Истребители. Трилогия
Шрифт:
– Друг, оставь покурить! – А в ответ – тишина:
Он вчера не вернулся из боя.
– Друг, оставь покурить! – А в ответ – тишина:
Он вчера не вернулся из боя.
Наши мертвые нас не оставят в беде,
Наши павшие – как часовые.
Отражается небо в лесу, как в воде,
И
Отражается небо в лесу, как в воде,
И деревья стоят голубые.
Нам и места в землянке хватало вполне,
Нам и время текло для обоих.
Все теперь одному. Только кажется мне,
Это я не вернулся из боя.
Все теперь одному. Только кажется мне,
Это я не вернулся из боя.
(В. Высоцкий)
– Вот мне показывают, что время эфира заканчивается. Знаете, может я и не прав был, что рассказал вам про все это… но если бы замолчал, то я не был бы тем Суворовым которого вы знаете. Я такой, какой я есть. Всем спасибо. До свидания.
Задумчиво выбив пепел из трубки, Сталин убавил звук, как только после летчика Суворова взял слово диктор, после чего повернулся к Лаврентию Павловичу.
– Вы знаете, товарищ Берия, что нужно делать!
Молча кивнув, нарком вышел из кабинета.
– План «Ост» говорите? Ну-ну, – тихо пробормотал Иосиф Виссарионович.
За полтора часа до радиопередачи заключенный номер один был доставлен на спецобъект, где опытные следователи начали заново потрошить Гейдриха. Теперь они знали, какие вопросы задавать. Через три дня полностью развернутый доклад старшего следователя лежал на столе Берии, который лично отнес его товарищу Сталину.
– Значит, полностью подтвердилось?
– Да, товарищ Сталин. Выявились такие интересные документы как «О военной подсудности в районе «Барбаросса»» от тринадцатого мая тысяча девятьсот сорок первого года и «о комиссарах». План «Ост» тут выложен более развернуто, однако показания Гейдриха несколько отличаются от того что рассказывает Суворов. Майор Никифоров уже прислал опрос Суворова, тот честно признался, что почти пятьдесят процентов им лично придумано. Он решил, что для противодействия мирного населения на оккупированных территориях это хорошая идея. В остальном большая часть совпадает, так что возможно разговор с тем ван Кляйном имел место быть. К сожалению, наш человек не смог подойти достаточно близко, чтобы подслушать, да и французский язык он не знал, однако судя по мимике, разговор был довольно эмоциональным.
– Хорошо. Что по первой информации?
– «Ост»? Мы уже передали все документы допроса в наш отдел пропаганды. Копии задокументированного допроса Гейдриха были отправлены всем послам союзных держав.
Представители Америки и Англии присутствовали на заключительном
– Где сам сейчас товарищ Суворов?
– Завтра вылетает в Москву. Врачи отстранили его от полетов на три недели – по нашей просьбе – и он воспользовался этим для отправки в Центр Боевой Подготовки.
Причем не только сам полетел, но и взял с собой четырех летчиков из первого состава полка, они должны в течение срока отпуска читать вместе с ним лекции.
Идея хорошая, и я дал разрешение.
– Хорошо. Держите меня в курсе относительно операции «Геноцид». Вы ведь ответственным поставили комиссара Валикова?
– Да, товарищ Сталин. Думаю, он справится. Типографии уже печатают листовки с рассказом товарища Суворова для сброса их на оккупированную территорию…
Когда нарком вышел, Сталин вызвал Поскребышева.
– Документы на награждение готовы?
– Да, товарищ Сталин.
– Принесите мне их на подпись… И вызовите Микояна.
– Есть, товарищ Сталин. Еще пришли новые сводки по Керченскому фронту…
Когда я вышел из студии, то замер, приходя в себя. М-да, все-таки выдал. Глубоко вздохнув, направился к выходу. Что было странно, в основном люди сторонились меня, стараясь не смотреть в глаза. Понятливо кивнув, я направился было дальше, как увидел у входной двери Никифорова, который ухмыляясь, смотрел на меня:
– Арестовывать будешь? – поинтересовался я, протягивая вперед обе руки.
– Да иди ты. Думаешь, я не знал, что ты все в прямом эфире выболтаешь? Знал, все-таки почти год вместе, изучить успел.
– Почему же не остановил?
– Так и будем тут говорить? Пошли, машина ждет, – остановил меня особист и распахнул дверь.
Как только «эмка» выскользнула из узких улочек Керчи на просторы шоссе, если можно так сказать про узкую дорогу с двусторонним движением, особист задал мне первый вопрос:
– Что-то ты не рассказывал мне про евнухов?
– А-а-а, ты про это. Ну, придумал, вроде ничего так получилось. Как думаешь, теперь наши бойцы при окружении пойдут в евнухи? Вот и я думаю нет. А если все что я сказал довести до…
– Да понял я. Знаешь, почему тебя допустили до эфира?
– Нет, но могу предположить. Дали разрешение?
– Да. Я сразу после допроса связался с товарищем Берией, и доложил ему свои мысли с беглым анализом. Так что разрешение было получено, хотя велели предупредить, НЕ НАГЛЕЙ!..
Семеныча хоронили в сколоченном гробу, сделанного из снарядных ящиков. Я стоял у могилы, и смотрел, как опускается зеленый ящик с моим первым наставником. Это он учил меня, как выживать в той войне. А бытовые мелочи? Именно он по просьбе Никифорова наставлял меня в мелочах, чтобы я не прокололся на незнании.
– У него семья была? – поинтересовался стоявший рядом Степка.
– Да. Жена, сын и две дочери. Фотографии показывал. Он их с началом войны к матери отправил, это где-то в Подмосковье. Успели с первыми эшелонами вырваться, письма слали. Попробую отпуск получить, хочу навестить их.