Иван Болотников (Часть 3)
Шрифт:
– Молодой князь Василь Петрович кланяется молодой княгине Любаве Григорьевне и шлет ей дар.
Любава поднялась с лавки, поклонилась дружке и приняла от него шапку на бобровом меху, сапожки красные с узорами да ларец темно-зеленый. Шапка да сапожки Любаве понравились, однако и виду не подала, продолжая кручиниться.
– А что же в ларце, подруженька?
– спросили девки.
– Ох, не гляжу, не ведаю. Не надо мне ни злата, ни серебра, ни князя молодого, - протяжно завела Любава.
– Открой, открой, подруженька!
–
Любаве же самой любопытно. Подняла крышку и принялась выкладывать на стол украшения: перстни, серьги, ожерелье... Девки любовались и ахали:
– Ай да перстенек, ай да сережки!
Но вот девки примолкли: Любава вытянула из ларца тонкую, гибкую розгу.
– А это пошто?..
– осердилась Любава и обернулась на застывшего у дверей Нечайку.
Дружка ухмыльнулся и важно, расправив богатырскую грудь, пробасил:
– А это, княгинюшка, тебя потчевать.
– Меня?.. За какие же грехи?
– За всяки, княгинюшка. Особливо, коль ленива будешь да нравом строптива.
– Не пойду за князя!
– притопнула ногой Любава.
– Не пойду! Так и передай Ваське, - забывшись, не по обряду добавила она.
Но Домна Власьевна тотчас поправила:
– Уж так богом заведено, Любавушка. Муж жене - отец, муж - голова, жена - душа. Принимай розгу с поклоном.
– Уж коль так заведено, - вздохнула Любава и отвесила дружке земной поклон.
– Мил мне подарок князя.
Чуть погодя наряженную Любаву, под покрывалом, повели под руки из светелки в белую избу и усадили на возвышение перед столом, накрытым тремя скатертями. Подле уселись Григорий Матвеич и Домна Власьевна, за ними сваха, "сидячие боярыни", каравайники, свечники, "княгинины" подружки.
Поднялась сваха, молвила:
– Ступай к жениху, дружка. Пора ему ехать за невестой.
Дружка тотчас поспешил к "князю". Тот ждал его в своем курене. Посаженный отец Гаруня и посаженная мать Настасья Карповна, с иконами в руках, благословили жениха и повелели ему идти к невесте. У "княгининых" ворот пришлось остановиться: они были накрепко заперты.
– Пропустите князя ко княгинюшке!
– закричал набольший дружка Болотников.
– Уж больно тароваты!
– закричали за воротами девки.
– Много ли вас да умны ли вы?
– Много, молодец к молодцу. И умны!
– Ах, хвастаешь, дружка! Возьмем и узнаем, в разуме ли ты. Ну-ка разгадай: стоит старец, крошит тюрю в ставенец.
Первую загадку дружка угадал легко:
– Светец да лучина, девки!
– Вестимо... А вот еще: родился на кружале, рос, вертелся, живучи парился, живучи жарился: помер - выкинули в поле; там ни зверь не ест, ни птица не клюет.
Над второй загадкой дружка призадумался. Минуту думал, другую и наконец молвил:
– Горшок, девки!
– Вестимо... А ну-ка последнюю: сивая кобыла по торгу ходила, по дворам бродила, к нам пришла, по рукам пошла.
Над третьей загадкой дружка
– Как в лесу тетери все чухари, так наши поезжане все дураки.
Повернулся дружка к поезду: авось кто и разгадает; но поезжане носы повесили. Мудрена загадка! Так бы и довелось дружке срам принять, да тут сваток выручил; молча соединил он руки кольцом и затряс из стороны в сторону.
– Сито, девки!
Девки перестали насмехаться, выдернули засов, распахнули настежь ворота. Поезжане прошествовали к белой избе. Свахи обменялись пряником и пивом, а набольший дружка поднес "княгине" одежду.
– Что говорено, то и привезено.
Жених с поклоном ступил к свахе, сидевшей рядом с невестой.
– Прими злат ковш, сваха, а место опростай!
– Ишь ты, - улыбнулась сваха.
– Уж больно ты проворен, князь. У меня место не ковшевое, а столбовое.
Жених вновь повторил свою просьбу, но тут ему ответил один из невестиных дружек:
– Торгуем не атласом, не бархатом, а девичьей красой.
– Славно, дружка! Сказывай, сколь стоит девичья краса? Не поскуплюсь!
– Куницу, лисицу, золотую гривну да ковш вина!
– хором закричали дружки, каравайники, свечники и "сидячие боярыни".
– Для такой красы ничего не жаль. А ну, дружки, одари княгиню! весело прокричал "князь".
И одарили!
Сваха Агата уступила место жениху. Два казачонка протянули между новобрачными красную тафту, чтоб прежде времени друг друга не касались. На стол же подали первое яство. Батюшка Никодим начал молитву, а Григорий Матвеич и Домна Власьевна благословили чесать и "укручивать" невесту.
Сваха Агата заплела невестины волосы в косы, перевив их для счастья пеньковыми прядями. Молвила строго да торжественно:
– Кику княгине!
Кику подали "Сидячие боярыни". Сваха приняла и надела ее на голову невесты.
А за столами становилось все гомонней. Посаженный отец Гаруня похваливал молодых да все чаще и чаще прикладывался к чарке.
– Гарная у тебя будет жинка, князь. Живи да радуйся. Мне б твои лета. Лихой я был парубок, ох, лихой!
Васюта и снеди не пробовал, и к чарке не прикасался, и в разговоры не вступал: все это дозволялось лишь после венца. А теперь сиди молчком, поглядывай на гостей да красуйся.
– Да ты и теперь хоть куда!
– подтолкнув деда, молвил сват Секира.
– Э, нет, хлопец, не тот стал Гаруня. Помни, Устимко: до тридцати лет греет жена, после тридцати - чарка вина, а после и печь не греет. От старости зелье - могила, - сокрушенно высказал Гаруня.
– Складно речешь, дед, - крутнул головой Секира.
– Так-то уж никто тебя и не греет?
– Никто, хлопец.
– А чего ж чару тянешь?
– А як же без чары, хлопец?
– подивился дед.
– Чара - последняя утеха. Один бес, помирать скоро.