История моей юности
Шрифт:
— И зачем я тебя, сынок, привел сюда? — сказал отец. — На погибель, должно…
Я молча поднялся с постели, оделся.
— Ты куда? — спросила сестра.
— Убегу в сады, — решительно заявил я. — Там просижу до ночи, а ночью уйду в Долгое и буду скрываться до тех пор, пока наши снова не освободят хутор… Не надолго они ведь отступили.
— Это ты правильно надумал, — согласилась со мной Маша. — Я тебя завтра утром сама в Долгое отвезу… Договорюсь с Астаховыми, у них перебудешь… Люди они свои… А в сады
Я лежал в горнице на кровати под периной. Мне было душно, жарко. Но нужно было терпеть. Я задремал, но вдруг услышал, что на кухне кто-то говорит с Машей.
— Здорово живете! — прогудел мужской голос.
По голосу я узнал, что пришел к нам сосед-старик Гавриил Александрович Зотьев.
— Здравствуйте! — ответила Маша. — Проходите, садитесь.
Старик, видимо, прошел к столу, уселся на скамью.
— Служивый-то еще не пришел домой? — спросил он.
— Вы о муже спрашиваете?
— Ну, конечно. О ком же?
— Еще не приезжал.
— А про брата-то ничего не слыхать, а?
— Папа к нему ездил… Больной, в госпитале лежит…
— Раненый, что ли, ай заболел?
— Заболел дизентерией и лихорадкой.
— А что это слух-то тут по хутору пошел: навроде будто твоего брата-то видали вчерась тут, а?..
— Да ну, что вы! — засмеялась Маша. — Как же он сюда придет. Он же больной, в Новохоперске…
— А Петрович-то где ж? — спросил старик про отца.
— В саду, — сказала Маша. — С табаками там своими возится.
— Пойду коль к нему, — проскрипел старик, — покурим.
Когда Зотьев ушел, Маша подошла к моей кровати.
— Ты слышал, Саша?
— Слышал.
— Это старик неспроста приходил, — сказала сестра. — Пронюхивал!.. Да не удастся ему. Завтра я тебя утром отвезу в Долгое. А может быть, еще и Георгий подъедет. Тогда он тебя сам отвезет… Это будет еще лучше.
Но Георгий в этот день не приехал. До вечера я лежал под периной, взмокший и распаренный. К Маше то и дело приходили соседки, тараторили о том о сем, уходили, потом снова приходили.
Вечером Маша высвободила меня из-под перины и, расстелив на полу полость, уложила спать вместе с ребятами.
Окна были распахнуты. В случае опасности я намеревался выскочить в сад.
Ночь мы спали спокойно.
На заре я слышал, как Маша встала, чтобы пойти запрячь лошадь и отвезти меня в Долгое. Но она не успела даже умыться. В дверь громко и настойчиво застучали.
Я вскочил, чтобы нырнуть в окно, но в мутном рассвете утра увидел у окна казака, наставившего прямо на меня дуло винтовки.
«Все! — подумал я. — Конец!»
Побелевшая от ужаса, сестра открыла дверь. В хату ворвались казаки.
—
— Кто? — спросила сестра.
— Краснопузый?
Я вышел из горницы.
— Руки вверх! — прикрикнул на меня казак. — Зажигайте лампу!
Дрожа от волнения, Маша зажгла лампу. Не опуская наставленных на меня ружей, казаки с удивлением посмотрели на меня и переглянулись.
— Что, — усмехаясь спросил здоровенный усатый казак, — это и есть тот самый краснопузый? Ну и вояка, — засмеялся он, — Я думал, тут черт знает какой головорез скрывается, а оказывается, молокосос, сопли еще на губах не обсохли. Идем, — сказал он мне.
Я оделся. Маша дала мне узелок с едой.
Меня вывели на улицу. Казаки вскочили на лошадей и погнали меня в станицу.
Приведя в станичное правление, казаки заперли меня в тюгулевку. [10]
10
Тюгулевка— арестантское помещение.
У дверей тотчас же собрались любопытные старики и бабы. Они разглядывали меня, как чудо, вслух делились впечатлениями обо мне.
— Ну какой же это краснопузый, — разочарованно говорил какой-то старик. — Не краснопузый, а так это, парнишка… А говорили краснопузого поймали. Брехуны проклятые!..
— Истинный господь, брехуны, — вторила ему бабенка, вглядываясь в меня. — Поглядеть даже не на что.
Какие только мысли не приходили мне в голову. Думалось: а может быть, вот сейчас атаман распорядится вывести меня на станичный майдан и прикажет на виду у всех расстрелять или еще хуже — повесить…
Часов в двенадцать дня дверь приоткрылась и появился мой отец.
— Не горюй, Сашка, — сказал он. — Я и Георгий сейчас разговаривали с атаманом. До разбора дела он обещал отпустить тебя на поруки.
Заглянул ко мне и Георгий.
— Все, Саша, будет в порядке, — ободрил он меня. — В следственной комиссии мои друзья, односумы. Они пообещали отпустить тебя… Да и с атаманом говорили, и он тоже не против того, чтобы отпустить… Говорят, мальчишка, дескать… К вечеру придешь домой…
Но это был явный обман. Атаман и казаки из следственной комиссии приготовили для меня совершенно другую участь. Как только отец и зять уехали на хутор, меня сейчас же под конвоем двух конных казаков погнали в окружную станицу.
В станице Урюпинской меня привели в окружное правление к какому-то молодому офицеру. Тот, прочитав отношение станичного атамана, которое вместе со мной было доставлено, долго размахивал перед моим носом кулаком, площадно ругался. Закатив мне пару добрых пощечин, он распорядился отправить меня в тюрьму.