История Нового Каллена — Недосягаемая
Шрифт:
Автомобильная стоянка порядком опустела, когда я собралась с силами и убедила себя отправляться домой с кипой старых книг. Может, мне и удастся завалиться в постель и сымитировать болезнь раньше, чем дотторе объявит о желании незамедлительно обсудить мое взбалмошное поведение, прогулы и обескураживающие разговорчики с матерью. Я почти добралась до своей машины, как позади отчетливо послышались шаги нагоняющего меня человека.
— Эй, Каллен! Не хочешь объясниться? — Я удивленно повернулась к Алексу.
— А ты уверен, что это именно я должна объясняться? — хмыкнула я и отключила сигнализацию, открывая водительскую дверь. Я вздрогнула от неожиданности и отшатнулась, когда
— Ты что, думаешь, я здесь шутки шучу?!
Его восклицание было буквально промаслено гневом. Я попыталась вывернуться, но в конце концов оказалась зажата между велосипедистом и своей машиной.
— Я не понимаю о чем ты, Алекс!.. — Он был огромный, от него разило агрессией. Колени затряслись, сердце подскакивало до горла.
— Не понимаешь, так, значит? — Парень взмахнул шевелюрой, чтобы убрать с глаз челку и в бешенстве отбросил свои вещи прямо на асфальт. Он оказался ко мне так близко, что я боялась сделать вдох. Клетка.
— Да что с тобой не так?! — испуганно выдохнула я и тщетно попыталась отступить.
Его ладони легли прямиком на алюминиевый корпус Порше, и я задохнулась от приступа клаустрофобии, спонсором которой он стал. На скулах парня яростно плясали желваки, а небесно-голубые глаза смотрели едва ли не с ненавистью. Да не убивала я твоего попугайчика!..
— Объясни мне, Каллен, что за хрень творилась сегодня ночью? — Его голос был похож на тихое рычание, грудь тяжело вздымалась, и на секунду он сомкнул веки, словно мое лицо мозолило ему глаза.
— Ты что, обкурился в конец?! Не имею ни малейшего понятия, чем ты там занимаешься по ночам! Лично я спала в своей постели, кретин!
Его кулак с грохотом обрушился на дверь, и я подпрыгнула на месте. Вот только вмятин на чужой машине мне для полного счастья и не хватало!
— Ты спятил, Мэнголд. По тебе психушка плачет. Адрес дать? — Я слышала, как бьется о грудную клетку обезумевшее сердце. Воздух, мне нужен был воздух, отпусти, отпусти, отпусти, не могу дышать — прочь, прочь, кому говорю…
— Ведьма! Немедленно объясни мне, что происходит!
Мои зрачки ощутимо расширились, когда, словно в замедленной съемке, парень занес надо мной свою беспощадную ладонь. У задней стенки черепа замелькали сцены из остросюжетных кинолент, стали складываться отрывочные фразы героинь романов. Удара еще не случилось, а я уже выкинула свою единственную защиту — руки — вперед, отталкивая твердый торс парня и чувствуя, как дрожь пухнет, раздувается, перерастает в горячую ударную волну. Бейсбольный мяч отлетает от удара биты. Алекса Мэнголда отбрасывает в колючие заросли от соприкосновения с кончиками моих пальцев.
Голова пульсировала в такт колотящемуся сердцу, а мозг на минуту полностью почернел в бессознательности. Я не помнила, как заползла внутрь безопасного кроссовера, завела мотор и нажала на газ. Только у съезда с парковки меня выдернуло из замешательства. Слезы долой, щелчок ремня, в зеркалах никого, пешеходы отсутствуют. Мне нужно было скрыться как можно скорее. Пока парень не поднялся с земли, пока не осознал. Пока не рассказал. Пока не успел отыскать свидетелей и в дом Калленов не явилась толпа…
========== Глава Шесть ==========
Комментарий к Глава Шесть
Приветствую Вас, мои дорогие читатели и каюсь за задержку.
Глава получилась объемная и я очень надеюсь, что она оправдает ожидания.
Почти в самом конце главы будет место, где я попрошу всех вас включить одну песню, которая как никогда кстати
Emily Browning – Half of me.
Как и всегда, жду отзывов, вопросов, обоснованной критики.
Приятного прочтения.
Над тяжелой граненой кружкой, больше похожей на пивную, медленно поднимался полупрозрачный дымок. Сладкий запах солнечно-желтого ромашкового чая приятно щекотал ноздри, и я делала первые осторожные глотки, согревая дрожащие пальцы и попутно нервно отдирая уголки лака для ногтей.
Что, черт возьми, произошло на стоянке? По спине пробежал раздражающе липкий холодок, и я поежилась, обеспокоенно бросая взгляд на мрачную безлюдную улицу, что стелилась за сероватыми, перепачканными мутными дождевыми разводами окнами. Я недоверчиво разглядывала свои дрожащие ладони; казалось, стоит мне отвести от них взгляд, и сила тонкими электрическими разрядами разорвет блестящую в свете ламп солонку, стоящую в середине стола.
Было по-настоящему трудно заставить себя переключить внимание. Минут тридцать после случившегося я бездумно петляла по улочкам города, повторяя в голове, как мантру обещание, данное утром Каллену. Новый виток моих невероятных путешествий по штату Вашингтон не добавил бы мне очков, но и возвращаться домой в такой взвинченном состоянии было бы безумно опрометчиво. Это как засунуть ладонь в пасть аллигатора и надеяться, что хищник дрессированный.
Алюминиевая ложка утонула в склизкой бездне остывшего крем-супа. Пальцы были обожжены стеклом кружки. Я вела неслышный подсчет черных и белых автомобилей, мелькающих за окном. В шахматах игру всегда начинают белые, но по мере ходов число возможных вариантов развязки увеличивается по экспоненте, и становится практически невозможно определить, чья же стратегия победит. Так и в жизни. Возникало чувство, что с каждым годом на моей импровизированной шахматной доске судьбы оставалось все меньше белых фигур, все меньше покоя и радости. Казалось, еще один ход, и надо мной разнесется грозное: «Шах и мат». Раз и навсегда.
С мрачной решимостью обрести спокойствие я заливалась ромашковым чаем. Все, что от меня требовалось, — хладнокровно выдержать разговор с «отцом». Несмотря на сцену на стоянке, несмотря на мои склоки с Таней, я не могу позволить себе растечься слезливой лужицей на глазах диктатора. Я не собираюсь подтверждать свое звание глупой самовлюбленной тупицы.
Я провела не меньше часа в умиротворяющей атмосфере кафе, под тихий гул какого-то матча по регби и веселые возгласы посетителей ресторана, которые случались от малейшего колебания счета. Мне было трудно разобраться, что конкретно заставляет меня чувствовать себя здесь комфортно — успокаивающий чай или мягкие, потертые от времени кожаные диванчики, аромат домашней еды, что готовила хозяйка, или же почти забытая атмосфера человеческого несовершенства. Во время жаркого спора остатки пищи вылетали из ртов, щетинистые челюсти с хрустом перемалывали картофельные чипсы, все, как один, без зазрения совести обсасывали жирные пальцы. У молоденькой официантки был слишком усталый вид: из ненадежного пучка выбивались вьющиеся пряди, а тонкие губы, расплывающиеся в вынужденной улыбке при виде меня, были искусаны едва ли не до крови. Я замечала на себе ее задумчивый взгляд, сама адресовала такой же в ответ. Ей не больше двадцати, а выглядит она такой потрепанной и усталой, словно эта работа — способ выжить. А как для нее выглядела я? Взмыленная, бледная, криво припарковала свой стотысячедолларовый кроссовер прямо напротив входа. Думает, что я ни в чем в этой жизни не нуждаюсь, все достается мне по щелчку пальцев… Доставалось. До недавних пор.