История российского мусульманства. Беседы о Северном исламе

Бухараев Равиль

По прибытию в Бухару членов посольства принял и обласкал министр хорасанского эмира, великий географ Абу Абдаллах Мухаммед ибн Ахмед Джейхани, который, по словам арабского историка XI века Гардизи был

«знающим человеком, весьма разумным, проницательным, мудрым, имел во всех делах полное представление. У него – многочисленные сочинения в разного рода искусствах и науках. Сделавшись везиром, он написал во все страны мира послания, запрашивая об обычаях всех дворов и всех собраний, чтобы записали и представили ему, как-то: в Рум (Византию), Туркестан, Хиндустан, Китай, ирак, Сирию, Египет, Зиндж, Забул, Кабул, Синд, Аравию. Ему доставили все те записи [115] ».

115

Заходер

Б. Н. «Каспийский свод сведений о Восточной Европе», часть первая, Поволжье и Хорасан.

Сочинения Джейхани известны нам только по чужим пересказам, хотя и известно, что ими пользовался для своей собственной работы ал-Мас’уди. Во всяком случае, ибн Фадлан мог почерпнуть в беседах с Джейхани какие-то знания о далекой северной стране, куда направлялось посольство. Джейхани добился для посольства встречи с эмиром, где, помимо обычных церемониальных приветствий и пожеланий, багдадцы услышали чрезвычайно неприятное для себя известие.

Деньги за конфискованное поместье опального ибн ал-Фурата должен был доставить посольству некий Ахмед ибн Муса Хорезмиец, во владение которому было передано поместье. Но оказалось, что Ал-Фадл ибн Муса Христианин, не желая утратить доходного место управителя подлежащего конфискации поместья Арсахушмисан, воспользовался своими местными связями и

«написал всем начальникам полиции по Хорасанской дороге… чтобы они послали соглядатаев на Ахмеда ибн Мусу Хорезмийца по постоялым дворам, караван-сараям и сторожевым постам с описанием его внешности. При этом приказал, что если кто схватит его, пусть держит под стражей… Итак, Ахмед ибн Муса был взят в Мерве и посажен под стражу [116] ».

Эта история, между прочим, красноречиво показывает, что в Халифате и сопредельных областях христиане могли защищать свои материальные интересы не хуже мусульман, тем более, если у них имелись надежные связи среди местного полицейского начальства. Посольство прождало в Бухаре 28 дней, но так и не дождалось никаких денег. Между тем ибн Муса Христианин продолжал интриговать, и, в конце концов, каким-то образом убедил булгарского посла Абдаллаха сына Башту и других спутников ибн Фадлана, что время не терпит. Наступает-де зима, и дальнейший путь в Хорезм вот-вот будет перекрыт, так что им следует отправляться в путь, в столицу Хорезма Джурджанию (Ургенч), где их уж непременно догонит незадачливый покупатель конфискованного имения Ахмед ибн Муса Хорезмиец и вручит им деньги для булгарского царя.

116

Ибн Фадлан, там же, с. 14.

Ибн Фадлан, судя по всему, выступал резко против такого неосмотрительного, а, быть может, и купленного за взятку решения. Но дела посольства решал не он, и багдадцы в сопровождении булгарского посла отправились из Бухары в Джурджанию, где им пришлось провести всю зиму, о которой ибн Фадлан, явно не видавший никогда льда и снега, пишет как о чем-то ужасном:

«мне приходилось наблюдать звенящий от мороза воздух, и базар, и улицы при такой погоде пустеют до того, что не встретишь ни одного человека. И не раз выходил я из бани и, когда входил в дом и смотрел на свою бороду, она оказывалась белая, как снег, и оттаивала только тогда, когда я садился у огня. И действительно, там целые дни мне приходилось сидеть дома, а в доме же была поставлена тюркская юрта, и я сидел в ней, укутавшись всевозможной одеждой и покрывшись мехами. И все же щека моя примерзла к подушке [117] ».

117

Ибн Фадлан, там же, с. 20.

После этих слов нельзя не признать нашего героя

не только талантливым писателем, но и чрезвычайно отважным человеком, ведь вкус среднеазитской джурджанской зимы еще только предвещал ему настоящую гиперборейскую стужу. Как показывают исторические метеорологические сведения, зимы в 20-х годах X века стояли самые лютые от Каспия до Белого Моря. Этим, видимо, можно объяснить и то, что в Волжской Булгарии ибн Фадлан наблюдал северное сияние, чего, однако, не увидели выехавшие из Багдада с посольством факихи и муаллимы. Все эти знатоки богословия и мусульманского права так испугались морозов, что наотрез отказались ехать из Джурджании еще дальше на север, несмотря на то, что зима уже кончилась, и настала весна.

Впрочем, к боязни стужи у багдадских богословов присоединилось еще и ясное понимание того факта, что никакого материального вознаграждения за свои труды и страдания им не видать. Обещанные деньги так и не пришли, и посол Сусан ар-Расси решился ехать в Волжскую Булгарию с тем, что у него было, то есть, с правительственными письмами к царю булгар и с лекарствами, которых тот просил у главного царедворца Назира ал-Харами. Ибн Фадлан, как опытный чиновник, пытался отговорить членов посольства от такого, по его мнению, бюрократического безрассудства, говоря, что в письме халифа наверняка говорится о посылке царю четырех тысяч динаров на строительство крепости, и царь обязательно потребует уплаты этих денег.

Однако послы положились на «авось». Вместе с ними ибн Фадлан продолжил путь к рубежам Гипербореи, не сомневаясь в том, что спросится за все именно с него как с единственного чиновника среди членов посольства, облеченных церемониальным почетом, да к тому же еще и тюрков, роль которых при багдадском дворе становилась в те времена все более могущественной.

Об этой роли нужно поговорить особо. Слабость халифской власти, о которой мы уже говорили, не означала еще ни оскудения мусульманской интеллектуальной жизни, ни деградации Багдада как столицы великого государства. Багдад, город пышных увеселений и развлечений аристократии, еще оставался столицей наук и искусств, хотя и начинал уже уступать это высокое звание испанской Кордове.

Тем не менее, Багдад времен халифа ал-Муктадира был одним из величайших городов земли, по числу жителей и по размерам, сравнимым разве что с древними городами Китая, тогда как его главный христианский соперник, Константинополь, имел вдвое меньше жителей, чем Кордова. Торговля и ремесла процветали, однако государство ослабевало как в результате кризиса верховной власти, так и вследствие заговоров, интриг и открытого неповиновения провинциальных наместников, которые железной рукой выжимали налоги и пожинали мятежи, повсеместным лозунгом которых была, между тем, необходимость возврата к чистоте веры и изначальной справедливости государственных устроений ислама.

Для подавления внутренних мятежей и для решения внешнеполитических задач необходима была сильная армия, которая к концу IX века становилась все более и более тюркской по составу. Как отмечал Герберт Уэллс в своем «Очерке всеобщей истории»,

«Пока ислам ослабевал в центре государства, он приобретал огромное количество новых приверженцев и пробуждал новый дух в доселе разделенных и не имевших цели тюркских народах [118] ».

118

Wells H. G. «The Outline of History”, Cassell and Company Ltd., Toronto, Melbourne, Sydney, Wellington, Revised Edition, 1951, p. 618.

Ко времени правления халифа ал-Муктадира тюркские племена Средней Азии – жители Хорезма, Маргианы, Трансоксании, Согдианы и Ферганы – уже давно находились в лоне ислама, и через посредство этих племен ислам проникал все дальше на север и восток. Тюрки как приверженцы ханафитской школы мусульманского права представляли собой противовес распространению и укреплению мятежного шиизма в северном Иране и Азербайджане и были опорой суннитского Халифата, тем более, что после начальных завоеваний 641 года ислам распространялся вдоль древних торговых путей самым мирным и привлекательным образом. Бывшая коллега автора по Всемирной Службе Бибиси Дилором Ибрагимова, например, говорит: