История русской словесности. Часть 3. Выпуск 1
Шрифт:
Онъ врилъ въ русскій народъ, въ его будущее: "Да, въ насъ есть національная жизнь, — говоритъ онъ, — мы призваны сказать міру свое слово, свою мысль, но какое это слово, какая мысль — объ этомъ пока еще рано намъ хлопотать!". "Мы вримъ и знаемъ, — писалъ онъ въ одной стать,- что назначеніе Россіи есть всесторонность и универсальность: она должна принять въ себя вс элементы жизни духовной, внутренней, гражданской, политической, общественной и, принявши, должна сама быстро развить ихъ изъ себя. [197]
197
Ср. мнніе Достоевскаго о "всемірной отзывчивости, какъ главнйшей способности нашей національности".
Взглядъ
Теперь, окрыленный Гегелемъ, онъ примиряется съ русской исторіей, признаетъ существованіе исторіи русской литературы. Но не изученіе фактовъ привело его къ этому врному заключенію, a Гегель съ его системою "развитія".
"Важне всего то, — пишетъ онъ въ 1842 г.,- что наша юная, возникающая литература, какъ мы замтили выше, иметъ уже свою исторію, ибо вс ея явленія тсно сопряжены съ развитіемъ общественнаго образованія на Руси, и вс находятся въ, боле или мене, живомъ, органически-послдовательномъ соотношеніи между собой".
Взглядъ на Пушкина.
Теперь въ его глазахъ страшно выросъ Пушкинъ, какъ явленіе, органически связанное съ многовковой русской литературой, какъ результатъ ея развитія.
"Чмъ боле думали мы о Пушкин,- говоритъ онъ, — тмъ глубже прозрвали въ живую связь его съ прошедшииъ и настоящимъ русской литературы, и убждались, что писать о Пушкин — значитъ писать о цлой русской литератур; ибо какъ прежніе писатели русскіе объясняютъ Пушкина, такъ Пушкинь объясняетъ послдовавшихъ за нимъ писателей. Эта мысль сколько истинна, столько и утшительна: она показываетъ, что, несмотря на бдность нашей литературы, въ ней есть жизненное движеніе и органическое развитіе, слдственно, y нея есть исторія".
Третій періодъ въ дятельности Блинскаго.
Третій періодъ въ дятельности Блинскаго. Наиболе цнной работой Блинскаго въ этотъ періодъ было большое критическое изслдованіе дятельности Пушкина въ связи съ его предшественниками, начиная съ Ломоносова; цнны отдльныя статьи о Лермонтов, Кольцов и, наконецъ, рядъ годичныхъ "обозрній" текущей русской литературы съ 1844 по 1847-ой годъ.
Цензурныя условія времени не позволяли Блинскому быть откровеннымъ съ читателями, — приходилось отводить душу въ интимныхъ бесдахъ, a печатно лишь говорить намеками и общими фразами.
Взглядъ Блинскаго на смыслъ литературы.
Конечно, взглядъ его на значеніе литературы теперь мняется. "Въ наше время, — писалъ онъ въ 1843 г.,- искусство и литература больше, чмъ когда-либо прежде, сдлались выраженіемъ общественныхъ вопросовъ, потому что въ наше время эти вопросы стали обще, доступне всмъ, ясне, — сдлались для всхъ интересомъ первой степени, стали во глав всхъ другихъ вопросовъ".
Значеніе писателя. Критика историческая.
Въ 1848 году, незадолго до смерти, Блинскій писалъ еще ршительне: "Поэтъ — прежде всего, человкъ, потомъ гражданинъ своей земли, сынъ своего времени. Онъ и долженъ служить времени. Поэтъ долженъ выражать не частное и случайное, но общее и необходимое, которое даетъ колоритъ и смыслъ всей его эпох". Съ другой стороны, это заключеніе и критику ставитъ обязанность объяснять писателя, изъ его времени". "Исключительно эстетическая критика, — продолжаетъ Блинскій, — потеряла всякій кредитъ — на смну ей пришла критика историческая".
Взглядъ на Пушкина.
Такимъ опытомъ "исторической критики" было его новое изслдованіе о Пушкин. Теперь Пушкинъ, въ глазахъ Блинскаго, нсколько опускается, для него теперь это только — великій поэтъ-художникъ, озаренный гуманными идеалами, надленный тонкимъ чувствомъ изящнаго. Онъ сдлалъ для русской поэзіи великое дло, облагородивъ ее истинной красотой, но этимъ и кончилась его миссія. Теперь Блинскій "старается извинить" Пушкина за его стихотворенія «Поэту», "Поэтъ и Чернь", — ошибочно видя въ нихъ полное и единственное "profession de foi" Пушкина, его взглядъ на поэзію и значеніе поэта. [198] Онъ «извиняетъ» поэта историческими причинами, условіями его жизни и т. д. По поводу «ревности» Алеко и жизни Татьяны онъ пишетъ прочувствованныя страницы о "правахъ
198
См. выше, стр. 79–81.
199
См. выше, стр. 71–72.
Взглядъ на народную поэзію.
Къ народной русской поэзіи Блинскій всегда относился скептически, быть можетъ, отчасти въ пику славянофиламъ, которые превозвосили народное творчество, откуда извлекали идеалы русскаго народа. Въ 1841 г. по поводу "Слова о полку Игорев" онъ писалъ, что въ этомъ произведеніи нтъ никакой глубокой идеи. По его словамъ, это ничего больше, какъ простое и наивное повствованіе о томъ, какъ князь Игорь, съ удалымъ братомъ Всеволодомъ и со всею дружиной, пошелъ на половцевъ. О былинахъ онъ говоритъ слдующее: "Искать въ нихъ общей мысли — все равно, что ловить жемчужныя раковины въ Фонтанк. Он ничмъ не связаны между собою; содержавіе всхъ ихъ одинаково, обильно словами, скудно дломъ, чуждо мысли. Поэзія въ проз содержится въ нихъ, какъ ложка меду въ бочк дегтя".
Разнообразіе и пестрота содержанія сочиненій Блинскаго.
Пестро и разнообразно содержаніе работъ Блинскаго. Онъ много писалъ относительно сочиненій Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Грибодова; по выраженію Аполлона Григорьева, "имя Блинскаго, какъ плющъ, обросло четыре поэтическихъ внца, — четыре великихъ и славныхъ имени сплелось съ ними такъ, что, говоря о нихъ, какъ объ источникахъ современнаго литературнаго движенія, постоянно бываетъ въ необходимости говорить о немъ, — высокій удлъ, данный судьбой немногимъ изъ критиковъ, едва ли даже, за исключеніемъ Лессинга, данный не одному Блинскому". Но, кром оцнки сочиненій названныхъ писателей, говорилъ Блинскій о многихъ другихъ писателяхъ, старыхъ и современныхъ ему. Онъ перебралъ всхъ вожаковъ русской литературы XYIII и начала XIX вв.: говорилъ не разъ о Ломоносов, Кантемир, Державин, Карамзин, Крылов, Жуковскомъ, Батюшков, о старшихъ современникахъ своихъ — Баратынскомъ, Кольцов, Языков, Лажечников, Одоевскомъ, Марлинскомъ, — о младшихъ: Ап. Майков, Достоевскомъ, Тургенев, Некрасов. Исполняя обязанности «присяжнаго» критика, онъ слдилъ за всякой литературной новинкой своего времени, и среди авторовъ, имъ оцненныхъ, найдется много такихъ, имена которыхъ намъ теперь незнакомы. Въ своихъ всегда содержательныхъ статьяхъ онъ обстоятельпо разработалъ много идей самаго различнаго характера: касался онъ и эстетики, и театра, и общественныхъ вопросовъ, и философіи, и науки…
Страстность статей Блинскаго. Акад. П. Н. Ждановъ о Блинскомъ.
Его статьи были всегда содержательны: это ихъ особенность; иногда по поводу пустой книжонки Блинскій высказывалъ широкія, захватывающія мысли, которыя покоряли читателя, главнымъ образомъ, благодаря страстности ихъ тона и убжденія. Эта страстность — отличительная черта Блинскаго. Онъ самъ говорилъ, что его лучшія работы — "импровизаціи", что, отдавшись вдохновенію, онъ чувствовалъ себя, какъ будто на каедр, въ роли горячаго оратора. Онъ самъ признаетъ, что онъ — прирожденпый памфлетистъ, что полемика — его стихія. И, дйствительно, въ этой страстности, въ этой энергичной вр въ истину своихъ словъ — сила Блинскаго. Онъ многое повторилъ изъ того, что сказано было его ближайшими предшественниками, напр. Надеждинымъ, но никто не сумлъ такъ горячо, проникновенно говорить съ читателями, какъ Блинскій. "Когда вы перечитываете Блинскаго, говоритъ акад. Ждавовъ, вы не всегда съ нимъ соглашаетесь, вы можете отыскать y него противорчія, обмолвки, даже фактическія неточности, — но вс эти наблюденія, весь вашъ критическій скептицизмъ не охраняютъ васъ отъ обаянія искренняго таланта и горячаго убжденія, — чувствуешь, что кровью написана всякая строка". Оттого такъ жизненны его статьи: "полвка тому назадъ умеръ писатель, a въ его сочиненіяхъ все чувствуется біеніе живого человческаго сердца" (Ждановъ). До него не было y насъ критиковъ, писавшихъ "кровью и слезами", слившихъ свою жизнь съ работой въ такой мр, Блинскій.