История одного филина
Шрифт:
А куда же в пургу подевались птицы?
Фазаны нашли убежище под кустами, в густом переплетении корневищ, куропатки укрылись в бурьяне вдоль опушки леса, вороны расселись по старым тополям во дворе усадьбы, синички жались друг к другу в темных дуплах, не разбирая, свое это дупло или чужое, а воробьи — те забились поглубже в скирду соломы, и никакого им дела не было до бурных наскоков и возмущения ветра.
Следует признать, что воробьи оказались умнее других пернатых, в теплой скирде уютно и не надо было, подобно воронам, цепляться за ветки, они не дрожали от страха, как синицы, которых набивалось по пять,
Суслики и хомяки в эту студеную пору спят сладким сном в своих подземных квартирах с приятным сознанием того, что в соседнем зале находится их собственная кладовая; белки отсиживаются в хорошо утепленных дуплах, они ждут часа, когда уляжется непогода и можно будет подкормиться шишками. В такую погоду по лесу рыскает, пожалуй, лишь какая-нибудь озлобившаяся от голода лиса, в надежде застичь оглушенного буйным ветром зайца на месте его отсидки.
Дремлют запорошенные снегом дальние усадьбы, скотина целыми днями стоит в хлевах, пережевывая жвачку, овцы трогаются с места только к корыту у водопоя, но и то лишь тогда, когда их очень уж донимает жажда. Вот ведь как хорошо живется коровам, те пьют у себя в коровнике, а они, бедные овцы, должны ранить копытца о жесткий снег.
— Бее… бе-е… бе-едные мы…
Пастушечья собака из породы пули и теперь старается сбить овец в отару, и бойкое тявканье ее не умолкает, пока пастух не останавливает собаку.
— Не задирайся, не то пинка у меня схлопочешь! — и пули отходит в сторонку, потому что хорошо знает, что значит «пинка схлопочешь».
Стоит предрождественская пора, полевые работы закончены, и люди, особенно вечерами, все больше сидят по домам, мирно потягивают трубки да подремывают возле печек.
Дома для батраков, что стоят на усадьбе, построены очень давно, еще при крепостном праве, и некогда — в сравнении с другими лачугами бедняков — казались чуть ли не дворцами.
Центральную часть дома занимает кухня с огромнейшим очагом и широкой печью, а справа и слева от кухни расположены жилые помещения — точнее, по одной довольно просторной комнате. Одной общей кухней пользуются две семьи, и либо они живут в мире, либо ссорятся… а в конце концов привыкают друг к другу и сживаются.
Особенно в такую вот зимнюю пору или когда обрушиваются тревоги, люди стараются держаться сообща, собираются вокруг одного очага — перемолоть новости и убить время.
Ребятишки давно в постели, и четыре-пять семейств сходятся на огонек, потому что зимний день короток, а ночь долга.
Сидят, большей частью помалкивая, лишь изредка кто-либо обронит слово, и тогда встрепенется в доме чья-то надежда или боль.
— Спи, Мацко, будь мол воля, и я бы тоже сейчас завалился на боковую! — буркнул Ферко и, приладив корзину за спину, вышел во внешний двор.
К тому времени сумерки уже совсем отступили.
Село зажило своей обычной жизнью, наполнилось разноголосицей звуков; на жестяной кровле церкви сверкнуло солнце, на улице дробно позвякивали колокольца запряженных в сани лошадей, а из печных труб поднимался
Вот сани подкатили к крыльцу агрономова дома.
Стоял крепкий мороз, но зато санный путь был хорош, колея тверда и накатана.
Лошади нервно плясали на месте, пока агроном и аптекарь устраивались в санях, но затем легко тронулись в гору, точно хотели согреться.
Солнце поднялось еще выше, и все окрестности вдруг засияли; это было холодное, слепящее и все же прекрасное сияние. Деревья вдоль дороги стояли неподвижно, окаменело, и дальние леса стыли в синей дымке. Звон колокольчиков весело бежал впереди упряжки, плясал по обочинам и раздавался далеко в холодном, снежном поле.
Без остановки доехали до верхней усадьбы, где компанию уже поджидал старый Варга.
— Я тут прикинул, лучше всего охота у овчарни. Перед овчарней много навоза сложено, а на деревьях вокруг ворон этих — миллионы.
— Нам только серых бы чуть проредить.
— А я собирался просить вас, господин агроном, подстрелить для меня штуки четыре-пять черных, уж очень суп я из них люблю.
— Хорошо, будут вам и черные, дядя Варга!
Овечий хлев стоял на задах усадьбы. За осень перед ним скопилась огромная навозная куча, а на старых тополях вокруг овчарни расположилось хоть и не миллион, но во всяком случае много сотен ворон. В хлеву овцы жевали сено, а у загородок и окон порхали всполошенные воробьи.
Ферко притащил клетку с филином, воткнул на самый верх навозной кучи крестовину и выпустил Ху.
При виде ночного хищника вороны прямо-таки обезумели.
— Вот он, извечный наш враг! Бейте его!
— Кар-р… ка-ар-р… р-рвите, тер-рзайте его!
Темный смерч из тысяч разъяренных птиц кружил над филином, который отважно защищался в одиночку, так как ружье пока молчало.
И агроном, и аптекарь не стреляли, настолько захватило их это зрелище: сухой шелест крыльев, карканье, испуганный грай живой, темной тучи.
Им не пришлось даже подыскивать себе укрытия, потому что обезумевшие вороны не видели никого, кроме филина.
— Сначала серых, дядя Лаци!
И встав у ворот овчарни они начали стрелять. Овцы испуганно шарахнулись в угол, а Ферко каждый раз восторженно хлопал себя по коленям, когда одна за другой вороны, перекувыркнувшись, камнем падали наземь, оставляя плыть в воздухе цепочку выбитых перьев.
Но несмотря на испуг и потерю своих товарок вороны не ослабили натиска, Ху едва успевал вертеть головой и щелкать клювом из стороны в сторону, и все же он схлопотал несколько ударов крыльями, после чего слетел с крестовины и занял оборону внизу, прямо на навозной куче.
— Трах… тах-тах!.. — гремели ружья.
— Кар-р… кар-р… Не р-робей! Бей его! Бей!
Свистели, сшибаясь, крылья, сухие хлопки выстрелов рвали воронью тучу, много ворон — среди них были и черные, на суп дяде Варге — попадало на снег, но атака на филина длилась еще довольно долго, прежде чем вороны смекнули, что опасность, как видно, совсем не в филине… и расселись обратно по тополям.
Ферко с двумя подпасками собрали настрелянных птиц — их было штук тридцать — и быстро скрылись в овчарню. Затем филин опять взлетел на свою крестовину, что вызвало новую атаку ворон и, разумеется, новую ружейную атаку со стороны охотников.