История моей жизни, или Полено для преисподней
Шрифт:
Да и любовных приключений в Ялте оказалось не густо. Всего два – девица худенькая да бледненькая, да женщина загорелая до черноты. Когда же через две недели, проведённых в этом курортном захолустье, осталось у меня лишь три рубля, понял – пора возвращаться.
Один рубль пошёл на проезд в автобусе до Симферополя, другой – на оплату постели в плацкартном вагоне поезда, даже сесть в который оказалось проблемой. Дело в том, что когда я явился на платформу, посадка уже заканчивалась, и в провожатые напроситься было не к кому. Вот и подошёл я к одному из проводников и признался
А проходя по вагонам в поисках где бы приткнуться, я неожиданно стал свидетелем разговора двух парней с бригадиром поезда. Молодые люди жаловались, что им продали два билета на одно место. Бригадир отвёл их в соседний вагон, указал две свободные полки и удалился.
Ну, а я возьми и поинтересуйся у парней: в каком вагоне и что за место указано в их билетах? И, не тратя время попусту, пошёл, занял это место, заплатил за постель, постелился и лёг.
Вскоре ко мне подошёл проводник и попросил сдать ему свой билет. Я тут же изобразил недоумение, как же так он не помнит о билете, уже мной сданном. Дескать, на это место было продано сразу два таковых, и второй пассажир пошёл к бригадиру за размещением, а я тут остался. Психологический расчёт оказался верен, ибо проводник не мог не помнить, хотя бы смутно, об этом происшествии.
Более суток я «постился», но доехал вполне благополучно. А поскольку в Гомель поезд прибыл так рано, что и троллейбусы ещё не ходили, то последний рубль был потрачен мной на такси. Собственно, для этого и берёг. Не то проел бы всенепременно.
После пятого курса, оконченного мной на одни пятёрки, решила мама побаловать сына морем. Впрочем, и случай к тому располагал, ибо в поликлинике, где она работала, были предложены ей две туристических путёвки в Евпаторию. На август.
Вполне цивилизованная с мебелью комната на двоих, близость моря, сносная кормёжка со столовским меню, в котором царила нототения. Песчаный пляж с волейболом и скука, скука, скука. Да и свои горячие инстинкты пришлось попридержать. Не один всё-таки – с мамой…
А пользоваться морем по-настоящему я в ту пору ещё не научился. Зайду, окунусь, проплыву до буйка, обратно и готово. От речки не отличал. Между тем как море заплывов требует, чтобы ширину его необъятную хотя бы слегка почувствовать, и глубину немереную под собой хотя бы мысленно ощутить.
Да и народ вокруг всё больше лечащийся, ни к веселью, ни к ухаживаниям не расположенный: всё больше давление себе измеряет, да грязями полезными пробавляется, да на таблетки налегает. Уныло. Серо. А тут ещё холера в городе обнаружилась. Того гляди, карантин объявят и въезд-выезд закроют.
Несколько маминых сослуживцев, тут же отдыхавших, надумали дать дёру. Были у них машина и мотоцикл с коляской. Ну, а поскольку и мне захотелось уехать прежде окончания курсовки, то я присоединился к маминым «моторизованным» сослуживцам, и рано утром вместе с ними выехал из Евпатории. Дескать, как бы мне в случае карантина не опоздать на учёбу.
Мама же решила остаться.
Места в машине для меня не нашлось. Трясся на заднем сидении мотоцикла. И до чего же это мучительно! До чего тяжело! Вцепился в ручку перед собой и держись, и не расслабляйся. Остановки редки. Когда проезжали через Днепропетровск,
Приехал в аэропорт, а билетов нет. Но я с каким-то лётчиком в буфете потолковал этак по-свойски, по-дружески, и проблема разрешилась. Довершал своё возвращение уже в комфорте. За время же мотоциклетной тряски обзавёлся парапроктитом. Это мне в наказание за то, что маму одну в холерном Евпатории оставил.
Призвание – не призвание
Чем был для меня Физтех? И вообще – физика с математикой? Ошибочно взятым направлением? Ненужной тратой времени? А может быть организующим началом всей моей дальнейшей умственной деятельности? Во всяком случае, и впредь общаясь далеко не с глупцами, я уже никогда и нигде не встречал такой высокой концентрации по-настоящему умных, добрых и благородных людей.
Ещё в школе пришло мне на ум повозиться со степенными целочисленными рядами. И брал я таковой ряд, и записывал под ним разности между соседними членами. А под этим рядом – третий, состоящий из разностей между разностями. И, в конце концов, получал ряд, состоящий из одних нулей. И стал я это явление изучать и доказывать какие-то теоремы. И разнообразно манипулировать со степенными рядами, складывая их и перемножая, что-то обобщая и доказывая. И получил настолько красивые результаты, что попросил брата опубликовать их или показать профессорам, ибо он в эту пору учился на матфаке.
Брат не проникся. Ну, а я потом, уже будучи студентом МФТИ, во-первых, увидел родственную близость этих результатов формулам интегрального и дифференциального исчисления. А затем узнал о «теории конечных разностей», где выведенные мною формулы в своём простейшем выражении присутствовали буквально. Там же была обнаружен мною и результат, который я тоже получил самостоятельно в школьную пору, связанный с делимостью на простые числа. Оказалась, что он давным-давно известен, как «малая теорема Ферма».
И всё-таки весьма многих закономерностей, которые мне довелось получить, оперируя со степенными рядами, я так нигде и не нашёл. Поэтому полагаю, что удалось мне тогда в подростковом возрасте открыть и нечто большее, чем просто «велосипед». Впрочем, дело прошлое…
Лекций на Физтехе я практически не посещал, а к экзаменам готовился по книгам да по чужим конспектам, которые чаще всего брал у Юры Савченко или Валеры Федирко. У обоих и почерк аккуратный, и толковое изложение – с пониманием.
Но на первом курсе иногда случалось мне и на лекцию забрести. Так, однажды, слоняясь по учебному корпусу, зашёл я в аудиторию, где читал начала математического анализа профессор Никольский, заведовавший отделом в Математическом институте имени Стеклова. На этот раз Сергей Михайлович доказывал теорему о сходимости вложенных отрезков. Но делал он это настолько сложным способом, что я очень быстро перестал его понимать.
Тогда, чувствуя, что проблема гораздо проще, чем подаётся профессором, я тут же подыскал вполне простенькое минут на пять доказательство и после лекции подошёл к Никольскому. Был он человеком весьма пожилым и традиционно рассеянным. Мог тряпку для вытирания доски в карман вместо носового платка сунуть. Вот и теперь был он весь взъерошен и основательно перепачкан мелом.