ИВАН БОРОДУЛИН

разведка

И балерина заговорила о себе.

Родители ее были актерами, она с детства привяза­лась к театру, но до сих пор не уверена в себе и счи­тает, что настоящей балерины из нее не получится. У Людмилы был муж, есть дочурка и очень много друзей.

174

Почти час длилась^наша приятная прогулка в санка и неторопливый разговор о жизни.

В школе, как и любой мальчишка, я презирал девчо­нок; повзрослев, считал женщин слабыми и ненадежны­ми существами, которым не стоит

особенно доверять. А вот в этот морозный вечер в душу забралось совсем незнакомое дотоле чувство, неизмеримо большее, чем уважение. Короче говоря, я насмерть влюбился в бале­рину.

Через два дня на Шпиле состоялся традиционный ужин. Я старался скрыть от товарищей свое отношение к балерине, но получалось как-то так, что я все время оказывался возле нашей милой гостьи. Ребята, конечно, сесело обменивались многозначительными взглядами и подмигивали: «Давай, мол, не теряйся!»

После ужина собрались в блиндаже полкового клуба, где давали концерт наши самодеятельные артисты.

Дмитрий Дорофеев прочитал стихи Ильи Эренбурга:

О, ты узнаешь русский гнев! Я не Париж, не Дания. И, вся от страха поблелне*. Ты будешь выть, /ермания!

Потом «Швейк» на пару с Ерофеевым изобразили юсколько сценок.

Вот «Швейк»-Гитлер с наведенными углем усиками и спущенным на глаза чубом обращается к своему пор­трету, за которым прячется, стоя на табуретке, Коля трофеев:

Ну

, Адольф, что же теперь делать?

Меня снять

, тебя повесить,— отвечает портрет.

А вот два солдата в траншеях ведут между собой разговор.

PAGE175

— Послушай, Адольф, чего же ты обижаешься на карьеру? Фюрер тоже начинал с ефрейтора.

— Сом ты скотина,— отвечает Адольф-Ерофеез. Сценки вызывают взрывы смеха. Смеется и Люд­мила.

Ц тот вечер мы много танцевали под баян, который без устали терзал все тот же Николай Ерофеев. Танце­вали в шести километрах от передовой.

Было за полночь, когда мы с Людмилой встали нэ лыжи, и я провожал ее все двенадцать километров. Прощаясь, договорились, что будем по возможности вс тречаться в свободное время. Но, к сожалению, такого времени ни у меня, ни у нее в ближайшие дни не ока­залось.

Дело в том, что нам подвалила удача. Наблюдая за обороной противника, мы установили, что стык между высотаАи Стог и Верблюд немцы, по существу, не охра­няют и лишь держат лощину под прицелом со своих опорных пунктов. Тихой снежной ночью наша пятерка (Ромахин, Ерофеев, Гришкин, Михаил Сырин и я) сумела пробраться в ближние тылы фрицев. За несколько часов мы обнаружили и нанесли на карту две вражеские ба­тареи.

На следующую ночь снова сходили к немцам той же дорогой — потребовалось уточнить

и проверить неко­торые данные. Задание было выполнено без всяких при­ключений, если не считать совершенно нелепого случая с нашим уважаемым Петром Тришкиным.

Мы подбирались к стыку высот, когда пошел густой снег, началась метель. Дудочка, с утра смурыгавший но­сом, вдруг раскашлялся. Я шикнул, но Гришкин ничего не мог поделать с собой, как ни старался — кашель ду­шил его. Приказываю ему возвращаться в свои траншеи.

PAGE176

Петр понимающе кивает и через минуту пропадает в снежной пелене.

Вернувшись на другой день, мы от самого же Дудоч­ки узнали историю о том, как он взял пленного и сам был пленен поваром второго батальона.

— Ну топаю себе, направление вроде бы верное,— н охотно выдавливает Дудочка. — Да сножищв, ветер, –ими знаете, глаза застилает. Стану спиной, дух перевс-гти, и опять помаленьку топаю. Долго шел, только едруг

лышу: похрапывает кто-то рядом, обернулся — прямо 1а меня прет что-то белое и громадное. Тут и мой ка­пель пропал. Прыгнул в сторону. Лежу, а мимо, смотрю, ;ошадка трусит, за ней в санках человек, весь белый от нега, согнулся крючком и застыл, как на картинке. Крен его знает—иль наш, иль немец.

Ну и пристроился я сзади на полозья — лошадка-то нашу сторону прет. Возница на передке не шевелится. 1ошарил в санках: термосы, в каких немец супы на пз->едовую возит, винтовка. Ага, думаю, стало быть, супо-;оэ в пурге заплутался. Я его, голубчика, вместе с ужи-юм сейчас к своим представлю. Только это подумал, лышу: «Руки вверх!» Гл5Йку, лошадка стоит около две-ей батальонной кухни, а рядом с санями повар карабин зскинул, вот-вот стрельнет. Гришкин умолк.

— Что ж дальше-то, Петя?

— А ничего интересного. Разобрались, что к чему. Но, как мы узнали, повар и солдаты, дежурившие по

кухне, прежде чем разобрались, дали Гришкину не­сколько увесистых оплеух за строптивость и неподчине­ние приказу.

Пленный гитлеровец, доставивший себя и Гришкина в расположение нашего полка, дал ценные сведения

177

о размещении вражеских подразделений. Он действи­тельно возил питание на передовую и, курсируя от кух­ни до опорных пунктов, знал немало.

Не успели мы передохнуть после вылазки в тыл, как вавцд получил задание — патрулировать нейтральную полосу между пограничными постами и левым флангом обороны дивизии. Таким образом, надежда на встречу с Людмилой опять лопнула.

Однажды вечером, когда мы уходили нести патруль­ную службу, Ромахин попросил оставить его с дежур­ным отделением.

— Натер ногу. Боюсь, как бы хуже не было,— и Ромахин с готовностью взялся снимать валенок, чтобы показать натертую пятку.