История моей юности
Шрифт:
— Ново-Николаевской, ваше благородие. С хутора Дуплятского.
— Так. Наверно, на германской войне был?
— Как же, ваше благородие, был, — словоохотливо отвечал казак. — Четыре георгиевских креста еще заслужил да две медали.
— А как же твоя фамилия?
— Кумсков.
— Молодец, Кумсков, — сказал офицер. — Геройский казак. А за что ты посажен в тюрьму?
— Не могу знать, ваше благородие, — вздернул плечами казак и ухмыльнулся. — Навроде как бы посчитали большевиком…
— Вон оно что… А может, ты в самом деле большевик, а?
—
— Ты мне не юли… — озлобленно сверкнул глазами есаул. — Кто ты — большевик или кадет?
Побледнев, казак напряженно смотрел на офицера и молчал.
— Молчишь, сволочь?.. Значит, большевик. — Выхватив из кобуры наган, есаул схватил его за дуло и рукоятью начал бить казака по лицу. По щекам Кумскова потекла кровь. Он стал вытирать ее рукавом. — Смирно, негодяй! — закричал офицер. — Руки по швам!.. Это вот тебе за один «георгий», это за второй… Это за третий, а это за четвертый… А это вот за медали. Тебя, мерзавец, начальство награждало, думало, что с честью будешь носить свои кресты, а ты, гадина, осквернил их своей изменой.
Крепко сжав зубы, чтобы не застонать, казак стоял как истукан. Много ему стоило усилий, чтобы сдержать себя…
— Ну, хватит! — пнул офицер казака кулаком, — Иди к черту… Завтра я еще с тобой поговорю.
Казак отошел от есаула. А тот, избрав новые жертвы, начал истязать их.
На следующий день вечером хмельной начальник, конвоя пришел к нам в обнимку с пьяной сестрой милосердия.
— Садись, Люсенька, вот сюда, — указал он ей на парту. Сестра, хихикая, уселась на парту и стала с любопытством смотреть на нас.
Выйдя на середину класса, есаул свирепо оглядел всех.
— Здорово, красные сволочи! — гаркнул он.
На такое приветствие никто не ответил.
— Что-о? — грозно тараща глаза, заорал есаул. — Саботаж устраивать?.. Дисциплины не знаете?.. Я в-вас научу, мерзавцев… Кто из вас добровольцами вступил в Красную Армию, а?.. Поднимай руки!.. Ну?.. Что… никого нет?
Конечно, добровольцев среди нас было немало, но руки никто не хотел поднимать.
— Значит, добровольцев среди вас нет? — злорадно спросил офицер. — Нет?.. Ладно. Врете, подлецы!.. Вижу по мордам, что добровольцы есть… А кто между вами есть казаки, а?.. Поднимайте руки, сволочи!.. Что-а?., И казаков среди вас нет?.. Ха-ха!.. Посмотрим сейчас… А где тот вчерашний георгиевский кавалер?
— Он захворал, ваше благородие, — осмелился кто-то сказать.
— Захворал?.. А давайте и хворого… Я его вылечу… Ха-ха!.. Люся! Ты можешь полечить? Да вот казак, — увидел вдруг есаул на одном из арестантов штаны с лампасами.
— Эй, иди сюда!..
Маленький, черный, как жук, верткий человечек в штанах с красными лампасами предстал перед хмельным есаулом.
— Казак? — спросил его офицер.
— Никак нет, — отказался тот. — Я из иногородних,
— Если иногородний, так зачем же надел штаны с лампасами?
— Люблю казачество, ваше благородие, — ухмыльнулся арестант. — Хочь я из иногородних, но всей душой казак… И мать у меня казачка и дядья… Перед арестом своим я надел дядины брюки с лампасами, так это для баловства, да не успел снять, как пришли меня арестовывать. Так в казачьих брюках и заарестовали, увели в тюрьму… И выходит, что я в тюрьме казаком стал.
— В Красной Армии служил?
— Ни единой минуты.
— А за что арестован?
— Да с дедом в неладах были, так он на меня и наклепал, будто я за большевиков стоял… А на хрен они сдались… Я хочь зараз же на переднюю линию супротив них пойду..
— Врешь? — с сомнением посмотрел на него есаул.
— Истинный господь, не брешу… Почему ж мне не пойтить? Казачество могу себе заслужить…
— Как твоя фамилия?
— Коновалов, ваше благородие.
— Ладно, — сказал офицер, — постой здесь. Погляжу, как ты пойдешь против большевиков. — И стал выискивать взглядом кого-то среди нас.
— Мне говорили, что среди вас есть китайцы? — сказал он наконец. — Где они?
Среди нас действительно были два китайца, попавшие в плен к белым. Несчастные, за свое пребывание в плену они перенесли столько побоев, что при виде каждого белогвардейца тряслись как в лихорадке. Мы их прятали от есаула.
— Где китайцы? — взвыл от ярости офицер.
К нему покорно подошли два сильно истощенных китайца.
— А, ходи! — вскричал есаул. — Вот они, проклятые!.. Вы зачем пришли в Россию?.. Что, своей земли не хватает, так вы на чужую заритесь? Сволочи!..
«Раз!.. Раз!..» — начал он хлестать их стеком по лицам.
Китайцы лишь жмурились от ударов, но стояли спокойно.
— Скидайте, мерзавцы, штаны! — приказал им есаул.
Китайцы не поняли его.
— Скидайте штаны! — злясь, повторил он. — Скидайте!.. Спустите им штаны! — крикнул он надзирателям.
Те подбежали к китайцам и расстегнули крючки у их брюк. Штаны упали, оголив желтые, худые, волосатые ноги.
— Лечь на пол! — приказал есаул.
Китайцы покорно вытянулись на полу. Надзиратели завернули им рубахи на спину.
— Люсенька! — захохотал офицер. — Смотри, девочка, сейчас будет самое интересное представление… Я ж тебе обещал… Конвойные!.. Позвать сюда конвоиров!
Вошли четверо казаков, в числе их и мой бывший друг детства, Кодька Бирюков. Теперь на погонах Никодима белели лычки младшего урядника, полученные, видимо, за расстрел Брыкина и других арестантов.
— Всыпать китаезам шомполов! — сказал им есаул. — Да, совсем забыл. Коновалов! — вспомнил он об арестанте, стоявшем рядом. — Ты говорил, что против большевиков пойдешь. Так вот я сейчас проверю, как ты пойдешь против них. Бери шомпол!.. Бери, говорю!.. Сыпь горячих ходям. А потом погляжу, может, и освобожу тебя из тюрьмы… Ну, чего, сволочь, стоишь, не берешь шомпол?.. Бери!.. Бей китайцев!..