История Советского Союза. 1917-1991

Хоскинг Джеффри

	Показатели 1927–28 гг. (млн. тонн)	Первый вариант	Оптимальный уровень 1932–33 гг.	Исправленный вариант 1932 г.	Реально 1932 г.
Уголь	35,4	68	75	95–105	64
Нефть	11,7	19	22	40–55	21,4
Железная руда	5,7	15	19	24–32	12,1
Чугун в чушках	3,3	8	10	15–16	6,2

Как можно убедиться, даже некоторые цифры

первоначального плана были чрезмерно оптимистичны, не говоря уж о последующем полете фантазии. Но то, что в ключевых отраслях тяжелой промышленности во время первой пятилетки действительно наблюдался весьма существенный рост, не вызывает сомнений. Прежде всего это относится к машиностроению и промышленному строительству в новых центрах. Особенно примечательным было быстрое строительство гигантского гидроэнергетического узла на Днепре, вокруг которого позже сконцентрировались новые заводы, создание новых металлургических комбинатов в Магнитогорске на Урале и возле Кузнецка в Западной Сибири, поблизости от месторождений каменного угля. Позднее эти стройки способствовали перемещению промышленности из уязвимых в военном отношении западных частей страны в Сибирь. Новые огромные тракторные заводы в Сталинграде, Челябинске и Харькове были призваны обеспечить механизацию сельского хозяйства — хотя впоследствии оказалось, что выпускаемой ими продукции недостаточно. К тому же результаты выполнения первой пятилетки разочаровывали, а некоторые из наиболее амбициозных ее проектов были осуществлены только во второй пятилетке (1933–37 гг.).

В то же время следствием выполнения первого пятилетнего плана стало то, что экономика оказалась в известной степени разбалансированной — это стало в Советском Союзе почти правилом. Были забыты даже некоторые отрасли тяжелой промышленности, например, химическая индустрия, чье отставание в дальнейшем создавало постоянные проблемы для других отраслей. В текстильной промышленности во время первой пятилетки практически произошло падение производства. Это значит, что одежда была плохого качества и ее катастрофически не хватало. Не намного больше внимания уделили железным дорогам, а это значит, что товары отнюдь не всегда могли попасть к месту назначения до истечения срока годности. Жилищное строительство, производство потребительских товаров и сфера услуг были и вовсе забыты, а снабжение продовольствием оказалось полностью подорванным коллективизацией. Рабочие, отчаянно нужные на производстве, проводили время в очередях за товарами первой необходимости. По словам Хрущева, например, в 1932 г. в Москве всем предприятиям было предписано развивать кролиководство для их столовых. Не следует также забывать, что коллективизация полностью разрушила кустарное производство, дававшее большинству населения одежду, мебель и рабочие инструменты.

Другим долговременным следствием первого пятилетнего плана стали структура и способ управления промышленностью. Управление растущей промышленностью было передано из ВСНХ централизованным министерствам, или народным комиссариатам, как они по-прежнему назывались. В 1932 г. их было три; к 1939 г. их стало уже двадцать, а к 1948 г. насчитывалось тридцать два министерства. Столь неудержимый рост дал Сталину возможность с особенной силой развернуть свое попечительство, особенно над специально подготовленными для работы в новых структурах новыми “красными специалистами”. Более того, партийные секретари на местах обнаружили, что теперь они полностью зависят от производственных показателей крупнейших предприятий их регионов. Успех состоял не в том, чтобы просто выполнить план, но, чтобы перевыполнить его — достичь этой цели секретари были готовы любой ценой. Большую часть времени партийные секретари тратили на то, чтобы использовать свое влияние для преодоления трудностей снабжения и добиться победы в соревновании с заводами других регионов. Даже места самых крупных по проекту пятилетнего плана строек утверждались в жестокой конкуренции между партийными организациями, боровшимися за повышение своего престижа.

После того, как местоположение проекта бывало определено, первостепенной задачей становилась борьба за “перевыполнение” плановых показателей. Ради этого в жертву приносилось все — здоровье, безопасность людей и интересы других секторов экономики. Индустриализация была уподоблена военным действиям — с их “фронтами”, “кампаниями” и “прорывами”. Нехватка рабочих рук и материалов постоянно приводила к возникновению непредвиденных ситуаций. Индустриальные победы описывались в прессе в преувеличенно риторической манере. Преуспевающие управленцы были похожи не на бюрократов, а скорее на первопроходцев или даже флибустьеров, использующих грубые и быстрые методы для освоения новых территорий. Известно, что некоторые из них похищали грузовики и устраивали засады на товарные составы, чтобы отобрать предназначенные соперникам материалы; если при этом они перевыполняли план, то им мог угрожать лишь выговор, который ничего не стоил. Но если они терпели неудачу, то результатом могла быть позорная отставка и даже арест по обвинению в “саботаже”.

Пятилетка самым драматическим образом изменила жизнь рабочего класса. Прежде всего очень быстро росла его численность:

(млн. человек)	1928	1932	1937	1940
Промышленность	3,1	6,0	7,9	8,3
Строительство	0,6	2,5	1,9	1,9
Транспорт	0,9	1,5	1,9	2,4
Общ. численность	4,6	10,0	11,7	12,6

Таким образом, в течение

первой пятилетки численность рабочего класса удвоилась, а между 1928 и 1940 гг. почти утроилась. Безработица исчезла, прекратилась выплата пособий. Основная часть новых рабочих пришло из деревни. Немногие имели специальности, а большинство было практически неграмотно и не имело ни малейшего понятия о промышленном производстве и дисциплине. Их толпы втискивались в уже существовавшее жилье или в наскоро сколоченные деревянные бараки. На Московском электрозаводе вновь прибывших поселили в длинном деревянном бараке со сплошными нарами, где не было ни подушек, ни простыней. Люди спали на них вповалку, но места все равно не хватало, и некоторые проводили ночи на полу. Семейных запихивали в коммунальные квартиры. В довоенное время их занимала одна семья, теперь же каждая семья получала по одной комнате, с общими кухней, ванной и туалетом. В некоторых случаях семьи получали только часть комнаты. Бельгийский дипломат Гарольд Эскман описывал мелькавшие в московских окнах картины, свидетельствующие об изобретательности, с которой каждая семья старалась обезопасить свою собственность: “Они предпринимали героические усилия для того, чтобы защитить от соседей каждый квадратный фут принадлежащей им площади. Каждый предмет мебелировки, каждая палка, каждый ветхий обрывок старых занавесок использовался для того, чтобы построить своего рода загородку или забор вокруг их тесного убежища”. В Магнитогорске, который раньше был всего лишь деревней, рабочие часто жили в палатках до тех пор, пока строилось более или менее постоянное жилье. В овраге, видном с железнодорожной насыпи, башкиры и татары сооружали глиняные мазанки, крытые ржавым железом. Местное население называло эти трущобы “Шанхаем”.

Условия и качество труда также сильно ухудшились из-за постоянной гонки за “перевыполнение” плана. Положение усугублялось и тем, что у многих рабочих не было ни подготовки, ни опыта в обращении с очень сложной подчас техникой. Когда первый директор Сталинградского тракторного завода спросил одного рабочего, как тот измеряет обтачиваемые им патрубки, рабочий показал, что он делает это при помощи пальцев — единственного своего измерительного инструмента. Токари, для того чтобы побыстрее справиться с работой, использовали вместо тонких грубые резцы. Сверла применялись без соответствующих мер предосторожности, что приводило к поломкам. Машины не чистились, не смазывались и не ремонтировались должным образом. Непредсказуемые исчезновения самых элементарных инструментов и материалов останавливали целые производственные линии. На Электрозаводе валялся без дела и ржавел американский токарный станок стоимостью в 25 тысяч долларов, и все потому, что не могли устранить незначительную поломку. В США это обошлось бы в 50 долларов. Уровень техники безопасности был чудовищным. В Магнитогорске на строительстве металлургического завода леса были настолько шаткими и скользкими, что рабочие падали и получали серьезные увечья: один клепальщик свалился в трубу, застрял там и за ночь замерз. На Харьковском тракторном заводе слабая вентиляция привела к тому, что на конвейере накапливались ядовитые газы. В этом случае положение спас профсоюз, опубликовавший данные об этом и исправивший положение.

Заработная плата оставалась низкой, росла разница в оплате квалифицированного и неквалифицированного труда. Это привело к обдуманной политической акции: как изрек Сталин, “уравниловка в зарплате… мелкобуржуазный предрассудок”. Квалифицированные рабочие получали в четыре — восемь раз больше, чем неквалифицированные, в то время как администрация и аппарат управления вообще получали в восемь — тридцать раз больше — это без учета прочих привилегий, которыми они пользовались. В некоторой степени положение рабочих облегчали магазины рабочей кооперации, которые были им доступны и где можно было по умеренным ценам купить товары первой необходимости. Именно здесь покупали они продукты питания во время голода 1932–34 гг. Государственные же магазины предлагали более качественные товары по высоким ценам тем, кто в состоянии был заплатить. Крестьянский рынок, с неохотою признанный властями после первых эксцессов коллективизации, находился в упадке и предлагал весьма качественные, как правило, продукты по очень высоким ценам. Настоящего голода в городах не было, он терзал деревню, но постоянная охота за продовольствием и изнурительные очереди, после которых человек получал лишь жалкие, недостаточные для жизни крохи, безусловно, сказывались на производительности труда рабочих.

Неудивительно, что многие рабочие не были удовлетворены своим образом жизни и часто оставляли работу в поисках чего-то лучшего. Поскольку большинство предприятий нуждалось в рабочей силе, работу на новом месте найти было нетрудно, но только для того, чтобы убедиться — она не лучше прежней. В 1930 г. на предприятиях угледобывающей и сталелитейной промышленности человек держался в среднем около четырех месяцев. Для того, чтобы прекратить эти постоянные массовые миграции, правительство разработало ряд мер. В декабре 1932 года были введены внутренние паспорта и прописка. Это значило, что каждый житель города регистрировался полицией и не мог переехать без ее разрешения на новое место жительства. В то же время крестьяне были лишены паспортов, что позволило властям остановить большую часть миграции из деревни в город. С сентября 1930 г. каждый рабочий получал на месте работы “книжку заработной платы”, где отмечалось “увольнение по собственному желанию”. В 1938 г. появились “трудовые книжки”, которые каждый работник должен был сохранять в течение всей своей трудовой жизни: там отмечались теперь все нарушения трудовой дисциплины. Прогул, каковым с 1932 г. считалось отсутствие на рабочем месте в течение дня без уважительной причины, был достаточным основанием для увольнения — в то время увольнение влекло за собой потерю жилья, потерю продовольственной карточки и помощи со стороны рабочего кооператива. В 1939 г. прогулом стало считаться опоздание на двадцать минут без уважительной причины, и с 1940 г. это было признано уголовным преступлением, что влекло за собой осуждение на шесть месяцев “исправительных работ”. В этих случаях человек обычно продолжал работать на своем рабочем месте, но с него удерживали 25% заработной платы. “Увольнение по собственному желанию” также стало уголовно наказуемым деянием, каравшимся тюремным заключением.