История Нового Каллена — Недосягаемая

ElleNikita

— Рада, что тебе уже лучше. Извини, я не могу не спросить, — Софи свела брови на переносице и на секунду отвела взгляд. — В субботу в кино… Ты ведь в порядке?

Я и не заметила, как крепко задумалась над тем, насколько я не в порядке; как устала зацикливаться на этой мысли. Софи в ожидании так и не произнесла ни слова. Где-то, словно за толщей воды на дне бассейна, хлопнула дверь класса. Наконец я встрепенулась и попыталась вернуть на лицо подобие беспечности.

— Я случайно встретила его тем же вечером, и мы со всем разобрались. Мы квиты, — отрывисто произнесла я. Софи чересчур вдумчиво, словно не до конца

веря мне, провела пятерней по волосам.

Я спросила о Стивене; предлога лучше, чем этот, было просто не найти. Подруга распустилась пионом прямо на моих глазах и принялась без умолку трещать о выходных, в особенности о вчерашнем ужине в кругу ее семьи, где все просто обожали бойфренда дочери. Я идеалистично представила себе их счастливое совместное будущее: беспечные годы в колледже, где она будет изучать искусство или английскую литературу, а парень получит стипендию и возможность участвовать в гонках, принося с каждым годом домой все больше кубков, и в конце концов пробьется в чемпионы. Они оставят образование на потом и вместе отправятся путешествовать от гран-при до гран-при. Софи будет его самой преданной болельщицей, а на ее безымянном пальце будет поблескивать кольцо.

Теперь я видела, как выглядит счастье. Из Софи била жизнь. Она была искренней. Она не задумывалась о том, что можно говорить, а чего не стоит, она планировала будущее, она могла запросто рвануть хоть на край света. Ее неведение и неопытность были тем самым ключиком от всех дверей…

***

Я чувствовала легкость и спокойствие после подробного и светлого рассказа Софи о радостных буднях со Стивеном. Пребывая в прострации, я шагала на историю, где меня небось уже поджидал похмелившийся Мэнголд. Теперь между нами должен появиться хотя бы намек на взаимопонимание, не до такой же степени он непостоянный.

За партой я обнаружила привычный сгорбленный силуэт. Мэнголд уложил тяжелую голову с шапкой спутанных светлых волос на рукава безразмерной толстовки, отвернувшись в противоположную сторону от двери. Неужели он напился до такой степени, что не успел оклематься за воскресенье?

— Привет, Алекс, — довольно бодро поздоровалась я и водрузила свою сумку на стол, чтобы отыскать внутри хотя бы тетрадь.

Дальнейшее происходило, как в режиме замедленной съемки. Алекс ощутимо, болезненно напрягся всем телом, прежде чем ухватиться длинными, бледными пальцами за края парты и медленно, угрожающе выпрямиться. Я ощутила, как пересохло в горле, когда он осмотрел меня с головы до ног с такой надменной злостью, словно Эмметт и правда лично явился в его дом прошлым воскресеньем и поколотил его за то, что мне влетело от Тани.

Я нервно отодвинула свой скрипучий стул как можно дальше от того места, где чадил и искрился Мэнголд. Его тонкие пересохшие губы сложились в жесткую линию, глаза будто потеряли весь свой искрящийся небесный свет и стали пресными, сухими и колючими.

— Нам надо поговорить, Каллен, — жестко начал он. Голос был хриплым, одичалым. Я так и стояла примороженная к месту, боясь даже предположить, как он поведет себя дальше, что решит рассказать о наших развлечениях в субботу. Опять чертова непредсказуемость! — Я-то после наших посиделок думал, что ты нормальная девчонка. Даже симпатичная. Какой же я легковерный осел, правда, Каллен?

Он говорил тихо, вкрадчиво, но это не помешало многочисленным свидетелям

заинтересованно покоситься в нашу сторону и как бы невзначай откинуться поближе на жестких стульях. Я сжала ладони в кулаки.

— Но каким-то… колдовством ты умудряешься испортить все, находясь в этот момент неизвестно где! — Теперь он звучал по-настоящему зло, в полупрозрачных глазах будто танцевали языки пламени из газовой горелки. — Нахер тебе все это, Каллен? Ты меня злишь. И уж поверь мне, злым я тебе не понравлюсь.

Нет, ну не может же быть, чтобы он серьезно полагал, что я понимаю его полубессознательные бредни. Он окончательно выпрямился и впился в меня ледяными глазами. Я разглядела залегшие под ними глубокие багровые тени; он выглядел изнуренным и озлобленным, словно, как и я, не мог нормально спать вот уже несколько дней.

Мне нужно решить нашу проблему без вмешательства вездесущего офиса, нужно попробовать добиться от Мэнголда нормальных объяснений. Иначе я не выдержу и в конце концов огрею этого олуха сумкой по башке, лишив того последних мозгов, и Таня меня четвертует на пару с доктором Калленом.

— Постой-постой, ты опять за своё? Я устала тебе повторять, что не понимаю, о чем ты, блин, вообще говоришь! — Я старалась не обращать внимания на одноклассников, которые на протяжении наших бесконечных ссор явно успели надумать себе кучу душещипательных подробностей и уже, наверное, твиттили происходящее с кучей злорадных хэштегов. Вся школа будет знать о нашей крысне уже к следующему уроку.

У Мэнголда на щеках заиграли желваки, он подскочил с места так резко, что с оглушительным грохотом опрокинул стул. Костяшки пальцев побелели, в глазах полопались капилляры, массивные плечи сгорбились. Я не сомневалась; он мог меня ударить. Он мог сотворить, что угодно, наплевав на общественные порядки. Один из самых перспективных учеников захолустной школы Форкса останется безнаказанным в любой ситуации, в отличие от вызывающей и нервной новенькой. Пусть и нагруженной крутым телефоном, машиной и известными родственниками за спиной.

— Да ты можешь сколько угодно втирать мне, что ничего не понимаешь! Я тебе не верю. Прекрати надо мной издеваться! — Мэнголд грохнул кулаком по столу, и в аудитории повисла гробовая тишина. Учитель с нарочитым безразличием штудировал план урока. Одноклассники коллективно затаили дыхание.

Было ощущение, что мне ударили кулаком в солнечное сплетение. Перед глазами все начинало медленно плыть — не то от выступивших слез, не то от помутненного страхом рассудка. В голове, словно маленькие дымовые шашки, взрывались ядовитые слова Тани, жестокие, бескомпромиссные, отравляющие. Тон Мэнголда смешивался с обвинениями матери, моя собственная беспомощность и уязвимость вызывала внутри едкую тошноту.

Я схватила свою сумку в ослабевшие руки и поспешила на выход, расталкивая впечатленных одноклассников. Пока я не натворила ничего ужасного, пока разум еще не отделился от тела, мне нужно было вернуться домой. Лечь на диван в кабинете доктора и беспомощно разрыдаться. Попросить избавить меня от школьной экзекуции, рассказать об агрессивном дубине Мэнголде, о том, что даже дружба с Софи не сделает это место хоть капельку лучше.

Я вылетела на улицу через первую попавшуюся дверь, кутаясь в расстегнутый дафлкот и пытаясь определить, в какой стороне стоянка с моей машиной.