История всемирной литературы Т.7

Бердников Георгий Петрович

ШВЕЙЦАРСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Победа швейцарской буржуазии над феодально-клерикальными силами,закрепленная в конституции 1848 г., превратила непрочный конгломерат тяготевших к партикуляризму кантонов в единое союзное государство. Фактически только с этого времени Швейцария может считаться полинациональным государством, с литературой, включающей в себя произведения на немецком, французском, итальянском и ретороманском языках. Новая конституция провозгласила равноправие всех языковых зон страны. «... Опыт Швейцарии показывает, что на практике возможно и осуществлено обеспечение наибольшего (сравнительно) национального мира при последовательном (опять-таки сравнительно) демократизме всего государства», — писал В. И. Ленин, подчеркивая относительность «мирного сожительства» различных национальностей в пределах швейцарской Конфедерации (Ленин В. И. Полн.

собр. соч. Т. 24. С. 139). Завершившаяся централизация дала мощный толчок развитию буржуазных отношений. Швейцария, по словам Ф. Энгельса, «достигла теперь наивысшего пункта того политического развития, на какое она как независимое государство вообще способна» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 9. С. 94). Во второй половине XIX в. в Швейцарии выдвигаются писатели-реалисты, обогатившие сокровищницу не только отечественной, но и всей немецкоязычной литературы, — Г. Келлер и К. Ф. Мейер. При всей несхожести этих писателей, при всех различиях их общественно-политических и эстетических воззрений, их творчество отмечено швейцарским своеобразием и продолжает традиции Г. Песталоцци и Г. Цшокке, просветителей и воспитателей народа, веривших в его великие возможности. В то же время оба художника понимали опасность областничества, активизировавшегося на волне национального воодушевления после событий 1848 г., их мало привлекала роль представителей «национальной литературы в захолустье» (Г. Келлер), они отмечали, что необходимо в одинаковой мере обладать как сознанием государственной самостоятельности своей родины, так и чувством взаимосвязи со всей немецкой культурой.

Готфрид Келлер (1819—1890) — писатель глубоко швейцарский, ему присущ «острый вкус родной земли» (Р. Роллан), но он не ограничивал себя сугубо швейцарской проблематикой: необычайно чуткий к «зовам времени», он принимал близко к сердцу кардинальные проблемы своей эпохи. Как художник он складывался под непосредственным и сильным воздействием двух факторов: исторических особенностей швейцарской действительности и прогрессивных гуманистических традиций классической немецкой литературы, прежде всего творчества Гёте.

В отличие от немецких писателей второй половины XIX в. — Т. Фонтане, Т. Шторма, В. Раабе, любовно воссоздавших как бы застывший быт в тех или иных уголках Германии, — Келлер сумел вплотную приблизиться к осмыслению исторических задач общеевропейского масштаба. Этому прежде всего способствовало то обстоятельство, что революция 1848 г. в Швейцарии, благодаря неразвитости буржуазных отношений и устойчивости патриархальных форм жизни, долгое время воспринималась писателем-демократом как революция общенародная. Оптимистическая, жизнеутверждающая тональность творчества Келлера вытекает из глубокой веры в силу и нравственное здоровье народа. Но мечты о будущем у Келлера причудливо сочетались с идеализированными представлениями о патриархальном прошлом (отсюда присущие художнику элементы романтического видения мира); способствуя словом и делом окончательной победе радикально-демократических сил и укреплению буржуазных отношений, он в то же время не принимал конкретных проявлений капиталистического развития в Швейцарии (отсюда критический потенциал его реализма). Иллюзии писателя коренятся во взглядах на народ как на нечто нерасчлененное, цельное; ускорившемуся процессу имущественного расслоения третьего сословия он не хотел придавать значения, видя в общественных пороках следствие нравственного несовершенства отдельных людей.

Важным событием, определившим идейно-художественное развитие Келлера, было его пребывание в Германии: сначала в Гейдельберге (1848—1850), где он слушает лекции Л. Фейербаха о сущности религии и становится приверженцем материализма и атеизма, а затем в Берлине (1850—1855), где складываются основные принципы его эстетики. В Берлине Келлер выпускает сборник «Новые стихотворения», упорно, хотя и без успеха, работает над драматическими произведениями, заканчивает первый, ранний вариант «воспитательного романа» «Зеленый Генрих» (1855), а также первый том знаменитого цикла новелл «Люди из Зельдвилы» (1856). В эти же годы возникают замыслы и первые наброски почти всех сборников новелл, созданных Келлером («Семь легенд», второй том «Людей из Зельдвилы», «Изречение» и частично «Цюрихские новеллы»). В эту пору интенсивных поисков прогрессивной мировоззренческой ориентации он сложился как один из самых крупных мастеров реалистической прозы в странах немецкого языка.

Возвращение на родину неожиданно обернулось для Келлера резким ослаблением творческой активности: результаты практической деятельности победившей буржуазии не оправдали надежд писателя, сущее оказалось совсем не похожим на желаемое. Прошло два десятилетия, прежде чем он снова ощутил настоятельную потребность заниматься только литературным творчеством и отказался от должности секретаря цюрихского кантонального правительства. Если в новеллах первого тома «Людей из Зельдвилы» («Три праведных гребенщика», «Сельские Ромео и Джульетта», «Сказка про котика Шпигеля») автор осмеивает

пороки бюргерской идеологии и морали, противопоставляя им нравственное здоровье и простодушно-веселую непосредственность большинства жителей Зельдвилы, то в новеллах второго тома («Платье делает людей», «Кузнец своего счастья», «Утраченный смех») за снисходительно-ироническим «прищуром» явственно ощущается оттенок трагического неверия в торжество подлинного демократизма и справедливости.

Противоречия Келлера, критического реалиста и убежденного гуманиста швейцарского склада, проявились в романе «Зеленый Генрих» — единственном в швейцарской, да и, пожалуй, всей немецкоязычной, литературе XIX в. реалистическом «воспитательном романе». Если Гёте в «Вильгельме Мейстере», классическом романе «становления личности», искал возможности для воплощения идеала гармонической личности в утопической «педагогической провинции», то Келлер, развивая традиции своего великого предшественника, попытался сделать то же самое на конкретном материале современной ему швейцарской действительности. Герой его романа, неудавшийся художник Лее, проходит долгий путь познания и поисков места в жизни, во многом повторяющий эволюцию самого писателя (Келлер работал над романом около сорока лет и закончил его только в 1880 г.). Постепенно освобождаясь от романтических иллюзий и заблуждений, Генрих Лее воспитывает в себе чувство гражданского долга, находит смысл жизни в подчинении интересов личности интересам швейцарской демократии. В то же время он склоняется к примирению с ее явственно выступающими пороками. Отказ от юношеского радикализма, необходимость ограничиться исполнением скромных обязанностей перед общиной не могут до конца удовлетворить Генриха, тянущегося к гармонической созвучности личного и общественного, и он компенсирует разрыв между идеалом и действительностью наслаждением безыскусными радостями бытия, природой, красотой.

Роман «Мартин Заландер» (1886) — итог переоценки идейных и эстетических ценностей, предпринятой Келлером на закате жизни. Роман стоит у истоков швейцарской литературы XX в., он отличается новым для писателя поэтическим строем, воплотившим чувство исторической безысходности, крушение либерально-демократических надежд на особый исторический путь Швейцарии. «У нас как везде, везде как у нас» — эта мысль лейтмотивом проходит через всю книгу.

Характерными признаками реалистической поэтики Келлера являются известная дидактичность и юмор. Он стремился к тому, чтобы дидактичность «растворилась в художественном, как сахар в воде». Поэтизируя положительные стороны действительности, он относился к отрицательным с мягкой, благожелательной иронией. Ирония, юмор смягчают, гармонизируют дидактические функции его творчества, выступают в роли специфических повествовательных приемов. С их помощью Келлер хотя и не снимает, не сглаживает реальные противоречия, но делает их мягче, терпимее. В то же время дидактическое начало не уводит писателя от социальной критики в сферу утопии; он остается критическим реалистом.

В позднем творчестве Келлера сфера социальной утопии сжимается, сфера критики заметно расширяется. Меняется функция юмора, который отступает перед более острой социальной критикой. Не до иронии, когда рушится мечта, служению которой отдал всю жизнь.

Работая над «Заландером», Келлер — об этом свидетельствуют его письма — страдал от невозможности создать «прекрасное», гармонически совершенное произведение — тому препятствовала изменившаяся общественно-историческая перспектива. Но значение романа как реалистического произведения в том именно и заключается, что в его художественной структуре воплотились необратимые — и безрадостные — сдвиги в структуре швейцарского общества второй половины XIX в.

Сила келлеровской прозы, создававшейся на стыке патриархальности и буржуазных общественных отношений, коренится в глубинной связи художника с жизнью и мудростью народа, в органическом единстве индивидуальных судеб с характером общественных перемен, в утверждении активного, ищущего героя. Келлер, по словам Т. Манна, сумел создать «целый поэтический космос, в котором все человеческое отразилось без прикрас, но стало светлее, одухотвореннее, радостнее»; художник самобытный и взыскательный, он внес заметный вклад в подготовку стремительного и мощного подъема немецкоязычной реалистической литературы в первые десятилетия XX в.

В отличие от Келлера, Конрад Фердинанд Мейер (1825—1898) с самого начала не принимал перемен, происходивших в Швейцарии после 1848 г., — пафос мещанской демократии ему, выходцу из консервативных патрицианских кругов, был чужд. Но и Мейер не избежал иллюзий и разочарований — они были связаны с надеждами на национальное объединение Германии, которое «железом и кровью» проводил в жизнь Бисмарк; когда стало ясно, что утверждающийся в кайзеровской Германии духовный климат мало чем отличается от восторжествовавшей в швейцарских кантонах мелкобуржуазной пошлости, наступило разочарование, повлекшее за собой окончательный отказ художника от «грубой актуальности современного материала» и углубление в прошлые времена, прежде всего в эпоху Возрождения.