ИСТОРИЯ НОСТИ-МЛАДШЕГО И МАРИИ TOOT

Миксат Кальман

Коперецкие отнеслись к этому завещанию, конечно, равнодушно и никак не отозвались на него. В ту пору деньги еще пахли. Только двадцать лет спустя скупой Бенедек Коперецкий (Бенедек IX на родословном древе), когда уже очень приумножились пражские проценты и очень поуменьшились родовые поместья, при рождении своего последнего сына, мать которого была у него на сильном подозрении (поговаривали об учителе, оставшемся у них в доме со времен дворянского ополчения), решил, что бог с ним, пускай младенца окрестят Израилем Исааком. Барон Израиль Исаак Коперецкий носил это имя до двадцати лет, а потом понял, что с таким именем в Венгрии барону не прожить, — над ним смеялись, ему пели разные глумливые песенки, а в игре «Сержусь на тебя» девицы на его «Почему?» отвечали у него за спиной: «Потому что у тебя такое странное имя», — и смеялись, надменно выпятив губки. Во время выборов ему не досталось никакой должности в комитате. А члены семьи, представляя его кому-нибудь, сгорали со стыда и старались произнести

имя барона невнятной скороговоркой. И даже между собой они называли несчастного не иначе как — Дваи (так как два «и» стоят после его фамилии — Коперецкий И. И.). Барон Дваи чувствовал, что должен непременно расстаться со своими проклятыми именами, а для этого существовал только один способ: застрелиться, доказав заодно отцу, что он был все-таки настоящим Коперецким. По крайней мере, в том смысле, что был истинным ослом — а этим Коперецкие славились по всей стране, на что указывает и пасквильная песенка, которую распевали в дни Пожоньского Сословного собрания [10] о депутате Иштване Коперецком:

10

Пожоньское Сословное собрание. — Автор имеет в виду последнюю сессию Сословного собрания Венгрии, проходившую в Пожони (Братислава) в ноябре 1847 г., где либеральное дворянство добилось от Габсбургов ряда существенных уступок.

Так как ты не Деак, а только Коперецкий, Ergo [11] , от великой мудрости не треснешь.

Так прошло лет двадцать. Большой срок в истории семьи. Тем временем в жизнь вошли векселя, железная дорога, а вместе с железной дорогой — роскошь, шампанское, гаванские сигары, и теперь уже не Галилей говорил, что «земля вертится», — «ока только он так утверждал, это было, в общем, безразлично, — да, на нашу беду, уже и Янош Кожехуба, директор ссудосберегательной кассы (отец Тивадара), начал на словацкий манер провозглашать, что «земля переворачивается». А «переворачивание» это можно было заметить по залоговым квитанциям, по объявлениям об аукционах и, среди прочего, по тому как разорялось хозяйство некоторых членов многочисленной семьи баронов Коперецких, как ветшали их упряжки и как все более кислыми становились их физиономии.

11

Следовательно (лат.)

Не мудрено, что при таком положении один из Коперецких (Бенедек IX) задумал вдруг нечто отважное и великое: он ухватился за мысль переменить, если это можно, свое имя на Израиль Исаак, а если нельзя, то все равно попытаться это сделать. Ведь проценты с пражского наследства так возросли, что уже сами по себе должны быть громадны, да и обычный годовой доход составлял около тридцати тысяч форинтов. Итак, Бенедек IX начал осаждать правительство, императора просьбами позволить ему переменить имя и с помощью родственника — епископа дошел до самого римского папы. Он до тех пор обивал пороги, всучивал взятки и клянчил, пока, наконец, ему и в самом деле не позволили переменить имя на Израиль Исаак, придумав для этого какие-то законные формы. Суд оговорил, однако, что утвержденное королем завещание Морица Коперецкого имело в виду лишь тех, кому вышеупомянутое имя дано при крещении, а не приобретено на аудиенции у коронованных особ.

Вот тебе и штука! Бароны Коперецкие вдруг сразу прозрели; поняли, какую ценность — ого! — представляет это имя. Теперь, как только у Коперецких рождались мальчики, все они получали имя Израиль Исаак, причем и у тех Коперецких, что были католиками, и у тех, что были протестантами. Конечно, наследство не могло достаться всем, но уже само имя было рекомендательным письмом для каждого Коперецкого, вступавшего в жизнь, и хотя не открывало для него верного пути к богатству, но все-таки и не закрывало и даже предоставляло кредит у некоторых легковерных ростовщиков. Теперь, сколько было семейств Коперецких, столько стало и Израилей Исааков; правда, наследство досталось только одному — сыну скипчавайского Михая Коперецкого (он родился как раз в то время, когда Бенедек IX ездил в Рим). В семье его стали называть попросту сеньором, хотя он еще только учился ходить; но ежели он, чего доброго, помрет, то его место займет другой и будет сеньором; пускай сейчас он только грудь сосет.

Так и росли Израили Исааки потихонечку да полегонечку, и уже с самого детства за ними ухаживали нежней, чем за Йожефами, Михаями, Бенедеками, Дёрдями и Яношами Коперецкими. Более того, мир, который с каждым днем становится все испорченней, тоже ставил выше Израилей Исааков, окрестив их — «чреватыми Коперецкими», в то время как Коперецкие с христианскими именами плыли к скромному своему счастью по неверным волнам и под общим именем Коперецких, «оставшихся с носом». Поэтому для родителей Коперецких с течением времени стало невыносимым несчастьем, что они только одного сына могли украсить таким именем. Их высокоблагородия оказались в положении английских лордов, проливающих слезы в колыбельки младших сыновей, и даже в худшем

положении, ибо и второй, и третий сын английского лорда может стать лордом, если старшие помрут, но Дёрдям, Бенедекам и Михаям Коперецким уже никогда не стать Израилями Исааками. Просто возмутительно, что священники не позволяют отцам и матерям давать живым детям одинаковые имена. Ну, а если Израиль Исаак отдаст богу душу — ведь какое же будет горе, что среди оставшихся в живых не окажется ни одного Израиля Исаака!

Что поделаешь, нельзя так нельзя, но почему не найти какую-нибудь уловку, учитывая, скажем, благозвучие имени? И вот один из Коперецких, у которого был уже сын по имени Израиль Исаак, решил окрестить второго наоборот — Исааком Израилем. Против этого священники не могли возразить, канонами это не запрещалось. Только того и надо было Коперецким. Все они ринулись вдогонку. Мода есть мода — и в семьях стало почти столько же Исааков Израилей, сколько было Израилей Исааков. Баронессы только тем и занимались, что рожали их друг за дружкой.

Так оно и шло совсем невинно десятки лет подряд, и никто не усматривал в этом никакого подвоха, разве что безобидную шутку. Но как раз теперь, в те самые времена, о которых мы пишем, — кто бы мог тому поверить ранее, — из-за этого началась страшная катавасия.

В самое ближайшее время сеньором должен был стать Израиль Исаак Коперецкий IV — сын Михая. Дело в том, что звание сеньора принадлежало чахоточному Израилю Исааку III (из лютеранской ветви семьи), который, как говорили, постоянно рыщет в поисках весны и скоро найдет себе могилу. Ввиду того, что желание стать восприемником должно быть заявлено еще при жизни сеньора, — делалось это путем пересылки метрики, — самый старший в семье, описанный в предыдущей главе рыжий верзила Израиль Исаак IV, сын Михая Коперецкого. летом самолично отвез в Прагу выписку из церковной книги Но представьте себе, что случилось! Он нашел там уже другую метрику. Оказалась, что один из Исааков Израилей, о которых никто и думать не думал, а именно Исаак Израиль I (сын Бенедека XII) приехал вдруг и заявил, что он на целых четыре месяца старше рыжего Коперецкого, а посему достоин стать сеньором.

Этим неожиданным поворотом были потрясены все Коперецкие, жившие в самых разных краях, особенно те, что были настроены легитимистски (исключение оставляли лишь семейства с Исааками Израилями), и, встречаясь с незаконным претендентом, они давали ему обычно изрядную взбучку.

— Ты что, совсем с ума сошел? Что ты вздумал, несчастный? Что у тебя за мания величия? Ведь ты не Израиль Исаак. Ты, дружочек, только Исаак Израиль!

— Это все равно!

— Как бы не так!

— Ну так я докажу вам, что все равно. Речь идет о двух характерных еврейских именах, и завещателю было совершенно безразлично, какое из двух стоит впереди.

Так обстояло дело. Неожиданное выступление Исаака Израиля I действительно пришлось весьма некстати, ибо рыжий Коперецкий очень нуждался в наследстве, ему уже только с величайшим трудом удавалось скрыть свою бедность. Имение почти не давало доходов, а на службу поступить он не мог, ибо ни в чем не разбирался. Он рос, словно жеребенок. В школу его не отдала, обучали дома с помощью крапецкого учителя и певчего Йожефа Слимака. Когда Коперецкий научился читать (удивительно еще, что научился), отец стал на защиту сына и сказал, что больше не позволит его мучить. Что он делал и как убивал время до тридцати трех лет (столько было ему сейчас), трудно сказать. В сущности, ничего не делал, охотился, скакал верхом, ездил к соседним помещикам и к другим Коперецким на свадьбы да на именины, любил деревенских девок и молодух, играл в карты с окрестными джентри [12] , менял лошадей у тренченских барышников; иной раз, когда продавали шерсть, недели две проводил в Пеште, где в «Казино» его считали «своим парнем» и человеком приятным, так как он терпел все шутки, все грубые выходки да издевательства и строил при этом хорошую мину. После смерти отца он принял крапецкое имение: две тысячи хольдов непроходимых лесов и около восьмисот хольдов пашни. Понемножку наращивал долги и с нетерпением ждал пражское наследство.

12

Джентри — укрепившееся в Венгрии за средне- и мелкопоместным дворянством его английское наименование.

Ожидаемое наследство, несмотря на возникшие осложнения, очень подняло репутацию Коперецкого. Более того, пошел слух, что новый сеньор, если он чуть похлопочет, получит от государя, помирившегося с венграми [13] , разрешение перевести капитал из Праги в венгерские финансовые учреждения, где по нынешним временам платят более высокие проценты. Именно поэтому после смерти Кожехубы председателем ссудо-сберегательной кассы предусмотрительно избрали барона Коперецкого.

13

…от государя, примирившегося с венграми… — Намек на соглашение 1867 г., по которому Венгрия, с 1849 г. находившаяся под протекторатом Австрии, снова обрела относительную самостоятельность.