ИВ. Тетралогия
Шрифт:
С колотящимся сердцем я поспешила скрыться в своей комнате. После этого разговора я еще с большим благоговением стала относиться к отцу, и прежде являвшемуся для меня во всем абсолютным и непререкаемым авторитетом, но теперь воспринимала его и как мужчину-защитника, единственного имеющего право карать и миловать. Любви же к мисс Элизабет услышанное, мне, конечно, не прибавило. Она с тех пор глаз с меня не спускала, и, по ее настоянию, моим чернокожим друзьям запрещалось даже появляться вблизи нашего дома.
Зато гувернантка, очевидно, поделилась с отцом и своими соображениями
Папина похвала и внимание значили для меня очень много. Постепенно, поверив в свои силы, я стала заниматься гораздо старательнее и вскоре начала получать от этого удовольствие.
Раз в неделю меня обязательно возили на занятия в воскресную школу при церкви падре Джиэнпэоло, которые посещало полторы дюжины сыновей и дочерей белых прихожан разного возраста. Но оба часа занятий падре целиком посвящал чтению проповедей и изучению библии, после чего всех детей забирали гувернеры или няни. Мне остро не хватало общения со сверстниками, я жалела, что у меня нет ни брата, ни сестры, и завидовала даже своим чернокожим приятелям, которые всегда держались вместе. Мне же теперь ни играть, ни просто поговорить было совсем не с кем, поэтому одна я стала больше думать и мечтать.
Городские праздники в те годы устраивались только для взрослых, и едва ли не единственным доступным развлечением для меня остались поездки к соседям или дни, когда знакомые отца с женами и детьми сами посещали нас. Обычно это происходило на именины, День Благодарения или Рождество. Тогда и мне, наконец, позволялось вместе со всеми веселиться и получать удовольствие.
К сожалению, такие праздники случались довольно редко. Гораздо чаще наш дом посещали незамужние леди, обычно в сопровождении компаньонок, или вдовы, которых после войны оказалось не меньше, чем девиц. Гостьи пили чай и иногда подолгу общались с отцом в его кабинете.
Гувернантка не позволяла мне во время их визитов прерывать занятия, выходить из моих комнат и мешать взрослым. Впрочем, мне и самой не слишком этого хотелось. Нэнси эти гостьи почему-то не нравились. Каждый раз, услышав об очередных визитершах, няня недовольно ворчала себе под нос что-то вроде «по-налетели, вороны» и незаметно сплевывала.
Глава 02
Однажды, накануне моего восьмого дня рождения в нашем доме неожиданно появились совсем другие гости, которых я прежде никогда не видела — мои кузены, считавшиеся пропавшими без вести много лет назад, Марко и Трой Санторо. Почему-то горничная не впустила их сразу, а с озадаченным видом прошла в кабинет и попросила отца спуститься вниз.
После удивленных восклицаний они какое-то время переговаривались в холле, а потом вместе поднялись по лестнице в кабинет. Мой всегда невозмутимый и сдержанный отец был на редкость возбужден, не мог
Сияющий отец показал гостям дом и представил им меня. В детстве мне, наверное, как и многим в этом возрасте, тридцатилетние мужчины казались почти стариками. Но отец почему-то особенно изумлялся, что племянники выглядят слишком молодо для своих лет.
Сероглазый, как и я, угрюмый шатен Трой, похожий на своего старшего брата Джиэнпэоло, не привлек моего внимания, зато от Марко я не могла оторвать глаз. Это был мужской вариант моей покойной красавицы-тети, портретом которой я нередко любовалась в гостиной. Выше и стройнее своего коренастого неприметного брата, с выразительными карими глазами на бледном лице с тонкими чертами, с длинными золотистыми локонами. Он точь-в-точь походил на сказочного принца из книги сказок Андерсена.
Заметив мой восторженный взгляд, Марко снисходительно улыбнулся и именно в этот момент покорил мое сердце. За ужином, словно по волшебству, златовласый красавец оказался за столом рядом, поддерживая легкую светскую беседу, положенную этикетом, уделял мне внимание, словно взрослой девушке, что только усилило мое восхищение и заставляло сердце биться часто и с перебоями, словно крылья бабочки трепетали в душе. Трой, напротив, на меня внимания не обращал, больше общался с дядей, вспоминающим их довоенную жизнь, лишь иногда переводя мрачноватый взгляд на брата.
После ужина папа попросил меня спеть, и, волнуясь, как никогда прежде, я исполнила слегка дрожащим голосом старинную песню, аккомпанируя себе на рояле. Правда я не очень понимала, о чем она, ведь итальянскому меня не учили, только латыни. Возможно, отец уже давно считал себя американцем и счел это излишним.
Что тогда сказал Трой, если он вообще слушал, я не помню, потому что во все глаза следила за реакцией Марко. А тот снова одобрительно улыбнулся и заметил, что мне непременно нужно продолжать занятия и развивать свои способности, и что ему очень понравилось. Я почувствовала, как от этих слов неожиданно вспыхнула до корней волос, а в груди шевельнулось что-то теплое и мягкое, погрузив меня в неведомые прежде блаженные ощущения.
Вечер подошел к концу, и мисс Элизабет приказала мне прощаться с кузенами и отправляться в спальню. Но не успела я сказать приличествующие слова, лелея в душе надежду на скорую встречу с золотоволосым Марко, уверенная, что теперь они часто будут навещать своего дядю, а значит и меня, как к своему ужасу, я услышала, что Трой сообщил об их завтрашнем отъезде. Как же так?! Не обращая внимания на возмущенный взгляд гувернантки, я бросилась отцу на шею и горячо зашептала ему в ухо:
— Папочка, милый, пожалуйста! Завтра же мой день рождения! Попроси кузенов задержаться хотя бы на один день и пригласи их к нам. Это станет для меня самым-самым лучшим подарком!