История Нины Б.
Шрифт:
Я пил кофе, опершись подбородком на правую руку, так как от нее еще пахло духами Нины, оставшимися на ней после прощания. Я закрыл глаза, и Нина возникала передо мной в разных платьях, она смеялась, и бежала, и слушала, и была серьезной, и делала все, чего бы я ни пожелал в своих фантазиях.
— Внимание, авиакомпания «Пан Америкэн» просит пассажиров, вылетающих рейсом триста двенадцать в Берлин, подойти к стойке авиакомпании.
У стойки стояла симпатичная стюардесса и ждала, пока подойдут все пассажиры.
— Уважаемые дамы и господа, к нашему сожалению, из-за технических
Несколько человек расстроились, но большинству было все равно, и с теми, кому было все равно, я поехал назад в город. Я походил по улицам, разглядывая витрины, а потом взял такси и поехал к Рейну. Теперь я постоянно думал о Нине и все время подносил правую руку к носу, но запах исчез, его уже было почти невозможно почувствовать. Я поехал к белому пароходику. Мне хотелось посидеть здесь на солнышке и поглядеть на воду, так как времени у меня было достаточно, к тому же я был очень сентиментален.
— Подождите меня здесь, — сказал я водителю, выходя из машины. В тот же момент мое сердце заколотилось, так как я увидел черно-красный «Кадиллак», стоявший под старым деревом.
На борту весело болтали люди, сидевшие за пестрыми столами. Нину я увидел сразу же. Она сидела на самом краю палубы, спиной к остальным посетителям, подперев голову руками, и глядела на воду.
Я пошел к ней, и, услышав мои шаги, она обернулась, схватилась за сердце и открыла рот, но говорить не могла. Я сел рядом с ней и объяснил, что вылет самолета задерживается, и она прикрыла рот дрожащей рукой.
— Я… я так испугалась, когда вас увидела. Я думала: а вдруг ваш самолет разбился и вы погибли… Это было так страшно. И вдруг вы оказались здесь. Сейчас… сейчас все пройдет.
Ее глаза опять стали совсем темными. Река блестела на солнце, в тот день на Рейне было много судов.
— Вы здесь, — сказала она.
— Да.
— Я все время думаю о вас.
— Не надо так. — Я наклонился и поцеловал ей руку. — Не надо, прошу вас. — Я встал.
— Во сколько вылетает ваш самолет?
— В шесть.
— Сейчас только четыре. Если я вас отвезу, то у нас будет еще целый час.
— Вы хотите отвезти меня в аэропорт еще раз?
Она молча кивнула.
Потом я отпустил такси и, когда возвращался к столику, встретил старого кока в белой рубашке и белых брюках. Он опять был небрит, и сразу меня узнал:
— Одну минуточку, уважаемый господин. Напитки уже на пути к вам.
Нина смутилась:
— Мне захотелось немного выпить… Вы помните, у этого пожилого человека есть виски и морозильник со льдом.
— Отлично, — сказал я. — Будем пить виски со льдом и содовой, куски льда будут при этом звенеть, на стенках бокалов образуется иней, а мы будем сидеть на солнце и смотреть друг на друга целый час.
— Идиотизм.
— Что именно?
— Да все, что происходит. Ваш самолет. Это виски. Все.
40
В Берлине мне было скучно. Когда после посадки я прошел на паспортный контроль, то
— Что-то не в порядке? — спросил я.
— Нет-нет, что вы, все в полном порядке, — приветливо ответил он.
Я пошел дальше и, сделав шагов двадцать, обернулся и увидел, что он поднял телефонную трубку. Доктор Лофтинг действительно уделял мне пристальное внимание. Но все это было совершенно напрасно. Вечером я побывал в четырех барах. В четвертом я пригласил рыжеволосую девушку и предложил ей выпить. Денег я потратил уйму, что было, впрочем, не так трудно, так как эта девушка приняла меня за богатого человека с Запада и попросила шампанского, и непременно французского. Мне с ней было страшно скучно. Она очень удивилась, что около часа ночи я доставил ее домой. Она поинтересовалась, не заболел ли я, и я ей ответил: «Да». Она сказала, что ей меня очень жалко. А в 1.30 я уже лежал в своей постели. На другой день я вылетел назад в Дюссельдорф. Во время всего полета я думал, будет ли меня ждать Нина. И перед посадкой я был настроен очень пессимистично, а когда чуть позже увидел ее, то очень обрадовался.
Вначале мы вообще не разговаривали друг с другом. И только в машине она сказала:
— Так я себя не вела еще никогда в жизни.
— Как?
— Так… так нелогично… я вообще не намеревалась встречать вас. Я думала, что это вызовет у вас ложные мысли.
— Ложные?
— Совершенно не те мысли. Но потом я переубедила себя: «Он такой приятный. Он тебе так помог, и мы оба уже выросли. Поэтому почему бы его не встретить?»
— Правильно, уважаемая госпожа.
— В этом же действительно ничего нет.
— Да, конечно. Нет ничего более естественного, чем когда дама встречает своего шофера, возвращающегося из командировки.
— Не дерзите! — Она улыбнулась.
— Можно мне продолжить?
— Нет.
— Извините.
— Но вы можете добавить.
— Я прошу вас не считать то, что я дал вам деньги, причиной, по которой вы не можете в меня влюбиться.
Это была не самая удачная фраза в моей жизни. Нина ничего не ответила и в течение трех дней вела себя по отношению ко мне формально, отдаленно и отчужденно. Я спрашивал себя, сколько еще это будет продолжаться. Но разобраться в Нине я так и не смог. Может быть, действительно она была всего лишь благодарна мне за то, что я дал ей денег, и просто сочла необходимым хорошо относиться ко мне какое-то время.
Но тогда почему же она все-таки приехала в аэропорт и почему поехала к нашему пароходу? Почему, черт побери?!
С каждым днем я нервничал все больше и больше. Затем наступило 29 сентября, и события последовали одно за другим. Все началось с того, что Петер Ромберг опять пригласил меня посетить его после ужина. Я попросил Нину предоставить мне свободное время и опять купил коробку конфет для Микки и цветы для фрау Ромберг.
Когда я вошел в квартиру, маленькая девочка уже лежала в постели. Коробку конфет она взяла с серьезным выражением лица: