История русской словесности. Часть 3. Выпуск 1

Сиповский Василий Васильевич

Русская критика до Блинскаго. Псевдоклассики-романтики. Полевой — романтикъ. Историческое значеніе Блинскаго.

Русская критика начала свое существованіе со временъ появленія Карамзина. Критическіе разборы Ломоносова, Тредіаковскаго, Сумарокова, — эти споры о словахъ, смшанные съ летными выходками, и играютъ никакого значенія въ исторіи нашей критики. Лишь когда литературный переворотъ совершенъ былъ Карамзинымъ, началась y насъ принципіальная критика. Враги Карамзина, старые

псевдоклассики, не успли еще печатно защитить себя отъ карамзинскаго сентиментализма, какъ народился y насъ романтизмъ Жуковскаго, потомъ Пушкина. Самая горячая борьба разгорлась, какъ разъ, около имени Пушкина. Его первыя поэмы "Русланъ и Людмила", особенно Кавказскій Плнникъ и "Бахчисарайскій фонтанъ" (съ предисловіемъ Вяземскаго) вызвали y васъ оживленую полемику о "романтизм". Врагами «романтизма» выступили «классики» Мерзляковъ, Каченовскій, Катенинъ, отчасти Надеждинъ. Защитниками — кн. Вяземскій, Бестужевъ, Веневитивовъ, Полевой. Споръ вышелъ довольно безтолковый, часто переходившій на личную почву, но всетаки много выяснившій. «Романтики» перекричали «классиковъ», — в романтизмъ, какъ художественная школа, не только получилъ y насъ права гражданства, но и окончательно задавилъ ложный классицизмъ. Особенно большую роль въ этой побд сыгралъ талантливый публицистъ, широко-образованный Полевой. Онъ принесъ къ вамъ "теорію романтизма" и сдлался его главнымъ застрльщикомъ. Но Пушкинъ, въ эти дни торжества романтизма, поднялся уже до художественнаго «реализма». На помощь ему явился Гоголь со своими повстями и комедіями, — и Полевой оказался старовромъ. Тогда явился Блинскій.

Его главное значеніе и заключается въ томъ, что онъ:

1) разъяснилъ современникамъ высокую поэзію «реалистической» литературы, — этимъ онъ облегчилъ современникамъ пониманіе Пушкина и Гоголя. Явившись самъ, какъ литературное слдствіе дятельности обоихъ великихъ вашихъ писателей, онъ отплатилъ имъ тмъ, что объяснилъ ихъ величіе современникамъ. Благодаря ему, они выросли въ русскомъ самосознаніи, — ихъ врне поняли, оцнили. [200] Этимъ облегчена была возможность боле глубокаго вліянія на послдующую русскую литературу, — этимъ ускоренъ былъ темпъ развитія русской литературы;

200

Впрочемъ, мы видли, что его оцнки далеко не всегда были врны: такъ ширина пушкинскаго міросозерцанія не умстилась въ его одностороннемъ ум.

2) въ русскую критику онъ внесъ опредленныя эстетическія, философскія и общественныя основы;

3) изъ критики, до того отличавшейся педантскимъ доктринерствомъ, сдлалъ онъ живую общественную силу, внеся жгучую

струю отзывчивости къ общественной жизни. Благодаря этому, писатель y насъ сдлался "общественнымъ дятелемъ";

4) онъ неизмримо расширилъ область критики, выведя ее изъ тсной рамки узко-эстетическихъ вопросовъ въ широкія области идейныхъ интересовъ эпохи;

5) «эстетическую» критику замнилъ "исторической".

6) Его значеніе велико и какъ личности. He имя возможности въ печати высказывать свои убжденія, онъ сумлъ вь своемъ интимномъ кружк вліять на литературную молодежь своимъ горячимъ словомъ: вотъ почему ученики Пушкина и Гоголя въ литературномъ отношеніи, такіе писатели, какъ Тургеневъ, Гончаровъ, Некрасовъ и многіе другіе, сдлались учениками Блинскаго въ идейномъ отношеніи. [201]

201

Оттого на стр. 235, въ оцнк Гоголя, сказано, что онъ при помощи Блинскаго сдлалъ литературу общественною силой.

Гоголь. Блинскій. Пушкинъ.

Гоголь, Блинскій и Пушкинъ шли по разнымъ путямъ человческаго самосознанія. Гоголь, въ своихъ исканіяхъ истины, шелъ узкимъ путемъ самоуглубленія, питался исключительно "своими соками", не освжая ихъ, не пополняя ихъ "вліяніями извн". Блинскій совсмъ не занимался "душевнымъ дломъ", — и жилъ только чужими вліяніями, широко и свободно черпая ихъ изъ жизни русской и западноевропейской интеллигенціи и мняя ихъ поперемнно. Пушкинъ въ своей жизни соединилъ оба эти пути: его внутренняя работа органически слилась съ широкимъ и, въ то же время, осторожнымъ изученіемъ чужихъ мыслей, чужого ума. И Гоголь, и Блинскій отразили дв крайнія стороны русской души — первый — тяготніе къ самоанализу, къ "внутреннему дянію" (древняя Русь, русское сектантство, ученія Толстого) — и второй — легкость увлеченія "послднимъ словомъ", пришедшимъ "извн", (XVII и особенно весь XVIII, начиная съ реформы Петра, философскія и политическія увлеченія XIX вка). Эти "увлеченія" всегда легко отрывали русскихъ людей отъ однихъ «авторитетовъ», чтобы безотчетно-рабски подчинить ихъ другимъ. Изъ "скрещенія" всхъ этихъ "воздйствій" Пушкина, Гоголя и Блинскаго — воздйствій литературныхъ и идейныхъ сложилось все содержаніе, характеръ, особенности и идеалы русской литературы ХІХ-го столтія.