История частной жизни. Том 4: от Великой французской революции до I Мировой войны

Арьес Филипп

Сестра, как правило, покоренная мужской культурой и опытом мира мужчин, восхищается братом и одновременно испытывает к нему глубокую, почти материнскую привязанность. Она боится, что он может заболеть, потерять веру, потерпеть неудачу. Родители, кстати говоря, рассчитывают, что дочь может благотворно повлиять на брата. Преданность Эжени де Герен Морису представляет собой крайность; однако те же чувства, может быть не такие сильные, мы находим у Сабины Одоар, которая, как представляется, гораздо сильнее привязана к своему брату Анри, парижскому студенту, чем к малоинтересному мужу, которого выбрала для нее семья. В обоих случаях прослеживается та же односторонность чувств, те же бесконечные жалобы на редкие письма и отсутствие доверия.

Сестра же является для брата воском, мягким

и податливым, что оправдывает пигмалионизм брата; иногда становится его двойником. В этих отношениях «мальчик» как бы приобретает боевой опыт; ему рано дается возможность создать образ девушки своей мечты и таким образом подготовиться к супружеству, которое ему приходится откладывать. Можно без конца приводить примеры таких пар, начиная с волнующих отношений Рене и Люсиль. Самые знаменитые из них — Бальзак и Лора, Стендаль и Полина, Мари де Флавиньи и Морис де Герен. Представляется, что экзальтация этих отношений, которая напоминает чудо двух существ, созданных друг для друга, и миф об андрогине, была более живуча в эпоху романтизма. В конце века эта тенденция сходит на нет: мягкая и нежная старшая сестра Жюля Ренара очень раздражала его.

Циркуляция семейных тайн

Как видим, семейная переписка в XIX веке была чрезвычайно напряженной. Члены семьи, живущие в разных местах, не теряли связи. Это заметно по случайно сохранившимся архивам Одоаров из Мерклюлора, Дальзонов из Шандола и Буало из Винье.

Переписка подготавливает визиты, сопровождает обмен подарками и услугами. В письмах рассказывают друг другу об общих знакомых, дают рекомендации и советы, сообщают биржевые слухи. По переписке можно судить о семейной иерархии. Место в ней зависит от того, каким по счету является ребенок в семье, или от личных достижений. Эме Дальзон, инженер из Сент–Этьена, сделал блестящую карьеру. Он очень любит своего брата Арсена, оставшегося дома. Он издалека помогает семье, берет на себя соблюдение многочисленных бюрократических формальностей; описывает брату последние новости шелководства, позволяет ему пользоваться связями своего тестя. Именно он выбирает пансионы для племянников и племянниц.

Переписка взрослых людей содержит мало откровений и признаний. В ней ничего не говорится о сексе. Читатель находит в ней больше сдержанности и меньше иллюзий. «Сумасбродства» остались в прошлом. В то же время в письмах без конца обсуждаются семейные тайны, кроме переписки Буало, где корреспонденцию было принято читать вслух всей семьей и где письма весьма скупы на откровенность. Сохранность семейных тайн очень волнует всех, по крайней мере тех, кто отвечает за домашнюю сферу. У Одоаров речь идет о душевной болезни старшего сына Огюста и проступках дяди–священника, который — мы никогда не узнаем почему — решил укрыться в монастыре Трапп. В переписке семьи Марты пути распространения семейных тайн принимают карикатурный характер. «Вина» девицы, любовницы конюха, выставляется на всеобщее обозрение с самого начала, с 1892 года, а подробности о том, что у покойного отца был сифилис, появляются понемногу. Намеки и недомолвки о «горе» матери, истерии дочери наводят на подозрения, пока наконец зять не выкладывает все начистоту. Становятся понятны страхи в связи с возможной женитьбой кузенов; вскрывается грустная судьба сестры Элеоноры, обреченной на безбрачие — лишь после ее смерти осмелятся сказать, что у нее была гидроцефалия. После всего этого образ Аделаиды Фук из «Ругон–Маккаров» не кажется столь ужасным.

Перед лицом собственных вины и порока семья сплачивается и хранит тайну. Бесконечное переживание горя в семье укрепляет и компенсирует отказ от бегства, нейтрализует искушение предать гласности подробности семейной драмы. Любопытно, что в самом сердце буржуазной семьи можно обнаружить те же черты, что этнологи находят у крестьян. Для видных буржуа, как и для зажиточных крестьян, сохранение тайны частной жизни — капитал чести и, следовательно, условие стратегического успеха. При этом и тем и другим необходимо проникнуть в чужие тайны. Если деревенская публика отправляет своих младших детей в деревенский кабак послушать,

о чем говорят односельчане, чтобы выработать тактику поведения, то буржуазные семьи, когда им нужно выяснить подробности о кандидате на руку и сердце дочери, прибегают к целой агентурной сети, сложность организации которой мы знаем.

Воспитание чувств и традиционное общение

Романтическая любовь

Любовь и поведение, которое она вызывает, пробуждают одновременно эротические мечты и напряжение в обществе. В этой сфере воображаемая модель и социальная практика тоже постоянно эволюционируют. Современная история оставила этот аспект неизученным, предпочтя подсчитывать количество добрачных беременностей, а не анализировать интимную переписку.

Оковы прошлого здесь очень крепки, к тому же никогда не следует упускать из вида старинные коды, которые исподволь руководят чувствами. Знают влюбленные XIX века о том или нет, но куртуазная любовь с ее размышлениями, ренессансный неоплатонизм и его ангелическая антропология, классический дискурс об «урагане страстей», осуждение «безумной любви» Реформацией — все это давит на них. Очевидно, что еще сильнее сковывает наследие эпохи Просвещения. Размышления метафизиков о сути души, мысли врачей и психиатров о статусе страсти, существовании двух сексуальных природ и опасности физиологических эксцессов, рассуждения теологов об относительной тяжести сексуальной вины определяют любовное поведение.

Не менее важны сначала появление, затем закат романтической любви. Разнообразные теории, определяющие связь души и тела, формируют фон новой организации любовного чувства; мы не будем это рассматривать. Лучше остановиться на биполярности женской природы, необходимой для понимания ментальности того времени. Отмеченная печатью давнего союза с дьяволом, дочь Евы в любой момент готова ринуться в омут греха; сама ее природа требует изгнания бесов. Женщина близка к органическому миру и знает механизмы жизни и смерти. Желая слиться с природой, она живет в постоянной угрозе со стороны земных сил, существование которых подтверждают нимфоманки и истерички. Когда поток этой кипящей лавы вырывается на свободу, слабый пол, ненасытный в любви, фанатичный в вере, пугающий своими безумными действиями, освобождается. Вдохновленные системой представлений, обновившейся на закате Старого порядка, художники XIX века сделают акцент на загадке женственности. Одновременно богиня и животное, женщина–сфинкс, женщина–змея с глазами, горящими хищным огнем, вполне соответствует стилю модерн, в том виде, в каком его блестяще проанализировал Клод Киге. Романисты, в частности Золя, введут этот волнующий образ пожирательницы в описание народа из предместий. Мужчинам того времени, одержимым страхом потери женщины, теперь следовало особенно ревностно контролировать сексуальность своих подруг и подчинять их мужской власти.

Здесь вмешивается религиозный код. Дочь Евы одновременно и духовная дочь девы Марии. Это белая, ангельская сущность женственности. Методизм уже восторгался искупительницей. XIX век будет искать в ней доброго ангела мужчины. Способная к состраданию, рожденная для милосердия, женщина должна быть вестницей идеала. В этом проявляется влияние мартинизма. Неоспоримое существование нематериальных сущностей — ангелов — требует наличия созданий- посредников, без которых божественная связь прервется. Женщина должна воспитывать себя, чтобы занять место этого посредника, после чего снизойти до мужчины и проявиться в нем небесным явлением.

Еще до утверждения догмата о Непорочном зачатии (1854) и роста числа свидетельств о явлениях Девы Марии (1846–1871) духовная литература и мистическая живопись говорят о бегстве от телесности к прозрачности ангелизма. Зародившаяся в недрах лионского иллюминизма, живопись Луи Жанмо, в частности прекрасная серия «Virginitas», передает это стремление. Молодая женщина поднимает глаза к небу и обеспечивает связь своего супруга с невидимым миром. В этой перспективе любовь будет вторым небом, близостью, пережитой в общем духовном приключении.