленькой вазочке, а папа — туалетный столик с ящичками и зеркалом». Кларисса Жюранвиль в своем учебнике хороших манер восторгается этими семейными праздниками, «когда сердце может выскочить из груди от счастья». Она вспоминает волнение, вызванное всеобщим вниманием в дни семейных торжеств. Вот, например, слова юной девушки: «Отец положил мне в комнату то, о чем я давно мечтала; сестра вышила воротничок, мама приготовила великолепный торт
Эти даты, пишет она, очень важны для бабушек и дедушек. Дети и внуки готовятся к их празднику и поздравляют их. Они же, в свою очередь, пользуются случаем, чтобы собрать всю семью за праздничным столом. День рождения — это отличный повод укрепить единство семьи и регулярно поддерживать связи с близкими.
Особого внимания заслуживают годовщины свадьбы. Они отмеряют ритм супружеской жизни, от хлопковой свадьбы (один год) до бриллиантовой (шестьдесят лет), а между ними есть оловянная (десять лет), фарфоровая (двадцать), серебряная (двадцать пять) и золотая (пятьдесят лет). Праздники с участием детей, внуков и правнуков — это торжества по случаю основания семьи.
Старость, смерть и траур
Средняя продолжительность жизни на протяжении XIX века росла. В 1801 году она составляла 30 лет. В 1850-м — 38 лет для мужчин и 41 год для женщин; в 1913-м — 48 лет для мужчин и 53 года для женщин. Конечно, богатые имели все шансы прожить гораздо дольше бедных. Статистика такова: во Франции в период с 1870 по 1914 год «на 10 000 богатых мужчин в возрасте 40 лет умирало 90 человек, на 10 000 служащих того же возраста—130, на 10 000 сорокалетних рабочих—160 человек». В Бордо в 1823 году средняя продолжительность жизни в буржуазной среде составляла 49 лет и 33 года — в городских низах. В Париже в 1911–1913 годах в буржуазных кварталах смертность составляла и на 1000, в бедных —16,5 на 1000. Смертность от туберкулеза в разных социальных средах разнится вдвое.
Таким образом, буржуазная публика могла в конце жизни наслаждаться покоем. Представители свободных профессий должны были жить за свой счет, потому что в XIX веке право на пенсию имели только государственные служащие. Закон от 9 июня 1853 года устанавливал право выхода на пенсию в возрасте шестидесяти лет для военных, чиновников и университетских преподавателей при условии тридцатилетней выслуги. Закон фиксировал максимальную сумму пенсии: например, для служащих городской администрации она не могла ни при каких обстоятельствах превышать 6000 франков и двух третей среднего заработка за последние шесть лет работы.
Рабочие получали пенсию в исключительных случаях: речь могла идти лишь о государственных предприятиях, железнодорожных компаниях и некоторых крупных заводах. Многие вступали в кассу взаимопомощи. Что касается крестьян, они могли рассчитывать лишь на помощь семьи. Закон от 1910 года «о пенсиях для крестьян и рабочих», весьма спорный, затрагивает проблему лишь отчасти (см. Э. Хатцфельд).
В XIX веке врач или инженер, прекратившие профессиональную деятельность, жили на свои сбережения. Стабильность курса франка давала им возможность удалиться от дел в пятьдесят лет без снижения уровня жизни. Среди рантье многие являются выходцами из среднего класса. Пенсия — это воплощение мечты о досуге: больше не надо зарабатывать на жизнь, можно ежедневно наслаждаться свободным временем и жить для себя.
Буржуа уходили из жизни в своей постели. Больница в их глазах была «ужасным местом», где умирали одинокие бедняки. Даже клиники, рассчитанные не на простонародье, казались им местами ссылки. Смерть была вписана в концепцию жилья. Аббат Шомон писал в 1875 году, что супружеская спальня — это «святилище», которое однажды примет агонию. Вот почему там надо помещать «нежную, но весьма поучительную картину смерти святого Иосифа».
Члены семьи сменяют друг друга у постели умирающего. Жермена де Мольни рассказывала, как они, две сестры, под ростки, в течение двух лет ухаживали за матерью, которая умирала от рака в Лиможе в 1910 году. Сестра Мари Буало Изабель, скончавшаяся в Винье в 1900 году, в течение шести лет прикованная к постели, была окружена заботой племянниц.