Иван Болотников Кн.1
Шрифт:
На голове глядача пук травы, и казак сливается с зеленой степью.
— Рысью скачут.
— Много ли?
— Сотни две, а то и боле.
Болотников осторожно выглянул из дикотравья, прикинул на глаз. Стрельцов было около трехсот человек.
«Никак, все выступили. Слава богу… Но что это?»
Добрая сотня служилых вдруг остановилась в полуверсте от холмов, остальные же ринулись к лощине.
«Хитер, бестия!» — помрачнел Болотников. Голова оставил часть войска на подходе к лощине. Неужели он разгадал казачий
Стрельцы лавиной хлынули в лощину. Казаки, побросав баклажки, взлетели на коней и приняли бой. На каждого донца приходилось по три служилых. Напор стрель цов был страшен. А Болотников все выжидал, но стоявшие в степи стрельцы и не помышляли приближаться к лощине. Секира, находившийся подле Смолянинова, нервно кусал губы.
— Ты бы помог стрельцам, батюшка. Казаки аки звери бьются.
— Сиди и помалкивай, — строго оборвал казака Смо лянинов.
«Пропало дело, — удрученно вздохнул Секира. — Но чего ж Болотников тянет? Побьют донцов в лощине».
— У них не токмо сабли, батюшка, но и по паре пистолей. Загинут государевы люди.
— Помалкивай! — вновь рыкнул на гультяя Смолянинов, слушая, как из лощины доносятся ожесточенные возгласы ратоборцев.
— Не пора ли, батько? — нетерпеливо тронул Болотникова за плечо Мирон Нагиба.
— Пора!
Болотников резко поднялся и потянул за повод лежащего на боку Гнедка.
— По коням, други!
Казаки молнией метнулись к коням. Взбудораженные, дерзкие, глянули на Болотникова.
— Ты, Нагиба, в лощину! Две сотни со мной! — громогласно, чтоб слышало все войско, выкрикнул Иван.
Донцы, не суетясь и не мешкая, тотчас разбились на два крыла и, устрашающе гикая, устремились к врагу.
Секира, как только увидел казаков, в один миг выхватил из-за кушака Смолянинова пистоль и пришпорил коня.
— Подлый лазутчик — рявкнула голова. — Догнать!
Несколько стрельцов припустили за Устимом, но где там: казаки выделили Секире резвого скакуна.
На стрельцов надвигалось казачье войско. Смолянинов сразу определил, что донцов чуть ли не вдвое больше, однако не дрогнул.
— Вперед! С нами бог и государь! — отважно крикнул он, вытягивая из золоченых ножен саблю.
Сшиблись! Зазвенела сталь, огненными змейками посыпались искры, захрапели кони. Сила столкнулась с силой.
Бой был жестокий и долгий. Стрельцы сражались с остервенением. Воодушевлял их сам голова. Тяжелый, могучий, он врубался в самую гущу повольников и гулко кричал:
— Не робей, служилые! Постоим за батюшку царя!
Но казаки, мстя за павших товарищей, бились еще злей и неистовей. Особенно туго приходилось стрельцам там, где рубились богатырского вида казаки Болотников и Нечайка Бобыль. Много стрельцов полегло после их сабельных ударов.
Смолянинов же все упорствовал, но когда казаки одолели стрельцов в лощине и пришли на помощь Болотникову, голова приказал
На поле брани остались лежать пятьдесят шесть казаков и чуть более сотни стрельцов.
Победа Болотникова не обрадовала. Он смотрел, как донцы подбирают убитых повольников, и мрачно раздумывал:
«Нелегко с царевым воинством биться. Тяжко будет русскому на русского меч поднимать, много крови прольется».
Глава 7
Купец Пронькин
Москва. Белый город.
На обширном подворье купца суконной сотни Евстигнея Саввича Пронькина суета. Высыпали к воротам приказчик, торговые сидельцы, работные, сенные девки.
Выплыла из терема дородная хозяйка Варвара Егоровна в алой зарбафной шубке. На голове купчихи кика с жемчужными поднизями, на ногах сафьяновые сапожки с золотыми узорами.
Встречали из дальней поездки Евстигнея Саввича. Ходил он с торговым обозом к Белому морю. Уехал еще на Николу зимнего, четыре месяца с заморскими гостями торговал, и вот только весной возвращается.
Соскучал купец Пронькин по московскому терему, по супруге статной: не утерпел, послал от Троицкой лавры гонца в хоромы. Тот в три часа домчал до Москвы, влетел в хоромы, переполошил Варвару:
— Сам едет! Жди к обедне, Варвара Егоровна.
Варвара охнула, забегала по горнице, кликнула девок:
— Евстигней Саввич возвращается! Зовите приказчика!
И началась суматоха!
Сама же засновала по терему. Все ли в хоромах урядливо? Евстигней-то Саввич строг, упаси бог, ежели где непорядок приметит.
Заглянула в подклет, повалушу, сени, светелку… Однако всюду было выметено и выскоблено. Облегченно передохнула.
«Поди, не осерчает Евстигней Саввич».
Слегка успокоилась и поднялась в светелку наряжаться…
— Зрю, матушка Варвара! Храм Успения миновал! — сполошно закричал караульный с крыши терема.
— Подавай, — вспыхнув, повелела Варвара.
Приказчик протянул рушник с хлебом да солью. Варвара приняла и вышла за ворота.
Евстигней степенно вылез из возка, снял шапку, помолился на золотые маковки храма Успения и, приосанившись, неторопливо зашагал к воротам.
Варвара поясно поклонилась, подала супругу хлеб да соль.
— В здравии ли, государь мой Евстигней Саввич?
Евстигней пытливым, дотошным взором глянул на румяную женку. Уезжал — крепко наказывал: «Хоромы стеречь пуще глаз. На Москве лиходеев тьма. За сидельцами дозирай, чтоб не воровали». Однако опасался Евстигней не столь татей да воров, сколь добрых молодцев. Варька молода да пригожа, долго ли до греха? И без того купцы да приказчики на супругу заглядываются.
— В здравии, матушка… Все ли слава богу?