История изнутри. Мемуары британского агента.
Шрифт:
За три недели с 27 ноября по 18 декабря 1917 года я перевидал массу политических деятелей и экспертов. Мы вели бесконечные и ни к чему не приводящие разговоры. Этот период научил меня одному: человек в Лондоне имеет тысячу преимуществ перед человеком на арене действий. Тогда я был слишком молод, чтобы воспользо ваться этим уроком. В последующем году мне предстоя ло на горьком опыте узнать, что значит находиться на арене действий.
За это время у меня было одно волнующее приключе ние. 18 декабря я должен был обедать с Бонар Лоу на Кадогансквер. Был туманный вечер. Туман сопровож дался воздушной атакой. Я одевался под аккомпанемент орудийной пальбы и взрывов бомб. С трудом проложил себе дорогу через толпу на станцию подземной железной дороги Пикадилли и после долгих задержек и многих волнений я наконец с опозданием на час достиг дома сэра Артура СтилМэтленда. Стол был накрыт на восемь
На следующий день бесконечные разговоры послед них трех недель начали претворяться в действие. Сэр Артур снова устроил званый обед. На этот раз кроме меня пришли Г. В. К. Дэвис, профессор истории в Ок сфордском университете, и лорд Мильнер. Мы говорили попоздней ночи, и я повторил все свои аргументы в пользу необходимости завязать сношения. Лорд Миль нер отнесся ко мне очень доброжелательно. Уходя, он сказал мне, что мы с ним скоро встретимся. На следую щее утро меня вызвали на Даунингстрит. Там я встретил лорда Карсона и лорда Керзона. Оба с похвалой отозва лись о моей работе, и мы долго беседовали о России. В тот же день мы снова встретились в здании военного министерства в УайтхоллГардене. Присутствовали не сколько экспертов по русским делам, в том числе Рекс Липер и полковник Байрн. Нашим мудрым словам вни мали министры — генерал Смэтс, лорд Карсон и лорд Мильнер. Разговоры были довольно бесцельными. Лорд Мильнер был единственным министром, который имел хотя бы элементарное представление о географии России. Лорд Карсон едва не вывел меня из моего торжественно го настроения, серьезно спросив, какая разница между максималистами и большевиками. В конце совещания лорд Мильнер сказал мне, что кабинет в принципе при знает необходимость завязать сношения с большевиками, но что они не могут подыскать человека, способног! выполнить эту задачу.
Утром 21 декабря меня снова вызвали на Дауни стрит, 10. Мне пришлось ожидать минут десять. Потом меня ввели в длинную, низкую комнату, занятую огром ным столом. Заседание кабинета только что кончилось. Мр Ллойд Джордж, держа в руках пенсне, стоял у окна, оживленно разговаривая с лордом Керзоном. Моего покровителя, лорда Мильнера, не было, и мне пришлось долго ожидать, пока он наконец вошел и подвел меня к мру Ллойд Джорджу.
— Мр Локкарт? — спросил он. Он пожал мне руку и отступил на шаг, чтобы повнимательней рассмотреть меня. — Тот самый?
Я чувствовал себя очень глупо. Потом, когда он прив лек ко мне всеобщее внимание, он продолжал очень медленно, так, чтобы все могли слышать его:
Судя по Вашим отчетам, я ожидал увидеть мудрого, пожилого джентльмена с седой бородой.
Он похлопал меня по плечу, спросил, сколько мне лет пробормотал чтото о молодости и о Питте, который был премьерминистром в 24 года, и мы принялись за дела. Началось новое заседание, на этот раз под предсе дательством мра Ллойд Джорджа. В моем дневнике записано, что тогда он показался мне старым и усталым. Несмотря на это он очень живо и умело вел собрание. Он задал мне несколько вопросов о Ленине и о Троцком. Вопросы следовали один за другим так быстро, что я едва успевал ответить. Я понял, что у него уже сложилось определенное мнение по русскому вопросу. Позднее лорд Мильнер сказал мне, что на Ллойд Джорджа произвел большое впечатление разговор с только что вернувшимся из России представителем американского Красного Креста полковником Томпсоном, который в очень резких выражениях объявил, что считает безумием поведение союзников, до сих пор не вступивших в переговоры с большевиками. Когда наша беседа кончилась, мр Ллойд Джордж встал и, коснувшись вкратце хаоса, царившего в России, и необходимости войти в контакт с Лениным и Троцким, подчеркнул, какое огромное значение имеет при этом такт, знание страны и понимание обстановки. В заключение он сказал, что, по его мнению, место мра Локкарта в этот момент не в Лондоне, а в С.Петербурге. После этого меня отпустили.
В конце дня у меня было еще одно совещание с лордом Мильнером и лордом Карсоном. На этот раз присутствовал лорд Роберт Сесиль, ныне виконт Сесиль. и мне пришлось пережить очень трудные 15 минут.
Лорд Сесиль был товарищем министра иностранных дел. Он относился чрезвычайно скептически к мысли о пользе установления каких бы то ни было сношений с большевиками. В свете его позднейшего поведения как интернационалиста интересно отметить, что тот самый человек, который после войны так часто в Женеве сидел за одним столом с Литвиновым и Луначарским, в то время держался твердого убеждения, что Ленин и Троц кий были подкупленными германскими агентами и что они старались
В этот вечер лорд Мильнер и лорд Роберт уехали в Париж, а я отправился к родителям встречать с ними Рождество. Перед отъездом мне предложили оставить
мой номер телефона и быть готовым к тому, что меня в любой момент могут вызвать и снова послать в Россию.
В день Нового года я вернулся в министерство. За это время там выработали план дальнейших действий. Было совершенно ясно, что мне придется очень скоро ехать в Россию; в качестве кого — мне не сказали. Через три дня все мои сомнения рассеялись. Я должен был ехать в Россию во главе специальной миссии, чтобы завязать неофициальные сношения с большевиками. Сэр Джордж Бьюкенен возвращался на родину. Мне предстояло от быть на том самом крейсере, на который он должен был сесть в Бергене. Я получил весьма неясные ииструкции. Моя задача заключалась в том, чтобы завязать сноше ния. Я не был облечен никакими полномочиями. Если большевики предоставят мне необходимые дипломатиче ские привилегии, не будучи признанными британским правительством, мы сделаем такую же уступку в отноше нии Литвинова, которого большевики уже назначили со ветским посланником в Лондоне.
Мое положение сулило мне немало трудностей, но я принял свое назначение без всяких колебаний. Прежде всего нужно было получить рекомендательные письма к Ленину и Троцкому и установить modus vivendi с Литвиновым. Благодаря Рексу Липеру и то и другое удалось мне сверх ожиданий хорошо. Липер был в прия тельских отношениях с Ротштейном, впоследствии по сланником большевиков в Тегеране, а в то время штат ным переводчиком в нашем военном министерстве. У меня была долгая беседа с Ротштейном; ее содержание подробно записано в моем дневнике. Ротштейн, много лет живший в Англии, был типичным интеллигентом и кабинетным революционером. Он сказал, что Троцкий стремится не к сепаратному, а к всеобщему миру. Он отметил, что на месте Ллойд Джорджа он безусловно принял бы предложение Троцкого созвать мирную кон ференцию. Англия выиграла бы от этого больше всех. Попытки русских занять самостоятельную позицию кон чатся неудачей после выступления Троцкого, и Англия и Германия сумеют разрешить колониальные вопросы ме ЯДУ собой. Германия согласится почти на все условия, то QCTh на мир без аннексий и контрибуций. Может быть, °на пойдет на компромисс даже в отношении Эльзас Лотарингии. Во всяком случае, со стороны Англии было °ы абсурдом продолжать войну ради ЭльзасЛотарин
гии. Нет ничего легче, как разрушить сентиментальные соображения, не имеющие глубоких корней в народе Нам необходимо очень серьезно взвесить возможность заключения более выгодного мира через девять месяцев.
В то время на подобные предложения посмотрели бы как на измену. Теперь, когда Европа стонет под игом мирных договоров, они кажутся вовсе не такими безрас судными. (Кстати интересно отметить, что Ротштейн ошибся всего на полтора месяца в предсказании момента конца войны.)
Я уклонился от обсуждения вопроса о всеобщем мире, перевел разговор на Россию и изложил мои планы отно сительно ведения переговоров с его друзьями. Я выразил подлинную симпатию к желанию русских заключить мир и указал, что заключение сепаратного мира с Германией будет связано для России с большими затруднениями и что даже неофициальное сближение русского прави тельства с британским доставит России не меньшие выго ды, чем Англии.
Мы расстались друзьями. Ротштейн обещал исполь зовать свое влияние на Литвинова, чтобы получить от него рекомендательное письмо к Троцкому. Через не сколько дней все дело устроилось за столиком в рестора не Лайонса на Странде. Обе стороны были представлены: Литвиновым и Ротштейном от России и Липером и мною от Англии. Официального признания пока не по следовало. Неофициально Литвинову и мне предоставля лись известные дипломатические привилегии, в том числе пользование шифрами и дипломатическими курьерами.
Это был удивительный завтрак. За окном — свинцо вое январское небо. В плохо освещенном зале было темно и мрачно. Нам с Липером было ровно по 30 лет. Литвинов был старше нас на 11 лет, а Ротштейн на год или два старше Литвинова. Оба они были евреи, оба подвергались преследованиям и сидели в тюрьме за свои политические убеждения. С другой стороны, Литвинов его настоящая фамилия Валлах — был женат на англи чанке, а сын Ротштейна, британский подданный, служил в британской армии.
Душой разговора был Ротштейн. В его манере гово рить я нашел ту смесь лукавства и серьезности, которая впоследствии так пригодилась мне в переговорах с боль шевиками в России. Невысокий, бородатый, с темными живыми глазами, он был своего рода интеллектуальным