ИВ. Тетралогия

Северин Гай

— Тише, тише, — снова пыталась она меня успокоить. — Мистер Санторо — сильный мужчина, у него есть оружие. Да и управляющий уже послал людей за подмогой. Все будет хорошо, только нам нужно немного подождать. И молиться.

У меня в голове лихорадочно скакали страшные мысли, теснилось множество вопросов, но Нэнси упорно призывала к молчанию. В подвал не проникал ни один лучик света, пахло плесенью и сыростью. Мои ступни едва ни примерзали к ледяному полу, а страх сжимал сердце. Мысленные картины происходящего наверху, одна ужасней другой, всплывали перед глазами, наполняя душу отчаянием. Каждый подозрительный шорох снаружи приводил к новой волне паники, и, если бы не рука Нэнси, прикрывавшая

мне рот, я непременно отчаянно завопила бы на весь дом, когда почувствовала на своей ноге чье-то легкое движение. Наверное, это была мышь, в темноте не разобрать. Я задергалась, забилась, но няня по-прежнему крепко меня держала.

Замирая от ужаса, мы сидели так, прижавшись друг к другу, трясясь от холода и страха, пока в доме все не затихло. Но и после этого Нэнси еще долго не давала мне выйти, пока, наконец, снаружи не послышался знакомый голос нашего соседа, зовущего меня по имени.

Тогда взрослые постарались скрыть от меня подробности произошедшего этой ночью. Детали я узнала лишь много лет спустя от моего кузена, но об этом я расскажу позже. Да и едва ли я в то время о чем-то расспрашивала.

События тех дней остались для меня словно в тумане. Случилось самое ужасное, что могло для меня произойти. От рук чернокожих бандитов при нападении погиб мой отец. Кроме него были убиты или ранены еще несколько слуг, мисс Элизабет я тоже с тех пор не видела, она оказалась в больнице. Но меня совершенно не беспокоило, что с ней и в каком она состоянии, потому что с гибелью отца мой мир казался мне полностью разрушенным.

Целыми днями я не выходила из своей комнаты, или тихо проливая слезы в постели, или просто сидела на подоконнике, обхватив руками ноги под коленями и глядя в окно невидящими глазами. Делать замечания мне все равно было некому. Нэнси приносила еду, пыталась отвлечь меня, уговаривала хотя бы погулять с ней в саду, но я с трудом заставляла себя выпить несколько глотков прежде любимого какао и от всего отказывалась.

На какое-то время вместе с нами поселилась и мисс Гвендолин. Как я сейчас понимаю, она, очевидно, предполагала, что после оглашения завещания останется здесь хозяйкой, хотя и не успела стать миссис Санторо.

Вместе с мистером Аластером и дядей Джиэнпэоло моя несостоявшаяся мачеха занималась организацией похорон.

Но через месяц после того, как на семейном кладбище Санторо появился еще один могильный холм, из Гринвуда приехал душеприказчик, и выяснилось, что отец не успел или не пожелал изменить свое завещание. Я осталась единственной наследницей, а до моего совершеннолетия опека надо мной и всем моим имуществом возлагалась, с его согласия, на мистера Аластера — нашего соседа и партнера отца по бизнесу. Надежды мисс Гвендолин не оправдались, а вот Нэнси, к ее удивлению, полагался небольшой пенсион и право пожизненного проживания в нашем доме.

Глава 04

Казалось бы, куда хуже? Самое страшное, что могло, уже случилось. Но беды и неприятности продолжали сыпаться на мою сиротскую голову. После оглашения завещания мистер Аластер уволил большую часть наших домашних слуг, оставив только управляющего, одну горничную и садовника. По воле опекуна с ними же осталась и Нэнси, а меня увезли в дом Аластеров, чтобы уже там решить дальнейшую судьбу. Няню, несмотря на мою просьбу и слезы, взять с собой категорически не позволили. И, конечно же, разлука с Нэнси, единственным оставшимся близким человеком, только усугубила мое печальное положение.

Миссис Аластер встретила меня приветливо и доброжелательно, хотя довольно сдержанно. Выразив мне соболезнования, тем не менее, она сочла необходимым напомнить, что уныние — это тяжкий грех. Мой отец сейчас на небе среди ангелов,

рядом с мамой. Своими слезами и грустью я лишь расстраиваю родителей, которые хотели бы видеть меня довольной и счастливой, а, главное, прилежной католичкой и послушной девочкой.

По ее словам, Господь позаботился о том, чтобы, став сиротой, я не оказалась в приюте, а даровал мне людей, которые, как истинные христиане, позаботятся обо мне и моем будущем. Мой же долг — оправдать их надежды, вести себя благопристойно, регулярно воздавать хвалу Господу и не забывать просить его о спасении душ моих покойных родителей. Наверное, она говорила правильные слова, ведь тоже самое твердил и падре Джиэнпэоло. Но чем заполнить пустоту в сердце, особенно оказавшись в чужой семье, оторванной от всего, что мне дорого, да еще и без няни?

После того ночного нападения я стала бояться темноты, поэтому Нэнси постоянно оставляла мне на столике новинку того времени — керосиновую лампу. Но в этом доме они не использовались, потому что миссис Аластер не переносила запаха горящего керосина. Хорошо хоть она, прислушавшись к моей просьбе, разрешила не гасить на ночь одну свечу.

В доме Аластеров меня временно поселили в комнату их дочери Бьянки. Ее воспитанием тоже занималась английская гувернантка мисс Адмиранда. Холодная и сдержанная, строгая, похожая на мисс Элизабет, только тощая и в пенсне.

Бьянка очень обрадовалась моему появлению, наверное, ей, как и мне, не хватало друзей, несмотря на наличие брата. После ужина нам разрешили пойти в детскую, и девочка с удовольствием показывала свои альбомы с рисунками, вышивки и коллекцию кукол, великолепные наряды для которых она шила под руководством своей наставницы. Я даже на время забыла про свои несчастья, надеясь, что все окажется не так плохо.

Подошло время готовиться ко сну. Первый раз в жизни мне пришлось все делать самой. Кое-как вымывшись, я с трудом разодрала свои длинные волосы, удивляясь, как легко и безболезненно это делала няня. Мисс Адмиранда лишь неодобрительно взглянула на это и больше не обращала на меня внимания. Наконец, прочитав свои молитвы, мы оказались в постели.

На широкой кровати Бьянки места хватило бы на несколько таких, как мы. Утомленная и уставшая за этот невеселый день, тем не менее, я не смогла сразу заснуть. Постель казалась мне неудобной и неуютной, темнота, слабо разгоняемая тусклым светом свечи, — гнетущей, дом и люди в нем — совершенно чужими. В груди стоял комок.

Сейчас я почувствовала себя особенно одинокой, ведь ни разу прежде я ни дня не оставалась без самых дорогих людей.

Наконец, понемногу спасительный сон стал одолевать меня, как вдруг я вздрогнула, услышав за стеной громкий крик. Воспоминания об ужасных событиях были еще совсем свежими, сердце бешено заколотилось, и я резко села, готовая в панике бежать. Но тут я заметила, что Бьянка не только не напугана, а довольно улыбается во весь рот и хихикает. Пронзительные вопли, переходящие в визг, продолжались, и, наконец, я сообразила, что это голос Квентина.

— Что это?! Почему твой брат так ужасно кричит?! — встревоженно воскликнула я.

К моему удивлению, Бьянка выбралась из-под одеяла и стала приплясывать на постели, радостно хлопая в ладоши.

— Это папа его наказывает, вот он и орет! Ух, и здорово он его! Так ему и надо! Так ему и надо! — жизнерадостно выкрикивала она, подпрыгивая и крутясь.

Ничего уже не понимая, в полном недоумении я уставилась на нее, но не успела больше ни о чем спросить, как дверь резко распахнулась и на пороге грозно возникла гувернантка в ночном чепце. Бьянка тут же юркнула обратно под одеяло и затихла. Подойдя к нам быстрыми шагами, сурово глядя на подопечную, англичанка гневно произнесла: