История российского мусульманства. Беседы о Северном исламе
Шрифт:
В период, который мы сейчас рассматриваем, в мусульманском и христианском мире произошли не только количественные, но и качественные изменения, которые в итоге и привели к столкновению времен Крестовых походов. Еще в начале X века, при всей внутренней слабости халифской власти, в мире не было христианских государств, способных бросить вызов военной силе и культурному могуществу Аббасидского Халифата. Великая франко-германская империя, впервые созданная основателем династии Меровингов Кловисом (481–511), и затем, спустя двести лет, возрожденная Карлом Великим, вновь распалась на части. Эта империя страдала не столько от экономического и военного превосходства мусульманской Испании, сколько от набегов викингов и нападений венгров, которые в то время разоряли германские земли короля Генриха Птичника, а также земли западных славян и чехов.
Истерзанный распрями собственных нобилей Рим времен понтификата Иоанна X все больше слабел, терпя удары мусульманского флота и византийской армии под началом узурпатора трона Романа Лекапина, пока
Византия, хоть и оставаясь одной из двух сверхдержав в регионе, должна была платить дань венграм и отражать набеги северных русов; кроме того, постоянно иметь в виду дунайских болгар, которые хоть и приняли крещение совсем недавно, уже успели отделить свою церковь и от Рима, и от Константинополя, продолжая во внешних делах традиции своих предков, булгар Аспаруха, которые вступили в единоборство с Византией, едва успев прийти на берега Дуная.
Однако через сто лет положение было уже другим. Если в лоно ислама за это время вошла новая сила, тюрки, то в лоно христианства вошли многие бывшие враги Византии и западных государств – славяне, венгры и викинги, что ослабило внутреннюю напряженность и внутренние распри христианского мира. В то же самое время распад Халифата и мусульманские междоусобицы окончательно расшатали тот идеал справедливого мироустройства, с которым изначально строился мир ислама.
«Закрытие дверей ижтихада» – фактический запрет на самостоятельный рационалистический подход к осмыслению исламского Откровения, в середине XI века стал самым знаменательным показателем неспособности правящих светских и религиозных кругов Халифата справиться с практическими проблемами времени.
Однако если арабский Халифат доживал свои последние десятилетия, то новые государства Средней Азии и Поволжья неуклонно шли к своему расцвету, решая именно насущные и практические, а не теологические и схоластические задачи. И помогал им в этом изначальный созидательный дух ислама как Истины, в которую северные мусульмане уверовали со всей страстью и влюбленностью новообращенных тюрков, не отказавшихся с принятием ислама и от самых прекрасных черт своей древней культуры. Об этом свидетельствует хотя бы поэзия тюрков того времени, представленная в собрании Махмуда Кашгари, где именно в эту эпоху, наряду с традиционным воспеванием военных подвигов и красот природы, в народное мировоззрение проникают исламские нравоучения, основой которых являются стремление к добродетели, мудрости и знанию:
Прими совет, мой милый сын,и к добродетели стремись,А станешь старшим, с младшим тынажитым знанием делись.Не начинай, не оглядясь,Дела – в делах нельзя спешить,Поспешно высечешь огонь,Светильник можешь потушить.До битвы верный меч точиИ зорко за врагом гляди,А если он к тебе пришел,Навстречу с войском выходи.Не бойся встать насупротив,Но первым сам не нападай,А отвлекай богатырей,От общей массы отсекай.Заставь над головой врагаСверкнуть смертельно верный меч,И так руби, чтоб он сквозь щитИ шею рассекал до плеч.А если гость к тебе придет,То не кропи его золой,А будь внимателен к нему,Улыбкой гостя успокой.А если нищий забредет,Попросит есть и пить, то будьГотов отдать ему едуИ проводить из юрты в путь [274] .274
«Поэзия древних тюрков VI–XII веков», научный перевод
Уже в одном этом стихотворении видно прямое, иногда дословное влияние коранических учений, суть которых заключается в том, что мусульманин не должен искать войны и нападать первым, но уж если враг приходит к нему, тогда сражаться следует без страха и упрека. Как говорят эти стихи, в реальном мире приходится точить меч и наблюдать за врагом, однако главное оружие мусульманина – это улыбка, которой чаще всего можно успокоить чужого человека.
Подобная созидательность ислама, вопреки легендам об изначально присущей исламу воинственности, самым ярким образом сказалась и на истории Волжской Булгарии. Вся энергия этого молодого тюркского государства оказалась направленной на внутреннее развитие, и даже самые пристрастные исторические источники не находят поводов, чтобы обвинить волжских булгар в какой-либо чрезмерной воинственности.
Первый профессиональный русский историк В. Н. Татищев (1686–1750), например, писал:
«Болгоры хотя когда-то с русскими воевали, однако ж видно, что немного в том прилежали и не искали чужого приобрести, но свое более защищать старались, из-за чего их по Геродоту или Аристею святыми именовали. В плодах земных они преизобиловали, так, что неоднократно и Руссию во времена недородов житами обеспечивали, и более в ремеслах и купечестве прилежали… Сии Болгоры у русских разделялись надвое: верхние и нижние. Верхние, думаю, по городам или отдельным владениям разделялись на несколько, потому в русской истории отличают серебряные Болгоры, города Тучин, Брахимов, Ашла, и другие многие, а Карпеин и Рубрик, билиров и пр. упоминая, различают от Болгор. Настоящая их столица Боогард, или Главный и Великий город, как выше сказано, был ниже устья Камы верст с 30, а от Волги лугами отдален верст на семь. Видится, что Волга близ города течение имела. Поселение оное было довольно пространно, ибо его остатки ныне видим кругом верст на 5, а некоторые говорят на 6 и на 7. Дома, видно, что более были каменные, и в развалинах много от украшений наружной резьбы и облитой свинцом гончарной работ находится. Оный сначала в 1234-м году от татар, а потом в 1500-м году от русских вконец опустошен и Казань построена».
Богатство Волжской Булгарии складывалось не из захватнических набегов, но было результатом занятий торговлей, ремеслами и сельским хозяйством, плодами которых пользовались не только сами булгары, но и их славянские соседи. Как указывает В. Н. Татищев, пользовавший не дошедшими до нас источниками и наблюдавший булгарские руины триста лет назад,
«Сих Болгор оставшиеся развалины великие каменного и хитрого здания города и прочих строений удостоверивают, что народ в хитростях, рукоделиях и купечестве весьма преизяществовал. Находящиеся в земле деньги арапские старые доказывают, что они в Персию, Индию и с восточными срацынами, государи которых на деньгах имена изображены, купечество имели; и на севере не только в Руси около Новагорода, но в Швеции и Готляндии те деньги не иначе как чрез их и гордориков купечество занесены».
Одним из самых красноречивых свидетельств бурного роста экономики Северного ислама является тот факт, что уже во второй половине X века булгарские княжества чеканили собственную серебряную монету. Относительная скудость находок, среди которых, однако, есть находки из Финляднии, Дании, Норвегии, Швеции, Польши и стран Прибалтики, не позволяет говорить об истории чеканки собственно булгарских монет сколь-нибудь глубоко. Как пишет в своей книге Ф. Хузин,
«к настоящему времени известно всего около 600 монет из 101 пункта. На территории бывшей Волжской Булгарии обнаружено только 4 монеты, чеканенные в городе Булгаре: две монеты – в составе Татарско-Толкишского клада (Чистопольский район) и еще две монеты – в составе Старо-Алметьевского клада (Октябрьский район республики Татарстан). Следовательно, конкретное место чеканки собственно булгарских монет археологически не установлено [275] ».
275
Хузин Ф. Там же, с. 54.
Среди западных источников, лейденская «Энциклопедия ислама» свидетельствует, что
«Мы имеем в нашем распоряжении серебряные монеты булгарского князя Талиба бин Ахмада, которые чеканились в Суваре в 338 (949–950) и 340 году Хиджры (951–952); так же, как и на саманидских монетах того же времени, на них стоит имя халифа ал-Мустакфи, свергнутого ранее в 946 году, а не халифа ал-Мути, которого к тому времени еще не признали Саманиды. Мы также имеем монеты Мумина бин Ахмада (вероятно, брата и преемника Талиба) времен халифа ал-Мути (до 338 = 974 года); согласно прочтению Френа эти монеты были отчеканены не ранее 366 года (976–977), то есть, опять-таки после времени правления халифа, чье имя стоит на них; при халифе Та’и, монеты чеканил булгарский князь Мумин бин Хасан. Монеты более позднего периода с именами булгарских князей еще не обнаружены».