Иван Болотников Кн.1
Шрифт:
— Ступай к лошади.
— Че? — не понял оратай.
— Ступай к лошади, гутарю… Веди.
Иван ухватился за поручни и прикрикнул на лошадь:
— Но-о, милая, пошла!
Буланка всхрапнула и потянула за собой соху. Наральник острым носком с хрустом вошел в плотную дернину и вывернул наружу, отвалив к борозде, черный тяжелый пласт.
Мужик обескураженно глянул на казака, хмыкнул в дремучую бороду и повел лошадь вдоль полосы. А Болотников, навалившись на соху, вспарывал новь, чувствуя, как улетучиваются невеселые думы и исчезает тяжесть в груди. Истосковавшиеся по земле руки привычно лежали на сохе, а в
Иван не знал, сколь прошло времени, но когда вконец обессиленный оторвался от сохи, над лесом уже робко заиграла малиновая заря. Упал в пахучее дикотравье, подложил ладони под голову и закрыл глаза, чувствуя, как по всему телу разливается покой.
— Ты энто… тово, — шагнул к нему Митяй. — Роса выпала. Не остудился бы, мил человек. Подложь-ка кафтан.
Болотников не шелохнулся, слова мужика прозвучали откуда-то издалека.
— Подложь, грю. Ишь, как взопрел… Тут, милок, тяжеленько. Новь!
Болотников поднялся и, ничего не сказав мужику, пошагал росной травой к реке. Однако, будто вспомнив что-то, оглянулся.
— Ты вот что, Митяй… Ступай-ка с пашни. Казаков не гневи.
Глава 6
Нашла сабля на бердыш
Через два дня пути ертаульный отряд донес:
— Стрельцы, батько!
Болотников остановил войско.
— Ужель застава?
— Не ведаем, батько. Стрельцов сотни с три. Конные, кого-то по степи ищут.
— Мужиков беглых, — предположил Нагиба.
— Вестимо, мужиков, — поддакнул Секира. — Ноне их много на Дон прет.
Устим был прав: казаки уже не раз натыкались на беглые ватаги. При встрече пытали:
— Что, сермяжные, натерпелись лиха?
— Натерпелись, родимые, уж куды как натерпелись! — смиренно отвечали лапотные мужики.
— А куды ж теперь?
— На Дон, родимые, на земли вольные.
Казаки пропускали беглецов и ехали дальше. Однако некоторые ворчали:
— И куда лезут? Самим жрать неча.
Одним из таких был Степан Нетяга, недолюбливавший сермяжный люд.
— Будто окромя Дону и земли нет. Шли бы за Волгу аль за Камень. Так нет, в Поле лапти навострили.
Болотников сурово обрывал недовольных:
— Срам вас слушать, донцы. Вы что, сыны боярские али дети царские? Нешто забыли, откуда на Дон прибежали? Нешто вдруг казаками родились?
Роптавшие умолкали.
Весть о стрельцах не напугала Болотникова, однако показываться государевым служилым не хотелось: на Самарскую Луку норовили проникнуть скрытно. Чем неожиданнее приход, тем больше удачи. Но и топтаться на месте не было желания: казаки поободрались, поотощали, и все жаждали дувана.
— Что делать будем, батько? — спросил Нагиба.
— В обход пойдем, — порешил Болотников.
— А коль вновь наткнемся?
— Не наткнемся. Лазутчиков пошлю.
Болотников разбил ертаул на три отряда — по два десятка в каждом — и разослал их в степь.
— Езжайте дугой, держитесь в трех-пяти верстах. И чтоб ни одна душа вас не видела, — напутствовал ертаульных Болотников.
Часа через два прискакал один из
— Справа степь свободна, батько.
Потом примчался гонец с другого отряда.
— Слева пусто, батько.
— Добро, — кивнул Болотников, однако войско с места не стронул: ждал вестей из третьего ертаула. Но вестей почему-то долго не было. Иван окликнул Нечайку Бобыля.
— Бери пяток казаков и скачи по сакме ертаула. Спознай, что там у них. Да чтоб стрелой летел!
— Пулей, батько!
Шестеро казаков ускакали в степь. Вернулись в великой тревоге.
— Беда, батько! — закричал Нечайка. — Беда, донцы! — спрыгнул с коня и подбежал к Болотникову. Глаза Нечайки были полны печали и гнева. — Весь ертаул уложили, батько… Оба десятка.
Болотников помрачнел, стиснул эфес сабли. Застыло войско, подавленное страшной вестью. Атаман обвел тяжелым взглядом повольников, глухо спросил:
— Что молчите, донцы? Терпеть ли нам зло стрелецкое?
Повольница ожесточилась, взорвалась:
— Не станем терпеть, батько! Побьем служилых!
— Кровь за кровь!
Болотников сел на коня, выхватил из ножен саблю.
— Иного не ждал, донцы. За мной, други!
Войско хлынуло в степь. Обок с Болотниковым скакал Нечайка; немного погодя он показал рукой на гряду невысоких холмов.
— Там батько!
Вскоре казаки подъехали к полю брани, усеянному трупами повольников. Болотников оглядел местность; то была просторная лощина, прикрытая холмами.
— В ловушку угодили.
— Вестимо, батько. Никак, стрельцы их ране приметили да за холмы упрятались, — произнес Нагиба.
Казаки спешились и спустились в лощину. С трупов неохотно снимались отяжелевшие вороны. Казачьи головы торчали на воткнутых копьях.
— Вот еще одна годуновская милость, — зло процедил Болотников.
— Не любы мы Бориске, — вторил ему Васюта. — Ишь как супротив донцов ополчился [249] .
— Собака! — скрипнул зубами Нагиба.
Болотников приказал вырыть на одном из холмов братскую могилу. Казаки собрали павших, сняли с копий головы. Вдруг один из донцов крикнул:
— Сюда, братцы!.. Юрко!
Молодого казака обнаружили в густом ковыле, неподалёку от холмов. Был тяжело ранен, рубаха разбухла от крови. Болотников склонился над ним, приподнял голову.
249
В конце XVI столетия, в связи с усилением феодального гнета и дальнейшим закрепощением крестьян, на Дон бежали тысячи крестьян. Желая как-то сохранить трудовые ресурсы, царское правительство ужесточило борьбу не только с беглым людом, но и с самими казаками, укрывавшими у себя обездоленных крестьян, бобылей и холопов. Особенно обострились противоречия казаков с Москвой при правлении Б. Годунова. («Невольно было вам не токмо к Москве проехать, и в украинные городы к родимцом своим притти, и купити, и продать везде заказано. А сверх того во всех городах вас имали и в тюрьмы сажали, а иных многих казнили, вешали и в воду сажали»). Б. Годунов объявил блокаду вольному Дону. Были устроены заслоны на путях к Дикому Полю, высылались карательные экспедиции, которые захватывали казаков в плен и жестоко казнили.