История изнутри. Мемуары британского агента.
Шрифт:
На войну он смотрел пессимистически. Давая мне окончательные инструкции, он подчеркнул серьезность моего положения. Если не удастся быстро ликвидировать угрозу подводных лодок, необходимо будет как можно скорей принять решение. Он не исключал возможности переговоров о заключении мира. Что касается России, положение стало настолько серьезным, что результаты моей миссии особенного значения иметь уже не могли. Моей главной задачей было нанести максимум вреда Германии, вставлять палки в колеса при переговорах о сепаратном мире и всеми силами укреплять сопротивле ние большевиков в отношении германских требований Все сведения о значении и о силе большевистского движе ния, которые я смогу собрать, представят исключитель ную ценность. О всех затруднениях я должен телеграфи ровать ему лично.
Мне трудно писать о лорде Мильнере иначе, как с глубоким восхищением. Он никогда не блистал на рыноч ной площади политической жизни. В нем не было лживо сти политического деятеля. Разумеется, он
боты делали его незаменимым. Он был незаменимым сотрудником Ллойд Джорджа, так как на него можно было положиться в том, что он прочтет все бумаги, проработает любой план и выскажет объективное и бес пристрастное мнение по любому поставленному перед ним вопросу. Благородный образ мыслей, исключитель ное личное обаяние, возвышенный идеализм, полное от сутствие личного честолюбия и глубокий патриотизм делали его идеальным вдохновителем молодежи. С мо лодежью он чувствовал себя лучше всего. Он любил окружать себя молодежью. Он верил, что нужно давать молодым работникам возможность проявить себя. До конца своей жизни этот человек, такой мягкий и чуткий в обращении и такой непреклонный в достижении своих целей, сохранял глубокий интерес к будущему Англии. Он был очень далек от того шовиниста и реакционера, каким его одно время представляло общественное мне ние. Наоборот, многие его взгляды на общество были поразительно передовыми. Он верил в хорошо организо ванное государство, где личные заслуги и таланты имеют большее значение, чем титулы или богатство. Он не чувствовал никакого уважения к изнеженному аристокра ту, а тем более к финансисту, который составил себе состояние не производством, а рыночными спе!суляция ми. Я был одним из последних молодых работников, поклонявшихся ему, и он до сих пор остался моим куми ром. В общественной жизни сегодняшнего дня я не вижу ни одного Мильнера, ни одного человека, способного беззаветно служить государству, не преследуя никаких личных целей, а только стремясь служить ему хорошо. Этот человек в гораздо большей степени, чем политиче ские деятели и миллионеры, может служить идеалом общественного деятеля. В жизни каждой нации важен, в конце концов, только характер, и в этом отношении ни один из встреченных мной так называемых великих лю дей, не может сравниться с лордом Мильнером. Его отношение ко мне служит прекрасным доказательством этого. Он устроил мою русскую миссию не потому, что он чувствовал к большевизму чтолибо кроме отвраще ния, а потому, что он считал меня наиболее компетент ным из англичан во всем, что касалось России. Он был видимо разочарован, когда узнал! что я душой и телом готов был предаться большевикам. Мои последующие неудачи могли вызвать у него мысль о неправильности
его выбора. Однако его отношение ко мне не изменилось Когда я вернулся, он был так же добр ко мне, как и перед отъездом. Я снова не раз обедал с ним вдвоем у Брукса и был частым посетителем в его доме на ЛиттльКолледж стрит. Когда я снова уехал из Англии, я старался не терять с ним связи. Он с интересом следил за моей карьерой, и по его совету (исполненному, к сожалению слишком поздно) я ушел из Министерства иностранных дел.
В одном отношении участие, которое лорд Мильнер принимал в моем назначении, было гибельным для моих планов. Я был назначен в качестве главы русской миссии не Министерством иностранных дел, а военным советом, то есть фактически мром Ллойд Джорджем и лордом Мильнером. Мое назначение было проведено через голо вы чиновников министерства, недовольных методами ра боты Ллойд Джорджа, который оставлял на их долю только более мелкие поручения.
Я должен был учесть это своевременно, тем более что лорд Роберт Сесиль прозрачно намекнул мне на это, и постараться умилостивить высших чиновников мини стерства. Сесили и Мильнеры уйдут после конца войны, Хардинги, Тирреллы и им подобные останутся. Перед отъездом я был у лорда Хардинга и, кажется, вел себя с подобающей скромностью. Признаюсь, однако, что эта сторона моего положения не привлекала моего особенно го внимания. Приключение затрагивает глубочайшие струны в сердце молодого человека. Я получил возмо жность принять участие в великом приключении, и моей единственной мыслью было как можно скорей начать его. За прошедший месяц я вращался среди людей, стояв ших в центре политической жизни Лондона. Меня выбра ли из бесконечного количества кандидатов и дали мне трудное и увлекательное поручение. Мне невероятно по везло. Если моя голова и не закружилась слегка от успе ха, то всегда найдутся добрые друзья, которые скажут, что она закружилась.
Я уехал с большой помпой. С письмом Литвинова в кармане и с благословением лорда Мильнера я выехал М января в Эдинбург и провел ночь у бабушки, которая всплакнула над моей участью. На следующий день в сопровождении других членов миссии и жены, поехавшей нас провожать, я направился в Квинсферри. Был яркий солнечный день, и, когда мы проехали верстовой столо
на
Мы прибыли в «Гоус Инн» как раз к завтраку. Теперь о нас заботилось морское министерство. От них мы не полу чили почти никаких сведений. Известно было только, что вечером нам предстояло сесть на крейсер, который повезет нас в Берген. До сумерек мы решительно не знали, как нам убить время. Я ходил вдоль берега, смотрел на большие военные суда и думал, когда же я вернусь домой. Я воспи тывался на Стивенсоне. Здесь, в этой самой старомодной гостинице «Гоус Инн», дядя Эбенезер и капитан Госизон сговорились заманить Давида Бальфура на бриг «Кове нант» и продать его в рабство на американские плантации. То, что мы остановились тоже в «Гоус Инне», не предвеща ло ничего доброго. К тому же, было 13е. Скоро, однако, дела заставили меня забыть все эти мрачные предчувствия. Когда наступила темнота, на берег сошел молодой лейте нант и шепотом сообщил нам, что нам пора на борт. Чудесный покров тайны окутывал нашу посадку. Мягко ступающие матросы незаметно унесли наш багаж. Потом мы молча гуськом спустились по ступенькам с пристани на катер, который должен был перевезти нас на «Ярмут». В шесть часов пополудни мы были на борту. Однако якорь был поднят только на рассвете следующего дня. Тогда сопровождаемый двумя истребителями наш корабль мед ленно прошел между огромными боевыми крейсерами, ми новал массивные фермы моста через форт и вышел в открытое море.
Великое приключение началось.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Если путь из Москвы в Лондон совершенно изгладил ся из моей памяти, то путешествие обратно в Россию я помню так ясно, словно оно было только вчера. В нем не было ни однообразия, ни спокойствия. Я сделался ва жной особой, и это изменение отразилось на отношении ко мне двух главных барометров мирового значения: прессы и наших заграничных консульств. В первый вечер моего пребывания на «Ярмуте» я торжественно обедал вдвоем с капитаном, высоким, хорошо сложенным чело веком с твердым лицом и спокойными, самоуверенными манерами. Он был внуком В. Г. Грэса, знаменитого
К 255 |93
игрока в крикет; теперь он адмирал. Остальные члень миссии обедали в каюткомпании. Для многих из нас это был последний обед на борту парохода. Как только мы миновали остров Мэй, мы попали в сильный шторм Было страшно холодно, и каждые полчаса мы попадали в новый буран. Северное море было в самом скверном состоянии, какое только можно себе представить, а наш легкий крейсер вовсе не подходил для таких бурь. Мы не могли выйти на палубу. У многих матросов и по крайней мере у одного из офицеров разыгралась морская болезнь Хиксу, Филену и Бёрзу было очень плохо.
На следующее утро показался норвежский берег, но море было слишком бурным и буран слишком ослепляю щим для того, чтобы мы могли войти в фиорд. Ночью один из истребителей, неспособный дольше выдерживать шторм, был принужден вернуться обратно. На некоторое время мы потеряли связь и со вторым истребителем, так как радиостанция замерзла.
Я не страдал от морской болезни, но признаюсь от кровенно, что почувствовал облегчение, когда после 24 часового блуждания около норвежского берега мы нако нец вошли в Бергенский фиорд. Здесь нас встретил ком модор Гаде, главнокомандующий норвежским флотом. На борту его паровой яхты были сэр Джордж Бьюкенен, генерал Нокс, адмирал Стэнли, капитан Скэл и капитан Нейльсон, возвращавшиеся в Англию. У меня состоялся получасовой разговор с посланником. Он был очаровате лен, как всегда, но выглядел на этот раз больным и усталым. Первые 10 месяцев революции отняли 10 лет его жизни.
Попрощавшись с посланником и его свитой, мы пре красно позавтракали с Гаде и в четыре часа дня сошли на землю в Бергене. На следующее утро мы совершили путешествие по самой чудесной в мире железнодорожной линии от Бергена до Христиании. Зимой, однако, этот путь не произвел на меня такого впечатления, как осенью.
Норвежские купцы разжирели на поставке судов и рыбы союзникам, поэтому в Христиании было очень весело, и деньги тратились без счета. Шампанское лилось рекой начиная с 11 часов утра. Население держалось определенно британской ориентации; ненависть к нем цам, подводные лодки которых стоили жизни многим норвежцам, была очень сильна. За несколько дней Д°
нашего приезда один немецкий эстрадник был освистан норвежской публикой, когда он попытался запротесто вать, его чуть не разорвали в клочки.
Мы провели в Христиании сутки. Хотя я спешил в Россию, зная о русскогерманских мирных переговорах, время прошло довольно приятно. Я обедал в нашем посольстве и встретился с сэром Мансфельдтом Фин ли — одним из самых высоких англичан и, несомненно, самым высоким дипломатом в мире. Он был хорошим организатором, и с помощью Чарльза БрюднеллБрюса добился того, что огромное посольство (в Христиании, где в мирное время царит дипломатический застой, во время войны был благодаря блокаде самый большой штат) работало с исключительной четкостью. По своим политическим взглядам он был крайним консерватором и охотней примирился бы с поражением в войне, чем с возможностью социальных потрясений Англии.