Иван Болотников Кн.1
Шрифт:
Челядинец зашел за конюшню и вытянул мужичонку из лопухов. Карпушка съежился, бороденка задергалась. Мокей ухватил крестьянина за ворот армяка и вытащил к телеге.
— Чегой-то ты, сердешный, от нас за избу подался? — ласково спросил Калистрат.
— Телегу вот чиню, батюшка. Колеса рассохлись, ну, я и того, — залепетал, низко кланяясь, Карпушка, с опаской поглядывая на вершников и могутного Мокея.
Заслышав разговор, из избенки выскочили с десяток чумазых, полуголых, худеньких ребятишек и баба лет под сорок в посконном сарафане.
— Твои чада, голуба? Экие они у тебя заморенные. Невесело, знать,
— Помаленьку, батюшка. Видать, так богом указано.
— Ты домочадцев-то спровадь. Пущай побегают. А мы с тобой потолкуем малость.
Карпушка прикрикнул на ребятишек, и те, сверкая пятками, побежали со двора на улицу. Баба удалилась в избу.
Приказчик присел на завалинку и повел с Карпушкой неторопливый разговор…
Когда выехали из деревеньки, довольный Калистрат сказал:
— Дело сделано, Мокеюшка. Мужичкам деваться некуда — сойдут в вотчину. А те, что не придут, — силой возьмем. Нонче Митьке Капусте в господах не ходить, хе-хе. Пущай в дьячки подается.
Глава 4
Федор Конь
Держа перед собой саблю, Кирьяк двинулся на Болотникова. Иванка зажал в руке топор, участливо поданный ему одним из посадских.
Увидев в руке парня топор, Кирьяк прикрикнул на земских ярыжек:
— Вяжите вора!
Служивые затоптались на месте: уж больно страшен чернокудрый детина с топором. Тогда Кирьяк выхватил из-за кушака пистоль.
— А ну погодь, черти! — вдруг зычно пронеслось над толпой.
Мужики обернулись и тотчас скинули шапки. На светло-гнедом коне сидел русобородый богатырь в суконном кафтане. Ездок сошел на землю — широкоплечий, ростом в добрую сажень.
— Отчего брань?
Кирьяк указал пальцем на Болотникова, сказал зло:
— Парень этот руку на меня поднял. Дозволь, Федор Савельич, наказать лиходея. Прикажи батогами пороть.
К Болотникову наклонился перепуганный Герасим, пояснил:
— Это набольший городовой мастер — Федор Конь [64] . Сам строг, но человек праведный. Падай в ноги, Иванка, проси милости.
Федор Конь молча повернулся к Болотникову, положил тяжелую руку на плечо. Был он на целую голову выше рослого крестьянского сына. Глаза смотрели из-под широких кустистых бровей добродушно.
64
Федор Конь — выдающийся русский зодчий второй половины XVI в., строитель крепостных сооружений. Во второй половине 80-х — начале 90-х гг. XVI в. выстроил каменные стены и башни «Белого города» Москвы (по линии теперешнего Бульварного кольца; снесены в основном в XVIII в.). В 1596–1602 гг. возвел грандиозные оборонительные сооружения Смоленска (мощные стены, протяженностью 6,5 км, и 38 башен).
— Пошто Дорофея в реку кинул? Видел я с башни.
— Человек он недобрый. Старика хворь одолела, а он плетью дерется.
— Посадский, али из мужиков будешь?
— Страдник я. В Москву из вотчинного села наехал.
— Отчего ниву бросил, молодец?
— Нужда сюда привела, господин. Весна уходит, а засевать поле нечем. Послали мужики к князю за житом.
— Не господин я, а сын плотницкий. А теперь вот города на Руси
— Прости меня, Федор Савельич. Спасибо тебе за слова добрые. Одначе, пахарь я. Отпусти с миром. Дело у меня спешное.
Федор Конь хмыкнул в темно-русую бороду, постоял в недолгом раздумье и порешил:
— Будь по-твоему, ступай с богом.
— Да как же так, Федор Савельич? Дозволь смутьяна кнутом поучить, — недовольно молвил объезжий голова.
— Помолчи, Дорофей. Больно солощ до кнута.
Когда отъезжали от крепости, Афоня Шмоток, возбужденно охая и крутя головой, пространно ворчал:
— Не мыслил тебя, Иванка, и в живых видеть. Гляжу — народ к реке кинулся, ну и я туда. Как возвидел объезжего с саблей да пистолем, так и обомлел. Пропадет, думаю, нонче Иванка, не носить ему больше буйной головушки. Ох и нрав же у тебя, парень. Больно крутенек. Пошто драку затеял с государевым человеком? Тебя зачем в Москву мир послал? Спасибо мастеру Федору — отвел беду. Однако, ну и огромадный мастер.
— Видимо, не зря его в народе Конем прозвали. Он и делом своим велик и душой, — отозвался Болотников.
Миновав Васильевский луг, гонцы вскоре подъехали к новой крепостной стене — Китай-городу, вдоль которого тянулся ров с водой, выпущенной из реки Неглинной. Ров глубок — в пять сажен да шириной в добрых пятнадцать. К воротам перекинут деревянный мост.
В крепостной стене, в башне Варварских ворот, каменных дел мастера выстроили малую часовню Боголюбской божьей матери.
Возле башни остановился обоз из пяти подвод. Тут же суетился дородный торговый человек в суконной поддевке и сапогах из юфти. Торговец громко стучал кулачищем по спущенной железной решетке, бранился:
— Пропущайте, служивые! Куда подевались!
Наконец показались двое воротных сторожей и стрелец в лазоревом кафтане с бердышом.
— Чего громыхаешь, борода? Пошто в город ломишься? — строго вопросил стрелец. На нем шапка с малиновым верхом. Через плечо перекинута берендейка [65] , к широкому поясу сабля пристегнута.
— Из Ярославля соль везу, служивый. Подымай решетку, не мешкай.
— Уж больно скор, борода. Кажи грамоту подорожную. Много вас тут воровских людей шатается, — проронил стрелец.
65
Берендейка — нагрудный кожаный ремень с мешочками для пороха и дроби.
— Да есть и грамотка, — купчина вытянул из-за пазухи бумажный столбец, подал служивому.
Стрелец не спеша развернул грамотку, повертел в руках, повернулся к часовне и окликнул церковного служку в подряснике, с медным крестом на груди.
— Ведене-е-ей! Подь сюда, божий человек. В глазах у меня седни все прыгает. Чти грамотку.
Служка засучил рукава, перекрестился, заводил тонким пальцем по столбцу и шустро принялся читать:
«Выдан сей подорожный лист сидельцу торгового гостя Федотке Сажину на провоз сорока четей соли из Ярослава города в государеву Москву…»