История моей смерти
Шрифт:
— Ладно, давай отсюда, — проворчал бородач, направляя коня. — Черт, дебри-то какие… Колючки, прям сквозь сапог достают!
Шумно продираясь сквозь кусты, он выбрался обратно на дорогу, и оттуда послышался его раздраженный голос:
— А ты чего уставился? Давай, поворачивай! Поехали, как велено, к этой дурацкой церкви. Вот лорду-то вожжа под хвост попала, людей по ночам туда-сюда гонять…
— Ничего, около монастыря отоспимся, — жизнерадостно утешил его спутник. — Сколько нам там торчать — непонятно, но уж выспаться успеем.
Снова застучали копыта,
— И какого лешего этого бедолагу ловить? Ну на что он сдался? Пусть бы себе бежал, все равно загнется в три дня. Он вроде благородный, а благородные, они вообще народ хилый…
Я наконец позволил себе громко дышать. Только теперь стало понятно, что я весь взмок от страха. Оставаться там, где меня чуть не поймали, вовсе не хотелось, и я, поднявшись, еще углубился в лес. К монастырю идти сейчас было нельзя — хитрый колдун как-то догадался, что я направляюсь туда, и поставил там свой пост. Я шел вглубь леса, покуда мог, а потом упал под самшитовый куст и мгновенно уснул.
Так прошла моя вторая ночь в Опасном Лесу.
Проснулся я, как и в прошлый раз, не без помощи человека. Но на этот раз вмешательство извне было куда менее приятным: меня попросту тыкали в бок чем-то острым.
Я взвился, как оглашенный — во сне опять вернулся вчерашний страх, и я был уверен, что люди Этельреда вышли-таки на верный след. Я вспрянул, моргая еще спящими глазами и прикрывая больную голову руками — привычка, появившаяся после месяца жизни с Гаспаром. Но тот, кто разбудил меня, не спешил бросаться, хватать и вязать. Он стоял, сжимая в руке короткое копьецо и отставив ногу в заплатанной штанине, и созерцал меня с не меньшим изумлением, чем я — его. Совсем молодой мальчишка, лет четырнадцати; лицо у него было веснушчатое и безбородое, волосы — неопределенно-грязные. А на плече он держал лук.
— Кто таков? — спросил он сурово, хмуря бровь. Но так как бровей у него почти что не было, получилось неубедительно.
— Человек, — мрачно ответил я. Как же мне все это надоело! Каждый встречный тебя допрашивает и собирается убить, притом что ты и без того помираешь! Тяжела жизнь изгоя, невесело, должно быть, живется разбойнику… Разбойнику!
— Сам вижу, что ты не птица, — веснушчатый хмыкнул над собственной шуткой.
— А ты, что ли, разбойник? — высказал я вслух свою догадку. Не то что бы я испугался. Пожалуй, разбойник сейчас был наилучшим из того, что могло меня встретить. Взять с меня все равно нечего, а уж лихим-то людям Этельред вряд ли обещал за меня награду.
— Сам ты разбойник, — парень угрожающе приподнял копьецо. — Мы — Робиновы люди, хозяева леса. Ты лучше говори, кто сам такой. Ты зашел на нашу землю, и я тебя могу убить, вот.
Наверное, нечасто этому оборванцу выпадала такая власть над другим человеком, потому что он явственно не знал, как с ней обращаться.
— Ну и убей, — безразлично сказал я и откинулся на траву. — Я, неровен час, и сам помру. А на тебе останется грех, что ты безвинно убил дворянина.
— Ко-го? — вытаращился
— Если и взаправду хочешь знать, я — лорд Эрик, барон Пламенеющего Сердца, — тихо ответил я и закрыл глаза. — Можешь верить. Можешь — нет. Мне все равно.
— Не верю, — быстро сказал тот. Я не отозвался, просто отвернулся от него и так лежал. Голова болела немилосердно, от жажды в горле скребся песок. Меня немало удивило, когда острый наконечник копья снова наддал мне под ребра.
— Вставай, — голос юного разбойника звучал очень сурово. — Давай, шевелись. Какой ты там лорд, пускай мастер Робин доискивается.
— Пошел ты куда подальше со своим мастером, — сказал я, отпихивая рукой железное жало. — Отстань. Оставь меня в покое… Я… очень болен.
— Как ты там болен, пускай мастер Робин разбирается, — гнул свое мальчишка. Копье кольнуло еще сильнее, на этот раз — в плечо, и я почувствовал влагу крови. — Я с тобой не шучу! Давай! Поднимайся!
Я открыл глаза и посмотрел в бледное веснушчатое личико. И увидел в нем то, из-за чего решил подчиниться. Парень закусил губу и начал серьезно нервничать, а в юных людях это может породить настоящую жестокость.
— Ладно, убери копье, — я с трудом поднялся, цепляясь за ветки куста. — Подожди, я палку какую-нибудь найду… Чтобы опираться, дурень, — быстро прибавил я, заметив, что мальчишка отступил на шаг и взялся за лук. — Пошли к твоему Робину.
— К мастеру Робину, бродяга. Раз уж ты на его земле, говори вежливо.
На его земле? Вот ведь интересно-то как… Что ж я раньше не знал, кто хозяин моих собственных владений? Но прошли те времена, когда я в самом деле являлся бароном Эриком… Так что мальчик был по-своему прав, не веря мне. Барон Эрик бы возмутился. А я просто сказал:
— Ну, пошли к твоему мастеру. Зануда.
День выдался куда приятнее вчерашнего — тоже теплый, но не жаркий, облачный. Паренек с копьем шел позади меня и то и дело понукал, покалывая в спину. Я все равно шел медленно, опираясь на палку, и ноги подкашивались. Один раз я, невзирая на протесты конвоира, уселся на кочку отдыхать. Кто бы ни был этот Робин, думал я, он хотя бы даст мне попить. И, может быть, даже поесть. Потому что Гаспарова краюха хлеба кончилась вчера вечером.
Интересно, много бы дал сэр Руперт, чтобы найти логово разбойников Опасного Леса? Наверное, много. А мне это далось безо всякого труда; можно сказать, меня туда заботливо направляли.
Правда, в тот день я самого логова не увидел. Как выяснилось позже, постоянное жилье у разбойников — довольно далеко отсюда, в пещерах под холмами; а по весне и до самой осени они кочуют по лесу взад-вперед, вдоль Королевского Тракта, меж нескольких своих стоянок, и поэтому поймать их почти невозможно. Стоянка, на которую меня привел веснушчатый следопыт, находилась не так уж далеко от монастыря — в развалинах того первого скита, куда, по легенде, удалился под старость святой Мартин, устав от общинной жизни. По крайней мере, я не знаю, что бы это еще могло быть.