Итальянский след

Пронин Виктор Алексеевич

– Пропой нам, священник, псалом боевой, – чуть слышно пробормотал Пафнутьев, но в голосе его послышался рокот приближающейся грозы. – Звоню Шаланде.

– Звони Шаланде, – пожал плечами Худолей.

Пафнутьев тут же набрал номер и долго ждал, пока там, на том конце провода, в большом, просторном кабинете начальника городской милиции поднимут трубку.

– Шаланда, – наконец раздался голос из трубки.

– Шаланды, полные кефали, в Одессу Костя привозил, и все биндюжники вставали, когда в пивную

он входил! Хорошие слова, а, Жора? Прекрасные слова! От них веет молодостью, тревогой, даже опасностью. Ветер, я чувствую ветер в лицо, когда произношу эти слова.

– Слушаю тебя, Паша.

– Появилась дичь, Жора. Ты помнишь шелест, сухой, жесткий, резкий шелест голубиных крыльев при взлете?

– Продолжай, Паша.

– Этот шелест, Жора, не затихает в моих ушах вот уже час.

– У тебя в кабинете Худолей? – проницательно спросил Шаланда. – Я угадал?

– Ты просто попал в десятку.

– Я такой, Паша. Так что там с шелестом? Кто прошелестел над твоей головой?

– Сысцов.

В трубке наступило молчание. Пафнутьев знал, что связь не оборвалась, он слышал жаркое дыхание Шаланды и не торопил его.

– Так, – наконец произнес Шаланда. И опять замолчал.

– Недавно, Жора, ты мне что-то говорил о глыбе, в которую уперся и которая не дает тебе прохода.

– Говорил.

– Это ощущение не исчезло?

– Укрепилось. Скажи… Ты на него вышел?

– На полпути.

– Он засветился?

– Я же сказал… Пока только шелест. Но я слышу его очень внятно. Сухой такой, жесткий шелест.

– Не такой он уж и сухой, – проворчал Шаланда. – Мне кажется, он перестал быть сухим.

– Каким же он стал?

– Мокрым. Чтобы тебе, Паша, уж совсем стала понятной моя глубокая мысль, я употреблю другое слово – мокруха. Усек? По твоему молчанию догадываюсь, что усек. Это говорит о твоей неувядаемости. Ты что-то пел про кефаль? Это не кефаль, Паша. Это что-то совершенно другое. Может, даже пиранья. Ты меня слышишь?

– Очень хорошо слышу, Жора. Очень хорошо. Я никогда не слышал тебя так внятно.

– Одна просьба… Он мой. Понял? Требуй у меня за него что хочешь. Понимаешь, о чем я говорю?

– Ты на него вышел?

– У тебя, Паша, шелест. А у меня… свет. Блики фар и подфарников. Отражения на воде и в асфальте. Огоньки в глазах и «стволах». Такие дела, Паша.

– Может, совместим?

– Что? – не понял Шаланда.

– Свет и шелест. Так и операцию назовем – «Свет и шелест». Красиво?

– Красиво, – согласился Шаланда. Но Пафнутьев понял, что Шаланда согласился только с одним – слова действительно звучали красиво. Больше ни с чем Шаланда не согласился. – Ты познакомился с разделом объявлений в городской газете?

– Не успел, – признался Пафнутьев.

– Теряешь время.

– Исправлюсь, Жора.

– Упущенное

время догнать невозможно, – умудренно произнес Шаланда. – Это еще никому не удавалось.

– Прекрасные слова! Я чувствую, что ты где-то их вычитал.

– Есть такая книга… «В мире мудрых мыслей».

– Это твоя настольная книга?

– Паша… – Шаланда помолчал, давая понять, что он понял издевку и оценил ее должным образом. – Паша, в Уголовном кодексе, который лежит на моем столе, мудрых мыслей ничуть не меньше. Они засветились, Паша. Они принимают меры. Они исчезают.

– Насовсем?

– Надеются вернуться, но чуть попозже, как выражается один мой знакомый. Ты знаешь, о ком я говорю?

– Ты говоришь обо мне, Жора.

– Что будем делать?

– Я займусь девочками…

– Что? – оскорбленно воскликнул Шаланда.

– Девочками, говорю, займусь. Вплотную. Теми, разумеется, которые еще живы. А что касается Сысцова… Сам знаешь – наблюдения, подслушивание, подглядывание. И так далее.

– Как-то ты, Паша, выражаешься… Рискованно…

– Но ты ведь меня понял, да?

– И понял, и согласился, – проворчал Шаланда.

– Пахомову помнишь?

– Она незабываема.

– Сысцов работает с Пахомовой. Они в одной связке.

– Это точно? – с сомнением спросил Шаланда – таких сведений у него, видимо, еще не было.

– Жо-о-ора, – укоризненно протянул Пафнутьев. – Обижаешь.

– Да ладно, – отмахнулся Шаланда. – Откуплюсь.

– Поскольку эти сведения добыл Худолей, то перед ним тебе и откупаться. И еще… Ты говорил, что твои клиенты время от времени исчезают… Ты знаешь, куда они исчезают?

– Работаем, – чуть сконфуженно ответил Шаланда.

– Италия, – коротко произнес Пафнутьев.

– Опять эта Италия, – недовольно проворчал Шаланда.

– Северная Италия. Граница с Францией. Безвизовая граница.

– Франция – это хорошо, – ответил Шаланда. – Какой-то он многостаночник, этот Сысцов… Ты ведь бывал у него на даче?

– Приходилось.

– Может, снова навестишь старого приятеля?

– Чуть попозже.

– Тоже правильно, – согласился Шаланда. – Поспешность хороша только при ловле блох. А мы, похоже, вышли на более крупную живность.

– Да, что-то вроде тараканов.

– Они живучие, эти тараканы, – серьезно заметил Шаланда. – Всеядные. И еще запомни, Паша, по ночам в основном действуют. Ведут ночной образ жизни. Не переносят солнечного света, свежего воздуха. Любой сквозняк – для них смерть, мучительная и неизбежная. Очень опасные твари.

– Авось, – беззаботно ответил Пафнутьев. – Где наша не пропадала. Авось, – повторил он, но на этот раз в коротком словечке уже не было беззаботности, на этот раз прозвучала отдаленная, но приближающаяся угроза.