История войн и военного искусства
Шрифт:
На исключительно сильной позиции под Лаоном силезская армия, численностью в 100 000 чел., ожидала 9 марта нападения Наполеона, который 7 марта в битве при Краоне хотя и победил один русский корпус, однако понес сильные потери, так что у него осталось 45 000 чел. Сражение велось без большой энергии и не дало ни одной стороне большого перевеса; лишь ночью удалось нападение, произведенное Йорком и Клейстом на правый фланг врага, которым командовал маршал Мармон. Мармон должен был отступить, но Наполеон остался стоять с левым крылом в отчаянной надежде навести этим страх на врага, что ему все же и удалось. Преследуя Мармона, Йорк и Клейст зашли ему в тыл, и Грольман, начальник штаба Клейста, предложил взять Наполеона с тыла, что и положило бы конец войне. Йорк охотно принял эту мысль, но не хотел приступить к делу без согласия главнокомандующего, которого, однако, не последовало.
Грольман и граф Бранденбург, посланные в главную квартиру, привезли ответ, что игра и без того выиграна и рисковать
Подобный же переворот произошел одновременно и в главной квартире. Наполеон беспрепятственно отошел от Лаона, оставив против силезской армии генерала Мармона с 20 000 чел., и повернул с 18 000 чел. против Шварценберга. Это привело царя в ужас, и он потребовал всеобщего отступления. Но трусливый Шварценберг оказал сопротивление. Мирный конгресс в Шатильоне разошелся 18 марта. Австрия была вынуждена отказаться от мира и жаждала теперь сама скорейшего решения. 20 марта при Арси на Обе произошло сражение, в котором Шварценберг так же мало отличился, как и раньше при Дрездене и Вахау. Вследствие своих необдуманных распоряжений, он смог ввести в бой лишь небольшую часть своего войска; французы держались великолепно. Только на следующий день Шварценберг обладал втрое большей численностью, чем противник, но все же, несмотря на это, он не осмелился на нападение; он ожидал его со стороны Наполеона. Последний осуществлял теперь тот план, который он взвешивал в течение целых недель; он бросился на коммуникационную линию главной армии с полной уверенностью, что он этим заставит ее повернуть обратно.
Несколькими неделями ранее этот план, вероятно, достиг бы желанного результата. И теперь он нагнал на союзников панический страх; у Шварценберга не было желания следовать за французской армией. Но царь на военном совете 24 марта снова решил, что союзные армии должны пойти на Париж, от которого они были отделены лишь несколькими переходами.
Гнейзенау писал впоследствии об этом героическом решении: «Итак, мы наконец отправились на Париж не из-за убедительности причин, говоривших за это, но потому, что ничего другого не оставалось, и сама судьба толкала на это главную армию». Не союзные войска победили Наполеона, но сопротивление собственного народа погубило его. Было бы неправильно сказать, что Франция истощила все свои людские ресурсы; по сравнению с тем, что выставила прусская провинция, Франция могла бы выставить еще миллион бойцов. В распоряжении Наполеона за этот поход ни разу не было более 300 000 чел., включая сюда и войска, стоявшие в Испании, Италии, и даже национальную гвардию, употреблявшуюся для защиты крепостей. Если бы у него было на 100 000 или на 200 000 чел. больше, он, несомненно, одержал бы верх. Но все призывы и воззвания, в которых он сам указывал на пример Пруссии, не могли помочь ему. Без добровольного участия нации нельзя было создать новую армию. Таким образом, он должен был пасть перед численным превосходством союзных армий, несмотря на жалкое командование ими. Он не осмелился принять битву под стенами Парижа против численно втройне превосходящего противника; ему оставалось лишь движение в тыл противника как последнее отчаянное средство.
Когда он узнал, что и это средство оказалось недействительным и союзные войска двинулись на Париж, он быстрым маршем поспешил обратно. Но он пришел слишком поздно: 30 марта после небольшого боя Париж капитулировал.
7. Парижский мир
31 марта царь и прусский король вступили в завоеванный город во главе своих гвардейских полков, побывавших в огне лишь при Люцене и под Парижем, а остальное время остававшихся на квартирах. Войска, дравшиеся в бесчисленных битвах, должны были расположиться бивуаками в окрестностях, чтобы не оскорблять своим жалким видом избалованного взгляда парижан. Прусский слабоумный король отличился даже тем, что, проезжая дня за два перед этим мимо корпуса Йорка, встретившего его радостным «ура», повернулся к нему спиной, бормоча по своему обыкновению: «Плохо выглядят… неряхи…». Такова была благодарность «героического короля» ландверу, спасшему ему трон.
«Чернь в шелковых шляпах» [49] встретила вступающего противника шумными овациями, в то время как рабочее население предместий проявило суровую сдержанность. Царь остановился в отеле Талейрана. У него были теперь развязаны руки, так как прусский король не считался ни во что, а австрийский император остановился со своим дипломатическим штабом в Дижоне, чтобы не присутствовать лично при низвержении своего зятя. За это низложение высказывались единодушно как царь, так и Талейран. Не так прост был вопрос, кто должен вступить на место Наполеона. Но и здесь решил Талейран. Бонапарт или Бурбоны —
49
Имеется в виду буржуазная публика. — Ред.
Наполеон находился тем временем в Фонтэнбло. Он имел в своем распоряжении еще около 50 000 чел. и вначале намеревался продолжать борьбу. Но измена его собственных маршалов помешала этому. Они утомились и стремились к мирному наслаждению теми богатствами, которыми их осыпал Наполеон. Они толкали в той или иной щадящей его самолюбие форме к отречению. Мармон, особо любимый Наполеоном маршал, перешел со всем своим корпусом на сторону врага. Наполеону пришлось отказаться от трона сначала за себя, а затем и за свою династию. В Фонтэнблоском соглашении, заключенном 11 апреля, — в соглашении, которое он позднее называл недостойным себя, — он позволил отправить себя на остров Эльбу с правами суверенного владетеля и с годовой рентой в 2 000 000 франков, из которой Бурбоны, впрочем, ни разу не дали ему ни одного гроша.
Эта благородная фамилия доказала тотчас же, что она ничему не научилась и ничего не позабыла. Уже во время похода она готовилась к своему возвращению и была, к сожалению, энергично поощряема к этому со стороны Штейна и Гнейзенау. Едва только Людовик XVIII — брат казненного предателя своей страны, Людовика XVI, — появился в Тюильри, он тотчас же предъявил все претензии, приличествующие старейшей монархии христианской эры. В своем собственном дворце он не оказывал союзным монархам никаких преимуществ. Этим была жестоко отомщена коварная тактика союзников — тактика заманивания лестью и обещаниями французской нации в целях свержения Наполеона. Если союзники не хотели дать сами себе пощечину, то им приходилось заключать мир почти под диктовку французских дипломатов. Царю не удалось посадить в Париже, как он надеялся, зависимое от него правительство; ему приходилось теперь, чтобы побить английскую и австрийскую конкуренцию, встречать нового короля с приятной миной.
Въезд монархов-союзников в Париж 31 марта 1814 г.
Гравюра работы Югеля по рисунку Л. Вольфа
Так как союзники обещали в своем Франкфуртском манифесте сделать Францию более сильной, чем она была при своих королях, то они должны были порядком округлить границы 1792 г. частями бельгийских, немецких и савойских областей, в общем, на 100 кв. миль, имевших приблизительно миллионное население. Кроме того, они не потребовали от побежденной Франции никаких возмещений за военные издержки. Этому австро-англо-русскому великодушию очень энергично противился прусский министр, но безрезультатно. Иначе обстояло дело с возвращением аванса, который Пруссия дала Франции в 1812 г. Здесь был долг, фиксированный соглашением. Когда Наполеон весной 1813 г. промедлил с внесением половины ссуды в размере 47 000 000 франков, Пруссия сделала из этого формальный повод к войне. Теперь же новоиспеченный король Людовик заявил: «Лучше истратить 300 000 000, чтобы победить Пруссию, чем 100 000 000, чтобы ее удовлетворить». Англия, Австрия и Россия лишь пожали на это плечами, полагая, что Пруссии виднее, как ей получить свои деньги. На этом и было покончено. Так же точно осеклась Пруссия со своими требованиями, чтобы Франция возвратила захваченные Наполеоном в европейских столицах художественные ценности. Она получила с ругательствами и спорами лишь немногие из них, как, например, четверку лошадей с Бранденбургских ворот Берлина.
Единственное стеснительное для Франции условие скрывалось в тайном пункте мирного договора от 30 мая: лишь одни союзные державы могли участвовать в обсуждении вопроса о разделе завоеванных земель. Однако регулирование земельных вопросов было, в общем, отложено до конгресса, который должен был состояться в течение 2 месяцев. Главная трудность заключалась в урегулировании русских и прусских притязаний; Англия и Австрия, и без того насытившиеся, сумели получить в Париже все, что они могли желать. В королевстве Нидерландском, объединившем Бельгию с Голландией, Англия приобретала важнейший опорный пункт в Европе. Австрия же, вытеснив из Италии французские войска, которыми командовал Евгений Богарне, посредственно или непосредственно получила господство над Верхней и Средней Италией.