История одной практики
Шрифт:
— Живую дочь? — улыбнулся он.
Не нравился мне этот разговор, совсем не нравился. Льюр сейчас каким-то другим был. Вроде и тон тот же насмешливо-шутливый, а глаза серьезные, внимательные, цепкие. Не нравился мне его взгляд. Слишком много стали было в нем.
— У нас особняк в городе простаивает, там никто, кроме слуг, не живет. А дом неплохой, просторный, от замещений далеко, разве что запущен немного. Можно поселиться там. У Лучии будет своя комната, тебе оборудуем лабораторию, — продолжил он. — Как ты считаешь?
Он уже все решил, он уже знал, что и как надо делать, а я теперь стала только дополнением к моей химере. Без алхимика ее не вырастить, и потому я сейчас была ему нужна. Спрашивая мое мнение насчет своей идеи, он вовсе не интересовался им. Он не сомневался, что я соглашусь; знал, что мне, по сути, некуда деваться. Так что его вопрос был данью
— Скажи, — я старалась, чтобы мой голос звучал как можно ровнее, что не так-то просто было, учитывая мое общее поганое состояние, — а ты не думал, что если я откажусь, то можно будет забрать ее одну, а алхимика, который проследит за выращиванием, нанять?
Он прищурился и посмотрел на меня так, как смотрят через прицельную планку арбалета. Ну что же. Надо признать, что все правильно. Льюр был очень неплохим другом, с ним было интересно. Замечательным другом, если честно, даже лучше Миори. С тем всегда можно было обсудить алхимические новинки, посоветоваться, пожаловаться ему на Штейна; но разговаривать на отвлеченные темы с ним было трудно, хотя, надо заметить, в то время отвлеченные темы меня мало интересовали. С Льюром можно было говорить о чем угодно, а слушал он всегда так, будто старался дословно запомнить разговор. Он был надежен и отзывчив — взять даже то, как он согласился позаботиться о химере, не зная из чего, или вернее сказать, из кого, она сделана. Его неторопливые ухаживания мне очень даже нравились, в этом было для меня много нового, хотя, если честно, я, может быть, и предпочла бы, чтобы он вел себя поактивнее. Зря про эльфов говорят, что у них только одно на уме; во всяком случае, Льюр был не таков. Он был нежен и романтичен, я не слишком привыкла к такому. И вот теперь все это кончалось, все становилось на свои места. Химера, которую он готов уже сейчас признать своей дочерью, становилась между нами. Ради нее он готов был на многое пойти, от многого отказаться, а наши с ним отношения становились не слишком важными в этом свете.
— Видишь, я тебе и не нужна, — сказала я.
Он моргнул.
— О, да я вижу. Ты бредишь! Нет, со стимуляторами тебе надо завязывать! — Он встал с кровати, забрал у меня пустую тарелку и, отправив ее на тумбочку, снова сел, но теперь уже не в ногах, а рядом. — Ну что за чушь ты несешь, Синевласка? Как это не нужна? Даже если отбросить прочь все мои чувства к тебе, чего я делать категорически не хочу, то, как минимум, ты ее мать. Мать моего ребенка.
Он мягко взял меня за плечи и заглянул мне в глаза. Вот теперь его взгляд был совершенно другим, ушла куда-то сталь, а вместо нее в голубых его глазах было тепло.
— Какие чувства? — спросила я сипло, потому что мне стало трудно говорить.
Я чувствовала себя маленьким ребенком, которого отругали за что-то без вины, а теперь стараются успокоить, загладить несправедливость. И все бы ничего, но обида никак не хотела отпускать меня, она била мне в нос, и я была на волосок от того, чтобы заплакать.
— Мои чувства, — сказал он. — Ты мне стала очень дорога, и Лучия к этому никакого отношения не имеет. Я хочу, чтобы ты была со мной…
Он потянулся ко мне и коснулся моих губ своими губами. Поцелуй вышел очень нежным, очень искренним и совсем-совсем настоящим. И я поверила ему и потянулась к нему навстречу, обняла его, запустила пальцы в его светлые волосы, а он тоже обнял меня и прижал к себе, стал гладить по плечам, спине и щекам. От его прикосновений я таяла, и мне было так тепло, так уютно… А потом я просто лежала у него на груди, а он гладил меня по волосам и волчьим моим ушам. Шептал мне что-то о том, какая я хорошая и замечательная. А потом еще что-то на эльфийском. Кажется, какие-то красивые стихи, но я не понимала слов, зато прекрасно слышала, как именно он их произносил.
— Между прочим, — промурлыкал он мне, — там у нас будет большая спальня. Тебе понравится, если, конечно, ты не против зеленых тонов в обстановке. Впрочем, можно будет и мебель сменить, и стены перекрасить…
Ну, вот что на такое можно ответить?
К обеду моя квартирка наполнилась слугами-эльфами, которые очень быстро навели в моей гостиной порядок, настолько конечно, насколько его можно было навести. Затем пришли четыре гнома; они под присмотром Льюра аккуратно подняли инкубатор и унесли его через портал, который он для них открыл. Я оделась, указала, что из вещей надо будет забрать из квартиры, и мы с Льюром покинули ее, поехав в его родовой особняк на извозчике.
Спальня,
Родители Льюра оказались такими же высокими как он, такими же стройными, такими же золотоволосыми и такими же голубоглазыми. Когда я вошла в гостиную, они сидели на диванчике, держась за руки, а увидев меня, встали, и, не отпуская рук, чуть наклонили головы в приветствии.
— Доброго дня, лорд, леди, — сказала я, присев в реверансе, как полагалось по всем правилам приличия. — Мое имя — Уиннифред Цельсио, и я рада знакомству.
Вот уж когда помянешь добрым словом Лину-Тай и миледи Гилериус, которые позаботились о том, чтобы выпускницы ИБМ в совершенстве знали все премудрости этикета. Странно, должно быть, смотрелся этот безупречный реверанс. Я-то вполне могла представить, как выгляжу сейчас со стороны: синеволосая, бледная, с волчьими фиолетовыми ушами, с торчащим из-под платья хвостом, с крестами пластыря на левом локте и правом колене. На локоть я не слишком удачно упала накануне, когда уворачивалась от атаки одного из туманников, а вот колено — это я утром о косяк приложилась, когда в туалет спешила.
Эльфы даже не переглянулись. Лишь синхронно наклонили головы: лорд — налево, его супруга — направо. Четыре глаза внимательно рассматривали меня, и мне вдруг отчего-то показалось, что их вовсе не двое. Что смотрит на меня на самом деле одно существо, немолодое уже, мудрое, но не потерявшее природного любопытства. На ум невольно пришло сравнение с тыпонскими близнецами [120] , но, разумеется супруги Лавадера таковыми быть никак не могли, хотя бы потому, что были разного пола. Впрочем, ощущение это длилось недолго.
120
Тыпонские близнецы, разумеется, рождаются не только в Тыпонии, просто упоминание о первой такой паре пришло именно оттуда. Так называют монозиготных зеркальных близнецов-магов, сросшихся разумами и личностями. Некоторые исследователи считают, что тыпонские близнецы на самом деле представляют собой одно существо с двумя телами, но это представление не совсем верно, хотя и не лишено основания. На самом деле правильнее говорить о двух существах, которые могут действовать как автономно, так и вместе. При этом граница между их разумами настолько размыта, что определить, сколько их в конкретный момент времени часто невозможно. Встречаются тыпонские близнецы крайне редко, с момента первого упоминания и по настоящее время, то есть за примерно 1800 лет наблюдений, известно лишь о двадцати восьми таких парах.
— Левтарин Логро Лоренцо ап Лакриза, лорд Лавадера, — представился мне лорд, — а это — моя супруга, леди Левтарина Лавадера, рады знакомству.
— Просим простить нас за откровенность, миледи Уиннифред, вежливость — вежливостью, но если говорить честно, то на самом деле мы еще пока не определились, действительно ли этому знакомству рады, — произнесла леди. — С другой стороны, как вы понимаете, не познакомиться с вами было бы большим упущением с нашей стороны.
Приятное начало! Интересно, как они вообще узнали, что я здесь? Слуги сообщили или сам Льюр? С него бы сталось так надо мной подшутить.