Иван Болотников (Часть 3)
Шрифт:
– А шастал-таки, разбойничал. Как же ты к стрельцам не побоялся? Ведь я тебя могу и на виселице вздернуть.
– Все в твоей воле, батюшка, - низехонько поклонился Секира.
– Но токмо повинную голову и меч не сечет. Я ж за себя шесть десятков воров отдаю. Чать, стоит моя голова этого. Не погуби, батюшка!
– Дерьмо ты, - сплюнул голова. Душепродавцев-изменников Кузьма Андреич терпеть не мог.
– Уж какой есть, батюшка. Но гулебщиков, кои супротив царя и бога воруют, мне не жаль.
Голова поднялся
– И все ж лукав ты, ананья... Сказываешь, шесть десятков в казачьем войске? А не боле? Может, целая рать собралась, а?
– Так то ж моя погибель, батюшка!
– вскричал Секира.
– Ведь коль тебя проману - голова моя с плеч.
Голова повернулся к сотникам.
– Подымайте стрельцов.
Начальные люди побежали к сотням.
– А мне куды ж, отец-воевода?
– вопросил Секира.
– При мне будешь. Верните гультяю коня!
Казаки правили тризну. Тянули из баклажек горилку и пели заунывные песни. Их, как и сказал Секира, было не свыше шести десятков. Остальное же войско отошло на полуверсту вспять и залегло в высокой траве. Ждали долго. Глядач нет-нет да и высунется из травы.
– Тихо, батько.
"Ужель сорвется? Ужель стрельцы о войске распознали? Тогда Секире не вернуться", - тревожился Болотников.
– Полежали еще с полчаса, и вот наконец глядач бодро донес:
– Выступили, батько!
На голове глядача пук травы, и казак сливается с зеленой степью.
– Рысью скачут.
– Много ли?
– Сотни две, а то и боле.
Болотников осторожно выглянул из дикотравья, прикинул на глаз. Стрельцов было около трехсот человек.
"Никак, все выступили. Слава богу... Но что это?"
Добрая сотня служилых вдруг остановилась в полуверсте от холмов, остальные же ринулись к лощине.
"Хитер, бестия!" - помрачнел Болотников. Голова оставил часть войска на подходе к лощине. Неужели он разгадал казачий замысел?
Стрельцы лавиной хлынули в лощину. Казаки, побросав баклажки, взлетели на коней и приняли бой. На каждого донца приходилось по три служилых. Напор стрельцов был страшен. А Болотников все выжидал, но стоявшие в степи стрельцы и не помышляли приближаться к лощине. Секира, находившийся подле Смолянинова, нервно кусал губы.
– Ты бы помог стрельцам, батюшка. Казаки аки звери бьются.
– Сиди и помалкивай, - строго оборвал казака Смолянинов.
"Пропало дело, - удрученно вздохнул Секира.
– Но чего ж Болотников тянет? Побьют донцов в лощине".
– У них не токмо сабли, батюшка, но и по паре пистолей. Загинут государевы люди.
– Помалкивай!
– вновь рыкнул на гультяя Смолянинов, слушая, как из лощины доносятся ожесточенные возгласы ратоборцев.
– Не пора ли, батько?
– нетерпеливо тронул Болотникова
– Пора!
Болотников резко поднялся и потянул за повод лежащего на боку Гнедка.
– По коням, други!
Казаки молнией метнулись к коням. Взбудораженные, дерзкие, глянули на Болотникова.
– Ты, Нагиба, в лощину! Две сотни со мной!
– громогласно, чтоб слышало все войско, выкрикнул Иван.
Донцы, не суетясь и не мешкая, тотчас разбились на два крыла и, устрашающе гикая, устремились к врагу.
Секира, как только увидел казаков, в один миг выхватил из-за кушака Смолянинова пистоль и пришпорил коня.
– Подлый лазутчик!
– рявкнула голова.
– Догнать!
Несколько стрельцов припустили за Устимом, но где там: казаки выделили Секире резвого скакуна.
На стрельцов надвигалось казачье войско. Смолянинов сразу определил, что донцов чуть ли не вдвое больше, однако не дрогнул.
– Вперед! С нами бог и государь!
– отважно крикнул он, вытягивая из золоченых ножен саблю.
Сшиблись! Зазвенела сталь, огненными змейками посыпались искры, захрапели кони. Сила столкнулась с силой.
Бой был жестокий и долгий. Стрельцы сражались с остервенением. Воодушевлял их сам голова. Тяжелый, могучий, он врубался в самую гущу повольников и гулко кричал:
– Не робей, служилые! Постоим за батюшку царя!
Но казаки, мстя за павших товарищей, бились еще злей и неистовей. Особенно туго приходилось стрельцам там, где рубились богатырского вида казаки Болотников и Нечайка Бобыль. Много стрельцов полегло после их сабельных ударов.
Смолянинов же все упорствовал, но когда казаки одолели стрельцов в лощине и пришли на помощь Болотникову, голова приказал отступать. Донцы пустились было в погоню, однако утомленные после длинных переходов кони так и не смогли достать более сытых и резвых стрелецких лошадей.
На поле брани остались лежать пятьдесят шесть казаков и чуть более сотни стрельцов.
Победа Болотникова не обрадовала. Он смотрел, как донцы подбирают убитых повольников, и мрачно раздумывал:
"Нелегко с царевым воинством биться. Тяжко будет русскому на русского меч поднимать, много крови прольется".
ГЛАВА 7
КУПЕЦ ПРОНЬКИН
Москва. Белый город.
На обширном подворье купца суконной сотни Евстигнея Саввича Пронькина суета. Высыпали к воротам приказчик, торговые сидельцы, работные, сенные девки.
Выплыла из терема дородная хозяйка Варвара Егоровна в алой зарбафной шубке. На голове купчихи кика с жемчужными поднизями, на ногах сафьяновые сапожки с золотыми узорами.
Встречали из дальней поездки Евстигнея Саввича. Ходил он с торговым обозом к Белому морю. Уехал еще на Николу зимнего, четыре месяца с заморскими гостями торговал, и вот только весной возвращается.