История варварских государств
Шрифт:
Вторично гунны вмешались в дела Западной Римской империи в 433 г. В 432 г. Аэций оказался в весьма затруднительном положении. Против него при поддержке регентши Галлы Плацидии выступил его старый враг Бонифаций. В Италии фактически началась новая гражданская война. В ней Аэций одержал победу, но вслед за этим на него было организовано покушение, а во главе армии был поставлен зять погибшего Бонифация Себастиан, и это стало тревожным знаком для Аэция. Понимая, что в таких условиях он явно потерпит поражение, Аэций бежал к гуннам. Здесь он снова организовал гуннский поход в Италию. В 433 г. гуннская армия вторглась в Италию. Себастиан потерпел поражение и бежал в Константинополь, а Аэций фактически занял первое место в правительстве Западной империи. И добиться этого он сумел только с помощью гуннов и их короля.
Чем отплатил Аэций гуннам, точно неизвестно. Полагают, что в благодарность за помощь он уступил им всю Паннонию. Однако многие исследователи выступают против этого предположения, так что окончательно решить вопрос пока невозможно. Вполне возможно, что дело ограничилось лишь выплатой какой-то (явно довольно большой) суммы денег [66] . И едва ли гунны ушли из Италии без всякой добычи. Видимо, успех италийского похода подтолкнул Ругу к активизации своих отношений с Восточной империей. Отношения с нею обострились из-за проблемы гуннских племен, которые отказались подчиняться корою и, перейдя Дунай, поступили на службу восточному императору. Руга решительно потребовал возвращения «предателей», угрожая в противном случае разрывом существующего мирного договора и новым вторжением. В Константинополь был направлен гуннский посол Эсла с соответствующим требованием. Это требование вызвало переполох в восточной столице. Ее жители молились об избавлении от гуннской опасности. Командующий восточной армией гот Плинта [67] решительно выступил за переговоры с гуннским королем, и в
66
Гунны были заинтересованы в приобретении не территорий как таковых, а богатств. Поэтому деньги могли им быть важнее Паннонии.
67
По другому мнению Плинта была аланом.
68
Если Плинта надеялся с помощью гуннов стать самым могущественным человеком в Восточной империи, то он не мог не иметь в виду соперничество с Аспаром, хотя они были родственниками. В начале этих событий Аспар находился с армией в Африке, а затем в Италии. Хотя он официально стал 1 января 434 г. консулом, но в должность эту он вступил не в Константинополе, а в Карфагене. По-видимому, при константинопольском дворе, как это было обычно, завязалась сложная интрига, развитию которой невольно способствовал Руга.
69
Точная дата смерти Руги спорна. Некоторые ученые полагают, что это произошло не в 434, а в 440 г. или в промежутке между этими датами. Однако доводы сторонников более раннего времени представляются более обоснованными.
То ли после смерти Мундзука, то ли еще после гибели Октара Руга стал единственным королем гуннов. Как кажется, это противоречило гуннским обычаям. Верховная власть у гуннов принадлежала всему королевскому роду. Был ли он генетически связан с тем родом, который в китайских источниках назывался Люаньчи и который правил империей сюнну, как уже говорилось, неизвестно, ибо вполне возможно, что за долгий период кочевья на запад на первое место вполне мог выдвинуться другой род. Но это не так уж важно. Важен другой момент. Если власть принадлежала всему роду, то было естественным, что после смерти если не Октара, то Мундзука, Руга должен был бы сделать своим коллегой (даже если чисто формальным) одного из членов своего рода. Это мог быть либо его брат Оебарсий, либо сыновья Мундзука. Однако из сообщений писателей видно, что сыновья Мундзука стали королями только после смерти Руги, в то время как Оебарсий еще жил некоторое время как частное лицо. Так что в любом случае Руга являлся единственным королем, несмотря на то, что были живы другие члены его рода. Это может говорить об изменениях на вершине гуннской властной иерархии. Можно предполагать, что Руга сумел крепко взять власть в свои руки. Если это так, то относительно рыхлый союз гуннских племен, распадавшийся на отдельные орды, Руга превратил в мощную державу. Может быть, с этим связан переход некоторой части гуннов, не желавших подчиняться Руге, на службу Восточной империи. Недаром именно требование возврата этих перебежчиков выдвинул Руга. Разумеется, это было ему важно для укрепления собственного престижа. Но надо обратить внимание на то, что среди перебежчиков находились члены царского рода Мама и Атакам. Их переход на сторону римлян, вероятнее всего, связан с борьбой внутри этого рода. Можно полагать, что эта борьба закончилась решительной победой Руги, что и вынудило его побежденных соперников (или сторонников сохранения прежнего порядка вещей) бежать под защиту императора. Не все гунны вошли в состав его державы. Иордан подчеркивает, что Руга все же правил не над всеми теми племенами, которыми будут править его племянники. Несомненно, вне пределов его власти находились некоторые племена в Северном Причерноморье, которые будут подчинены уже позже. И все же кажется, что именно им был сделан важный шаг в политическом развитии Гуннской державы — превращение (или начало превращения) союза племен в империю.
После смерти Руги власть перешла к сыновьям Мундзука Бледе и Аттиле. Таким образом, дуализм верховной власти был восстановлен. Разделили ли братья власть по территориальному принципу, как это было раньше, или правили совместно, точно сказать трудно. Оба брата вместе встречались с римскими послами, они оба воевали в Северном Причерноморье, оба как будто возглавляли армию, уничтожившую бургундов. Но, с другой стороны, есть указания, что Бледа самостоятельно правил большой частью гуннов и что только после его смерти Аттила объединил всех гуннов под своей властью. Поэтому не исключено, что при сохранении принципиального единства Гуннской державы, достигнутого Ругой, братья все же разделили конкретное управление двумя частями государства, но объединялись в наиболее важных случаях. Бледа был старшим, но сил навязать свою власть младшему брату он, видимо, не имел. Аттила также был вынужден до поры до времени терпеть сложившееся положение. В Гуннской державе, таким образом, была восстановлена диархия. Однако ее характер был уже иным. Как только что было сказано, территориальный раздел державы, вероятнее всего, не произошел. В рамках унаследованной братьями державы не восстановилась и автономия отдельных орд. Теперь, когда позднеантичные писатели говорят о гуннских королях во множественном числе, то подразумевают братьев Бледу и Аттилу. Несколько королей осталось только у тех гуннов, которые не вошли в состав империи Руги и которые будут подчинены позже.
Несмотря на смерть Руги и надежды, которые она вызвала, в Константинополе все же решили продолжить переговоры с гуннами. Во главе посольства по-прежнему должен был находиться Плинта, но он сам предложил, чтобы его сопровождал Эпиген [70] . Хотя предложение официально исходило от самого Плинты, можно думать, что он явилось результатом какого-то соглашения между различными придворными группировками, и особенно между военной и гражданско-чиновничьей «партиями». В то время как Плинта являлся типичным военным командиром, и к тому же готом, Эпиген принадлежал к высшему кругу восточноримского чиновничества и был, по-видимому, известным юристом, если учесть, что в декабре 435 г. он оказался среди четырех человек, которым была поручена работа над кодификацией римского права. Как бы то ни было, Плинта и Эпиген во главе посольства прибыли к гуннам. К этому времени гунны явно перешли Дунай, и встреча состоялась уже на правом, римском берегу Дуная. Бледа и Аттила, по гуннскому обычаю, приняли римских послов, сидя на конях, и тем тоже, дабы не ронять достоинство послов императора, пришлось вести переговоры, не слезая с коней. Гуннские короли практически предъявили послам ультиматум. По-видимому, под угрозой войны восточноримские послы согласились на все условия Бледы и Аттилы. Римляне должным были отныне платить гуннам двойную субсидию — 700 фунтов золота в год [71] , выдать всех перебежчиков, включая находившихся в Империи членов царского рода, а также тех бывших римских пленных, которые сумели бежать, не заключать никаких союзов с теми народами, с которыми гунны будут воевать, и открыть на границе рынки, где гунны могли бы торговать на тех же основаниях, что и римляне. Гуннские короли соглашались отпустить римских пленников, но за выкуп в восемь солидов за человека. Восточная Римская империя явно была не готова к войне с гуннами. Характерно, что, добившись отказа римлян от любого союза с врагами гуннов, сами гунны подобных обязательств по отношению к Империи не приняли. Гуннские короли явно хотели сохранить полную свободу в своих отношениях с Римской империей.
70
Приск, сообщая об этом, называет Эпигена квестором, но квестором священного дворца Эпиген стал только в 438 г. Поэтому иногда полагают, что и посольство, о котором идет речь, состоялось не в 434, а в 438–440 гг. Однако гораздо вероятнее, что Приск ошибся, приписав Эпигену должность, которую он занял позже. В декабре следующего года Эпиген занимал пост магистра ерistalarum и в этом качестве был привлечен к работе над «Кодексом Феодосия». Вполне вероятно, что он был в этом качестве и в предыдущем году. Думается, что такая должность больше соответствовала обязанностям Эпигена как посла, чем квесторство.
71
Не оправдывалось ли это требованием тем. что теперь у гуннов нс один, а два короля?
Заключение столь выгодного для гуннов договора, по-видимому, дало необходимый престиж их новым властителям. Этого престижа им. по-видимому, не хватало в первые моменты прихода их к власти после неожиданной смерти Руги. Теперь он у них появился. Чрезвычайно важной стала выдача перебежчиков. Как только Мама и Атакам оказались в руках Бледы и Аттилы, они были немедленно распяты. Этой жестокой и показательной казнью братья преследовали несколько целей. С одной стороны, они всем ясно показывали неминуемость жестокого наказания всех, кто осмелится
72
Иордан упоминает еще двух членов царского рода — Эмнедзура и Ултзинлзура. которые пережили Аттилу. Он называет их «единокровными», т. е., видимо, родными братьями, но из текста непонятно. чьими братьями они были — самого Аттилы или упомянутых в этом же месте его сыновей и, следовательно, сыновьями Аттилы. Во втором случае никаких вопросов, почему они пережили Аттилу, не возникает. В первом же случае можно думать, что жестокой казнью Мамы и Атакама оставшиеся в живых, но оттесненные от власти, ближайшие родственники Аттилы и Бледы были так устрашены, что и не пытались добиваться своей доли власти. Возможно, действия Руги привели к тому, что вопрос о разделе власти со всеми ближайшими родственниками даже и не вставал. В таком случае можно думать (хотя никаких доказательств этому абсолютно нет), что Бледа и Аттила были назначены наследниками самим Ругой.
73
Скифии, как все еще по традиции римляне и греки называли Северное Причерноморье.
Вслед за тем гунны вмешались в дела римского Запада. Аэций обратился к ним с предложением напасть на бургундов. К этому времени в ходе войны Аэций. действуя в союзе с аланами, сумел нанести бургундам тяжелое поражение, но, несмотря на него, силы бургундов не были окончательно сломлены, и их королевство представляло для римлян серьезную опасность. Это предложение было, видимо, с тем большим удовольствием принято братьями, что оно давало повод отомстить за смерть их дяди. В 436 г. гунны вторглись в Галлию и обрушились на Бургундское королевство. Бургунды были наголову разгромлены. 20 тысяч бургундов были убиты, причем речь идет только о боеспособных мужчинах [74] . По-видимому, физически была уничтожена большая часть всего бургундского народа. Хотя в позднейших преданиях виновником этой катастрофы назывался один Аттила (Этцель, Атли) [75] , реально силами гуннов, вероятнее всего, руководили оба брата. Впервые в своей истории гунны перешли Рейн. Там они, однако, не задержались и ушли назад [76] . Те бургунды, которые еще жили на правом берегу реки и которые не так давно разбили гуннов и убили Октара, теперь, по-видимому, были подчинены.
74
Более поздние эпические предания говорят об уничтожении всего королевского рода бургундов, но это вероятно, — преувеличение.
75
Память о катастрофе, постигшей бургундов. надолго сохранилась в памяти различных германских племен. Позже она стала сюжетом средневековой эпической поэмы «Нибелунги», а также некоторых скандинавских саг. собранных в «Эдде». К этому времени имя Аттилы уже превратилось в символ жестокого варварства, так что неудивительно, что именно он один и выступил в этих произведениях коварным врагом бургундов.
76
Впрочем, существует предположение, что ни Атгила. и ни его браг вообще никак не связаны с уничтожением Бургундского королевства, что в действительности удар по бургундам нанесла армия римского полководца Литория, существенную часть которой составляли гунны. Однако против этого говорят и некоторые хронологические соображения, и ход событий в Галлии. Литорий. судя по всем известным нам сведениям, действовал против багаудов. а затем вестготов, но не против бургундов. Против бургундов выступал непосредственно сам Аэций. а в его армии в то время гунны не засвидетельствованы.
Вскоре после этих событий гуннские воины появляются в Галлии в составе армии Литория, командующего римскими войсками в Галлии. Под его командованием они активно сражаются с багаудами и вестготами. Были ли они более или менее самостоятельными наемными отрядами, как это уже имело место в начале этого столетия, или контингентами, поставленными римлянам по просьбе Аэция? Обстоятельства показывают, что второе предположение гораздо более вероятно. Во-первых, власть гуннских королей была уже столь сильна, что самовольный уход на службу императору едва ли был теперь возможен. Жесткое противостояние с Восточной империей по поводу подобных случаев, о чем говорилось выше, показывает, что ни Руга, ни его племянники не могли потерпеть ухода части их подданных. Во-вторых, когда отношения между гуннами и Западной Римской империей ухудшаются, гуннские воины перестают воевать в Галлии. Если бы эти воины были «солдатами удачи», то никакие перипетии в отношениях не заставили бы их уйти из Галлии, тем более что они активно использовали свое пребывание в рядах римских войск для собственного обогащения, нещадно грабя местное население. Поэтому думается, что, как в свое время гунны дважды помогли самому Аэцию, так теперь, хотя и в других формах, они помогали его полководцу. Это могло быть результатом какого-то соглашения между Аэцием и Ругой, которое Бледа и Аттила продолжали выполнять.
Насколько известно, главное внимание гуннские короли все же обращали на Восток. Сравнительно недалеко от границ Восточной империи располагалось теперь ядро их державы, да и Балканы казались им более привлекательными и. во всяком случае, более привычными, чем далекая Галлия и земли по Рейну. В 440–441 гг. положение Восточной империи осложнилось. Вандалы захватили Карфаген, сделав его столицей своего королевства, а затем напали на Сицилию. Аэций. который был поглощен делами в Галлии, практически на вандальские набеги внимания не обращал, и Феодосий II решил взять дело в свои руки. В 440 г. на Сицилию была направлена довольно большая армия, которая оставалась там и в 441 г. В 441 г. через восточную границу в Империю вторглись персы, и в том же году против власти императора восстали некоторые арабские и кавказские племена, а также исавры уже в самой Малой Азии. Аттила и Бледа решили использовать эту ситуацию. Поводом стало опять же дезертирство некоторых гуннов, которых имперское правительство вопреки договору 434 г. не спешило выдавать гуннским королям. Другим и, может быть, даже более важным поводом стало поведение епископа пограничного города Марга. Этот епископ, оказавшись на гуннской территории, в своем антиязыческом рвении нарушил неприкосновенность гуннских царских гробниц, что, естественно, вызвало возмущение Бледы и Аттилы [77] . Воспользовавшись этими поводами, гунны в 441 г. вторглись на территорию Империи. Епископ Марга, к тому времени возвратившийся в свой город, не без основания боясь, что его сделают «козлом отпущения» и выдадут гуннам как единственного виновника войны, открыл гуннам ворота, надеясь таким образом приобрести их прощение. Практически не встречая сопротивления, гунны захватывали города и виллы, грабя и разоряя Фракию и Иллирик. Для местного населения это была катастрофа, причем не только экономическая, но и демографическая. Археология показывает, что после прохода гуннов в приграничных городах произошла смена населения. Константинопольское правительство сумело убедить Бледу и Аттилу заключить годичное перемирие. Но в следующем году война возобновилась. За это время Феодосий отозвал свою армию с Сицилии и заключил мир с вандальским королем. И все же сил для противодействия гуннам на Балканах было мало, и в 443 г. был заключен мир. Его точные условия неизвестны. Возможно, просто были возобновлены условия прежнего мирного договора. Во всяком случае, добыча, полученная гуннами в ходе этой войны, должна была быть весьма значительной.
77
Может быть, это были не гробницы, а клады царских сокровищ, но и в таком случае поступок епископа являлся преступлением против гуннов.
До сих пор во всех крупных операциях Бледа и Аттила действовали совместно. С ними обоими вел переговоры Аэций. Казалось, что в отношениях между братьями царит полное согласие. Однако это только казалось. Еще раз можно вспомнить, что Бледа был старшим братом, и хотя в сложившейся ситуации это старшинство ему, как кажется, не давало реальных преимуществ, все же оно определяло его первенствующую позицию. Когда писатели называли королей по имени, они первым упоминали Бледу. Это не могло не вызвать соперничества братьев. В результате в 444 или 445 г. Аттила убил Бледу и стал единственным королем гуннов. Конечно, главной причиной этого государственного переворота было честолюбие Аттилы, который стремился остаться единственным главой гуннов и к тому же не мог перенести свою некоторую второразрядность по сравнению со старшим братом. Аттила вообще не терпел никаких ни реальных, ни потенциальных соперников и при первой же возможности стремился их уничтожить. Возможно, однако, что к этому примешивались и другие мотивы. Тот факт, что убийство Бледы произошло вскоре после заключения мира с Восточной империей, позволяет поставить вопрос о связи между этими двумя событиями. Может быть, не очень значительные, с точки зрения гуннов, результаты войны подтолкнули Аттилу к этому преступлению.