История одного филина
Шрифт:
Он видел, как лиса прошмыгнула в кустах, видел, как та мышкует: настороженно подстерегая зазевавшуюся мышь и прыжком настигая ее. Но Ху видел еще и другое: что лиса не прикончила грызуна, а бережно положила добычу на взгорке у берега, где уже лежало несколько придушенных ею мышей.
У лисы тоже детеныши, — смекнул филин Ху и тут вспомнил, что и ему пора приступать к охоте. Однако он ни единым движением не выдал себя, так как знал, что утиное племя Таш еще не угомонилось, и продолжал осматриваться. В грезах своих Ху не раз, сидя на
Видел он оленя-рогаля, как тот спит, откинув назад ветвистую корону, волчицу в чаще, кормившую детенышей, а однажды филин приметил медведицу, игравшую с медвежатами; он углядел даже дикую кошку, когда та расправлялась со слабым детенышем косули, и, более того, филин Ху подглядывал за жизнью людей. Люди плакали или смеялись, устраивали пиршество или голодали, обнимались или били друг друга, но никогда не удавалось филину Ху разобраться в их поступках столь же ясно, как он разбирался в жизни леса.
Итак, лиса скрылась в кустарнике, но Ху не скучал; зрение и слух говорили ему так много о жизни вокруг, что не было времени скучать. Вот на реке послышался легкий всплеск, и среди мелких волн показалась голова выдры.
Все чувства филина напряглись, мощные когти глубже вонзились в сухое дерево, но тотчас же чуть отпустили сук: извечная осторожность и неравенство сил велели ему замереть.
Ху сидел теперь совсем неподвижно, слился с деревом, сам стал похож на обломок сука — хотя бегающее по земле зверье все равно не взглянет наверх — и с любопытством следил за происходящим. Выдра была на редкость крупная, хотя и без капли лишнего жира. В воде она чувствовала себя, как филин в воздухе, челюсти ее сжимали какую-то рыбину, которая, норовя вырваться, все еще била хвостом.
Но вот выдра вылезла на берег и на мгновение оцепенела, настороженно прислушиваясь к окружающему; лишь убедившись, что вокруг все спокойно, она приступила к еде. Сначала она перегрызла рыбе хребет у головы, чем положила конец бесполезному трепыханию жертвы, потом, действуя с большой сноровкой, разорвала на куски и проглотила.
— Да, так и надо, — должно быть, подумал Ху, который и сам так расправлялся со своей добычей: вонзал в загривок свой крючковатый клюв; Ху подался было вперед, чтобы лететь к диким уткам, но инстинкт удержал его: закон жизни вольных зверей не велит обнаруживать себя, коли ты тайно подглядываешь за чужой трапезой.
Тем временем сумрак сгустился, отчего лишь ярче прежнего высыпали на небе звезды.
Выдра успела покончить с рыбкой, но все еще обнюхивала чешую и остатки хребта, Ху надоело ждать. Мощные крылья его раскрылись мягко и, как показалось бы человеку, совсем беззвучно, но выдра услыхала, одним движением она соскользнула обратно в реку и с легким всплеском ушла под воду. Но филина она больше уже не занимала, он повернул к камышам, потому что, если б подлетел со стороны реки, утки раньше могли бы его обнаружить. А так он сможет выбирать себе добычу…
— Кря-я! —
Устье пещеры находилось довольно высоко по склону. Ху потратил немало сил, пока добрался до дома и так устал, что даже не стал смотреть, как самка и птенцы расправляются с принесенной им добычей.
Но такой сильной птице на отдых не нужно много времени. И понукаемый никогда не оставляющей его заботой о пропитании, а быть может, и немного наскучившим однообразием пещеры он оттолкнулся от выступа и вылетел в ночь, направив свой полет через реку за людское поселение.
Пролетая над лугом он увидел ласку, которая тащила большую мышь. Ху плавно спикировал на нее, а ласка заметила опасность на мгновение позже, чем следовало…
Раздался скрипучий испуганный писк, и вот Ху уже подхватил ласку вместе с мышью, которую та по-прежнему сжимала в зубах.
Странная гроздь поднялась над лугом, хотя мертвой ласке был безразличен полет, и мышь она держала конвульсивно.
Ху опустился на самый большой камень, где быстро расправился с двойной добычей. Теперь он насытился и потому не спешил продолжать охоту.
Луна еще на подъеме, и, значит, долгая ночь впереди, а по дороге домой он что-нибудь да добудет для самки и для птенцов. Возможно, что Ху не думал так четко обо всех этих вещах, но действовал так, словно им руководили именно эти мысли, так подсказывал ему инстинкт, выработанный многими тысячами поколений филинов.
Ху спокойно сидел на камне, на добрые шесть метров выступавшем над лугом, и спокойно переваривал пищу.
Луна поднялась уже высоко, когда Ху решил снова заняться охотой: хотя сам он плотно закусил лаской, но птенцам и самке одной утки никак не могло хватить. Филин знал, что у отмели по ночам всегда полно спящих ворон, но на этот раз ему захотелось другой добычи.
Наконец, он взмыл в воздух и повернул к реке, но полетел не вдоль русла, а перемахнул на другой берег. Возвращаться в пещеру пока не хотелось, а если не попадется ничего другого, вороны от него никогда не уйдут…
Отлогий берег протянул в воду длинные песчаные языки, а противоположный крутой берег — от отвесной скалы книзу — порос кустарником и деревьями. Филину Ху нравилось кружить над кручей, хотя удачная охота здесь выдавалась редко.
Когда он пересекал реку, глаз его задержался на чем-то определенно живом, наполовину скрытом водой. Какая-то крупная рыбина, может быть, измученная паразитами, а может, ища спасения от более сильной хищницы, наполовину выбросилась на песок и теперь никак не могла уйти обратно в воду.