История Нины Б.
Шрифт:
Она взяла мою руку:
— Мне так страшно ехать домой. Там я совсем одна в своей комнате. Нет, пока мы не поедем домой. Я не пьяна, правда. Я… я чувствую себя лучше, Хольден. Вы знаете, я даже рада, что так случилось. Я говорю правду. Я… я все еще думала о нем… и меня тянуло к нему. А сейчас все кончено.
— Правда?
— Конечно.
— Я люблю вас.
— Значит, вы все-таки чего-то хотите.
— Да, — сказал я. — Конечно.
— Вы
Я тоже уже немного выпил.
— Мы с вами одно целое, — сказал я. — Придет время, и вы это почувствуете. Нам спешить некуда. И я могу подождать.
— А как долго вы сможете ждать?
— Очень, очень долго. Вас я могу ждать.
— Кругом так много красивых девушек, Хольден. Посмотрите хотя бы на Лили.
— Но я хочу вас.
— Вы с ума сошли. То, о чем мы с вами говорим, просто какой-то идиотизм. — Однако руку она не убрала и неожиданно посмотрела на меня так, что мне стало жарко. — Теперь у вас есть письмо…
Я вытащил его из кармана и сказал:
— Я бы с удовольствием прочел его.
Она покраснела, как юная девушка:
— Нет! — Потом, увидев выражение моего лица, тихо сказала: — Прочтите его.
— А теперь мне уже не хочется.
Я поднес письмо к свече, и оно, треща и извиваясь, загорелось желтым пламенем. Я подождал, пока оно полностью сгорело, бросил черный пепел в пепельницу и размельчил его ложечкой от коктейля:
— Никогда больше не пишите писем.
— И вам в том числе?
— Никому. Ибо любой человек может сотворить другому зло.
— У вас в жизни было много женщин?
— Не очень.
— Хольден…
— Да?
— А у меня было довольно много мужчин.
— Давайте выпьем еще?
— Ах, Хольден, вы такой любезный.
— Я влюблен, — сказал я. — И это не игра.
34
Мы остались в баре со свечами.
Пианист спросил, какую песню для нас сыграть. Нина захотела услышать песню из фильма «Мулен Руж» и спросила меня, не потанцую ли я с ней.
— Я очень плохо танцую.
— Я не верю.
— Это правда.
— Пошли, — сказала Нина.
Было уже три часа ночи, и кроме нас в этом баре за столиками сидели всего четыре пары. Единственной танцующей парой оказались мы.
— Вам вообще не надо пользоваться косметикой, — сказал я. — Так вы гораздо красивее. Когда я увидел вас в первый раз, вы были без косметики. И я в вас сразу же влюбился.
— Когда это было?
— Вы об этом ничего не знаете. Вы лежали без сознания в больнице, а я смотрел
— Нет. — Она была обескуражена.
— Врач как раз делал вам инъекцию длинной иглой прямо в сердце.
— Вы видели меня голой?
— Да.
«Когда бы мы ни целовались, — пел по-английски пианист, — я волнуюсь и восхищаюсь…»
— Наверное, тогда я выглядела ужасно…
— Да, — сказал я. — Это было ужасно.
«…твои губы могут быть близки, но где твое сердце…» — пел пианист, а мы медленно кружились в танце.
— Хольден…
— Да?
— Вы и мою родинку видели?
— Какую родинку?
— Под левой… на левой стороне. Она просто отвратительна. Я старалась сделать все, чтобы удалить ее. Она не меньше, чем мой ноготь на мизинце. Вы не могли не видеть его.
— У меня тоже есть родинка. На левой икре.
— Ах, Хольден!
— Мне кажется, что вам уже лучше.
— Да, может быть. Я… мне надо накрасить губы.
— Не надо, прошу вас.
— Но помада у меня с собой.
— Нет, я не хочу.
— Ваши родители были бедны, не так ли?
— Да.
— И мои тоже, Хольден.
— Я это знаю, — сказал я и неловко наступил ей на ногу. — Извините, я действительно не умею танцевать.
— Это я виновата. Давайте лучше еще выпьем.
35
Мы выпили еще немного, и она спросила меня:
— Вы не удивляетесь, что я не пьянею?
Я кивнул.
— Когда мне плохо, я никогда не пьянею.
— Мне бы хотелось, чтобы вы были чертовски пьяны.
— Ах, Хольден!
В бар вошла пожилая женщина с цветами, и Нина сказала:
— Прошу вас, не надо.
— Надо, — ответил я и купил одну красную розу.
Красивая Лили принесла вазу и, подрезав стебель, поставила цветок в воду.
— А та еще у вас? — спросил я.
Нина засмеялась:
— А вы знаете, где она сейчас? В банковском сейфе. Ведь все мои украшения забрал адвокат!
— Вот видите, вы уже опять смеетесь, — сказал я.
В пять утра бар закрывался. Когда мы вышли на улицу, солнце уже поднялось. Небо было еще очень блеклое, но на улице уже было очень тепло. По дороге к Рейну мы видели продавщиц газет и мальчишек — разносчиков молока. Нина сидела рядом со мной, держа в руке мою розу. Мы опустили стекла в машине с обеих сторон. После грозы воздух был великолепен. Мы долго молчали. Только когда мы подъехали к реке, она сказала: