История российского мусульманства. Беседы о Северном исламе

Бухараев Равиль

«Если тысяча конных тюрок идет в наступление, они единым залпом из луков поражают тысячу всадников противника», говорит ал-Джахиз [130] .

По его словам, то, что верховые лошади скачут в любом направлении на большой скорости, не мешает тюркам искусно поражать цель, причем тюрки успевают выпускать десять стрел в то время, в какое арабы-хариджиты выпускают одну. Тюрки возят с собой по два-три лука и запасную тетиву, а также арканы, которыми пользуются с невероятным искусством. Их боевая тактика, особенно заманивание противника путем ложного отступления, настолько же грозна, насколько трудна для подражания, поскольку, как отмечает ал-Джахиз, тюрки одинаково стреляют как прямо перед собою, так и оборотясь назад. Британский ученый Хью Кеннеди подводит итоги этого описания в таких словах:

130

«The Armies of the Caliphs”, ibid., p. 123.

«Описание

ал-Джахиза, которое создано в начальные десятилетия тюркского присутствия в войсках Халифата, многое проясняет. Тюрки были предельно эффективными воинами и явно выделялись из остальных войск в халифской армии. Интересно заметить, что характеристики, отмеченные в «Манагиб» в начале девятого века, совершенно те же, которые будут отмечаться комментаторами в отношении тюрок-огузов во времена сельджуков и монголов Чингизхана. В описываемое ал-Джахизом время не было враждебных вторжений, происходил мирный набор в армию под внимательным взором халифа, однако качества, которые делали тюрок столь эффективными и столь устрашающими, были те же. Тюрки были грозными воинами, но у этой медали была и обратная сторона… Они с яростной ревностью относились к своему привилегированному положению и не хотели смешиваться с другими войсками. Они полагали, что заслуживают своего элитарного статуса и правители, не предоставлявшие им подобного положения, быстро выводили их из терпения [131] ».

131

«The Armies of the Caliphs”, ibid., p. 123–124.

Учитывая, что венгры, покинувшие Приуралье и Среднее Поволжье в IX веке, принесли с собой на равнины Европы те же боевые качества, которыми отличались тюрки, можно сказать, что и их соседи, племена башкир и волжских булгар, в полной мере обладали этим военным умением. Какое бы число собственно поволжских тюрок ни наличествовало в войсках Халифата, во второй половине IX века тюркский элемент начинает играть все более главенствующую роль в государственных делах. В годы правления ал-Муктадира тюркская гвардия, вечно недовольная повторяющимися кризисами неплатежей, а также раздираемая внутренними противоречиями между «старослужащими» багдадскими тюрками времен ал-Мутасима и вновь набранными в армию уже в Самарре «степными» тюрками, менее экономически состоятельными и менее привычными к исламской культуре, окончательно взяла в свои руки государственную власть. Подводя в двух словах итоги процесса создания особых тюркских войск, лейденская «Энциклопедия ислама» сообщает:

«Халиф ал-Мутасим, правивший в 833–842 годах, предпринял фатальный шаг по созданию армии, составленный главным образом из тюркских наемников. Эти преторианцы становились все более и более надменными, пока дело не дошло до того, что в 908 году халиф ал-Муктадир был вынужден дать титул «Эмира эмиров» начальнику гвардии евнуху Мунису и вместе с титулом передать ему практически единоличные бразды правления государством [132] ».

132

Энциклопедия ислама, глава «Аббасиды». Там же.

Далеко не случайно, что посольство в Волжскую Булгарию возглавлял именно представитель этой тюркской преторианской гвардии Сусан ар-Расси, которого ибн Фадлан в своих записках называет гуламом так же, как и двух других тюрок посольства – Тегина и Барыса. О гуламах, которые играли важную роль при халифском дворе, известно, что они

«воспитывались при дворе в специальных школах, а затем зачислялись в гвардию халифа, которая, таким образом, пополнялась опытными тюркскими наездниками и стрелками из лука [133] ».

133

Фильштинский

И. М. Там же, с. 102.

Интересно, что, согласно А. Мецу, едва ли главной «статьей ввоза из Болгара – главного города волжских булгар – были рабы, которые оттуда доставлялись на Аму-Дарью [134] ». Поэтому когда речь идет о тюркских гуламах из Туркестана, можно предположить, что среди них находилось достаточное количество представителей тюркских племен Среднего и Нижнего Поволжья, которые, таким образом, знакомились с религией и культурой ислама уже с VIII века. Однако до полного принятия ислама поволжскими тюрками в дни посольства под руководством гулама Сусана ар-Расси было еще очень далеко. Путевые записи ибн Фадлана дают нам бесценные, из первых рук сведения о том, что за северной границей мусульманского Хорезма, «в стране тюрок», то есть, в землях тюрок-огузов, исламская культура и цивилизация были известны уже только понаслышке. Для нас чрезвычайно важны наблюдения ибн Фадлана и его рассказы об отношении тюрок-язычников к исламу, поскольку в этих сведениях достоверно отражается ответ местных жителей на мирную проповедь ислама в этих кочевых краях.

134

Мец А. С. 161.

Последним оплотом ислама на пути посольства была пограничная крепость, или рибат, Замджан в местности, которая называлась Баб-ат-Тюрк, то есть «врата в страну тюрок». Было снежное начало марта, и караван двигался на север, утопая в снегу. Членам багдадского посольства было так холодно, что, по словам ибн Фадлана, он и его спутники «не замечали ничего, мимо чего шли, так как наши души были близки к гибели». С посольством шел нанятый в Джурджании проводник, с которым ибн Фадлан нечаянно вступил в своей первый разговор об исламе в стране тюрок:

«В течение нескольких дней стоял лютый мороз. Тегин ехал вместе со мной, а рядом один тюрок, который разговаривал с ним по-тюркски. И вот Тегин неожиданно засмеялся и сказал мне: «Послушай-ка, этот тюрок говорит тебе: чего этот господин хочет от нас? Вот он мучает нас холодом, если бы мы знали, чего он хочет, обязательно предоставили бы ему». Тогда я ответил Тегину: «Скажи ему, я хочу услышать от них слова: «Нет бога, кроме Аллаха». Тюрк же засмеялся и сказал: «Если бы вы нас этому научили, обязательно исполнили бы [135] ».

135

Ибн Фадлан. Там же, с. 21.

Помимо всего прочего, этот разговор показывает, что вся тяжесть проповеди ислама на рубежах Гипербореи после дезертирства «факихов и муаллимов» пала на плечи ибн Фадлана как наиболее, а может быть и единственно образованного члена посольства. При всем авторитете, которое давала дворцовым гуламам привилегированность их положения при дворе, вряд ли они были слишком начитанными людьми. Впрочем, ибн Фадлан и сам не слишком уповал на успех простой проповеди среди кочевых тюрок-огузов. Он называет их «жалкими безбожниками», которые, «как блуждающие ослы, не проявляют покорности Аллаху, не ценят ученость и ничему не поклоняются». При всем том, как честно отмечает ибн Фадлан, «стариков своих они уважают, старейшин же почитают особо». Как наблюдательно замечает ибн Фадлан, тюрки склонны подражать мусульманам – во всяком случае, они легко перенимают мусульманские выражения, хотя и не понимают их глубинного смысла.

«Мне приходилось иногда слышать от них: «Нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммад – пророк Аллаха». Тем самым они как бы подражают мусульманам, которые проезжают у них, но настоящей веры в них нет. А если произойдет с кем-нибудь из них беда, и случится с ними какая неприятность, он поднимает голову к небу и взывает «Бер тенгри!» А это по-тюрски означает «Клянусь богом единым!», так как «бер» по-тюркски «один», а «тенгри» – на них языке означает «бог» [136] ».

136

Ибн Фадлан. Там же, с. 21.