История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2
Шрифт:
современников.
Самым популярным из негражданских поэтов был Алексей Николаевич
Апухтин (1840–1893). Он был другом и однокашником Чайков ского, видной
фигурой в петербургском обществе, где выделялся своей ненормальной
толщиной. Он был как бы аристократическим двойником Надсона: для
дворянства и служилого класса он был то же, что Надсон для радикальной
интеллигенции. Это тоже поэзия бессильного сожаления, но это сожаление об
ушедших днях юности,
вкусом вина. Это стихи человека, разрушившего свое здоровье излишествами.
Они не такие бесцветные, не такие студенистые, как стихи Надсона, потому что
из них не так старательно изгоняется всякий реализм и каждая конкретная
подробность. Некоторые стали очень популярны в виде романсов, как,
например, известные Ночи бессонные, ставшие «гвоздем» цыганского
репертуара. Более достойный поэт – граф А. А. Голенищев-Кутузов (1848–
47
1913). Его называли поэтом Нирваны. Он пытался возродить строгий
«классический» стиль, но в его руках он стал ровным и безжизненным. Лучше
всего ему удавалось писать о смерти и разрушении. Описание снежной бури в
одном из его стихотворений не лишено достоинств. Но главная причина, по
которой он может претендовать на известность, та, что некоторые его стихи
положил на музыку Мусоргский, питавший странную слабость к его поэзии.
Другой аристократ, писавший стихи, был граф П. Д. Бутурлин (1859–1895).
Он был более чем наполовину иностранец – в нем текла итальянская и
португальская кровь, а образование он получил английское. Первая его книга –
английские стихи – была напечатана во Флоренции. Он сотрудничал в Академи
и в других английских газетах. На русском языке он так и не научился говорить
без ошибок. Поэтому его поэзия не выдерживает критики, но она интересна как
изолированный пример английского влияния – Бутурлин был преданный
последователь Китса и прерафаэлитов.
В конце 80-х гг. критики-антирадикалы попытались создать шум вокруг
поэзии Константина Михайловича Фофанова (1862–1911). Совершенно
некультурный и необразованный (он был сыном лавочника из петербургского
предместья), он обладал тем, чего не было ни у кого из его современников –
подлинным песенным даром. Стихи его – о звездах, о цветах, о птичках – все
это иногда вполне искренно, но, в общем, мало интересно, и так как он не
владел техникой, то уровень тут крайне неровен. Следующий поэтический бум
был вокруг Мирры Лохвицкой (1869–1905), выпустившей в 1895 г. томик
страстной и экзотической женской поэзии. Стихи
казались последним словом красоты в 90-е гг. Но тут началось движение
символистов и наступило истинное возрождение поэзии.
8. ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ
Восьмидесятые годы были периодом (мягкой) реакции против
утилитаристского позитивизма предыдущей эпохи. Эта реакция выразилась в
хилом возрождении поэзии и несколько более энергичном возрождении
религиозного идеализма. Радикалы были по природе идеалистами, но их
идеализм был основан (как шутил Соловьев) на невозможном силлогизме:
«Человек произошел от обезьяны, следовательно, мы должны любить друг
друга». Восьмидесятые годы постарались подвести под этот силлогизм более
прочное основание. Их религиозный идеализм нашел выражение в учении
Толстого, которое влияло на современников именно потому, что было
религиозным и направленным против радикального материализма. Труды
Соловьева – другое, более ортодоксальное выражение той же тенденции.
Влияние религиозной философии Соловьева, сначала незначительное, в конце
концов оказалось важнее толстовства. Соловьев – и этим определяется его
место в истории русской мысли – был первым русским мыслителем,
отделившим мистическое и православное христианство от славянофильства. Он
как бы продолжил линию менее замкнутого и более «западнического»
славянофильского направления, наиболее полно выразившегося в идеях
Достоевского-публициста. Но для Достоевского самым существенным в
православии было религиозное чутье русского народа. Достоевский был в
религии националистом, мистическим народником: православие истинно
потому, что оно вера русского народа. Соловьев же был совершенно свободен
от мистического национализма: он мог опираться на построения
идеалистической философии или на авторитет экуменической церкви, – но
религиозные взгляды русского народа не имели для него никакого значения.
48
Православие Соловьева явно клонилось в сторону Рима как символа
христианского единства, а в политике он был либералом-западником.
Последнее во многом определило его ранний успех, потому что либералы сочли
его ценным союзником в борьбе против правительства и славянофилов – тем
более ценным, что обличения существующего порядка он подкреплял не
Дарвиным и Марксом, а Библией и пророками. Помощь Соловьева пришла с
неожиданной стороны и тем радостнее была встречена.
Владимир Сергеевич Соловьев родился в Москве в 1853 г. в большой