История моей юности
Шрифт:
Парень молчит, обдумывает. Но вижу, что почти согласен.
— Вы что переваливаетесь, как утки? — кричит сзади сердитый голос. — Гляди, как отстали!
Мы испуганно оглядываемся. Сзади верхом на лошади едет рыжеусый старший надзиратель. Мы даже и не слышали, как он подъехал.
— Быстренько, быстренько вперед, — говорит он.
Побледнев, конвоир кричит мне:
— А ну, не отставай!.. Пошел рысью!..
Я торопливо нагоняю своих и стараюсь затеряться в толпе арестантов. С досады чуть
Если б только не надзиратель…
В полдень мы взошли на пригорок, с которого открывалась панорама большого раскинувшегося по балке заснеженного хутора. Ко мне подошел Горшков.
— Это хутор Хорошенький, Тишанской станицы, — шепчет он мне. — Надо бежать, пока они еще не очухались.
— Но как?..
— А черт же его знает как, — говорит он. — Посмотрим. Само дело покажет.
Спускаемся с пригорка в хутор. Все улицы запружены отступающими войсками, пушками, обозами, подводами беженцев.
Мы втискиваемся в поток и, часто останавливаясь, тащимся по улице. Среди бегущих белогвардейцев растерянность настолько велика, что на нас никто не обращает внимания.
— Ты не отбивайся, Александр, — говорит Горшков, беря меня за руку. — Тут мы с тобой что-нибудь и придумаем.
И действительно придумали.
Колонна заключенных шла по улице близко к казачьим куреням. Мы с Горшковым были крайними.
Вдруг я увидел в двух шагах от себя распахнутую калитку… Толкнув Горшкова, я шагнул в нее, Горшков за мной… Все произошло очень просто. Мы притаились за воротами, прислушиваясь и пережидая, когда пройдет наша колонна. Потом я вынул из кармана кокарду, прицепил к шапке. Вторую дал Горшкову.
— Молодец! — сказал Горшков и тоже приделал кокарду к своей шапке. — Пошли в хату.
В доме полно казаков. У порога, в углу, свалены в кучу их винтовки и шашки.
— Здорово живете, хозяева! — поздоровался Горшков и, сняв шапку, перекрестился на образа. — Обогреться можно?
— А отчего ж нельзя, — обернулся к нам молодой казак, сидевший за столом. — Обогревайтесь, сколько вашей душе угодно… Проходите!
— Спасибочко, — поблагодарил Горшков. — Мы вот покель у дверей покурим. Присев у порога на корточки, мы свернули цигарки и закурили.
Казаки, находившиеся в комнате, с любопытством поглядывали на нас.
— Откель будете? — спросил хозяин.
— Из Провоторова, — сказал Горшков. — В госпитале там лежали. Все было тихо… А вчерась ночью, братцы мои, — усмехнулся он, — как забухают из пушек, ну так доразу наш госпиталь и врассыпную, как горох, кто куда… Мы вот с Сашкой, — кивнул он на меня, — до сей поры в себя придти не могем… Насилу добрались сюда… Спины мокрые….
Казаки рассмеялись.
— Да он, односумы, Миронов-то, распужал не только одних нас, — ухмыльнулся
Казаки снова дружно захохотали.
— Народ болтает, — проронил один из казаков, — что этот Миронов дюже боевой… А в его дивизии-то все на подбор донские казаки.
— Гутарят, будто он сам-то из полковников не то из генералов, — промолвил второй.
— Да нет, — отозвался из-за стола хозяин, запивая обед молоком. — Мне ж с ним довелось на германской немного служить… Он войсковой старшина… Однова у нас командира полка замещал, когда тот был раненый…
Все с любопытством посмотрели на хозяина.
— Ну, а какой же он из себя?..
— Он в самом деле боевой, — важно сказал хозяин, польщенный тем, что невольно стал центром внимания. — Такой это видный мужчина из себя… Черную бороду носит…
— Ишь ты! — удивленно покачивали головой казаки.
— Сколько ему годов-то будет, а? — спросил казак с серьгой.
— Да более сорока ему… Может, под сорок пять…
— Должно, у этого Миронова силов много, — заметил снова казак с серьгой, — раз он так нас гонит.
— Дело не только в этом, — проговорил молчавший до этой минуты молодой казак с курчавой головой. — Может, у Миронова силы-то и есть, конечно. Но главное тут дело в том, что супротив Краснова восстали казаки Верхне-Донского, Мигулинского и Казанского полков… Они бросили фронт, вошли в Вешенскую станицу и выгнали оттуда штаб командующего фронтом… Вот потому-то мы и отступаем, что образовался прорыв, в какой вошел со своими казаками Миронов.
— Да ну? — удивились казаки. — Откуда ты все это знаешь-то?
— Да вот зараз, перед тем как сюда заехать, одного знакомого офицера повстречал… Он-то мне обо всем и рассказал.
— Это истинная правда, — кивнул хозяин, вылезая из-за стола. — Слыхал я о том же ныне…
Казаки завздыхали.
— Да, де-ела…
— Ну что, больные, может, щец похлебать хотите, а?.. — спросил у нас хозяин.
— Да не отказались бы, — отозвался Горшков.
— Налей им, жена, — сказал хозяин молодой казачке с заплаканными глазами, стоявшей у дверей горницы.
— Садитесь, — пригласила та и налила в миску щей, поставила ее на стол перед нами, нарезала хлеба.
Мы не заставили себя долго упрашивать и уселись за стол.
Щи были вкусные, ароматные. Мы с Горшковым с удовольствием работали ложками.
— Ну, братцы, — поднялся со скамьи один из казаков, — погрелись, побыли, а теперь пошли к кобыле… Надобно ехать.