Иван Кондарев
Шрифт:
— Берите колья, в Тырнове они нам могут понадобиться! — кричал какой-то разгоряченный молодой человек. Он отделился от группы горнооряховцев, где началось это оживление.
Толпа встретила призыв с недоумением, но многие все же кинулись к виноградникам и стали вырывать колья, ломать плетни и ветви деревьев. Над головами людей поднялся настоящий лес. Манол понимал, что те, кто стоит близко к предводителям, стремятся подогреть собравшихся, но, изумленный торжественной уверенностью толпы, он шел как во сне, не слушая голоса разума. На вершине холма он оглянулся. Конец колонны еще не вышел из города. Топот тысяч ног,
Голова колонны, где находился Буров, начала уже спускаться к Тырнову, и между голыми известковыми холмами показались красивый изгиб Янтры у Френгихисара и фабричные трубы на ее правом берегу. Ветерок донес печальные древние запахи сырости и гниения с Хисара и Трапезицы. Справа у шоссе была чешма. Около нее всегда стояла жаровня. Хозяин ее, он же знахарь, продавал кофе. Обычно здесь останавливались цыгане, вертелись всякие проходимцы, на безлесных склонах паслись тощие клячи с обшарпанными вьючными седлами. Когда голова колонны приблизилась к чешме, Манол заметил среди окружавших Бурова людей какое-то смятение.
— Военные, — сказал кто-то, и колонна рассыпалась по обочинам шоссе. Каждому хотелось поскорей увидеть, что делается впереди. Манол поскакал дальше.
На шоссе стоял желтый автомобиль. Рядом с ним находилось несколько офицеров, а перед машиной беспокойно топтался человек в черной штатской одежде. Он что-то отрывисто произнес и дал знак предводителям приблизиться.
Лицо Бурова омрачилось. Он вытер пот платочком и обменялся со своими людьми несколькими словами. Видный, могучего телосложения, хорошо одетый господин отрицательно покачал головой. Другой предводитель блокарей, Кынчо Мил а нов, сделал неопределенный жест, но вместе с Буровым зашагал к автомобилю. Вслед за ними от колонны отделились Абрашев, Христакиев и еще несколько человек.
— Что случилось? Почему остановились? Кто это? — слышались недовольные голоса.
— Военный министр, — сказал кто-то за спиной Манола.
Штатский отделился от офицеров и, озабоченно глядя в землю, направился к поляне около шоссе. Туда же пошли и предводители блокарей.
Манол не слышал, о чем они говорят, потому что находился довольно далеко, да и люди из охраны Бурова слишком громко обсуждали значение этой встречи, но по выражению лиц и поведению военного министра он понял — тот требует, чтобы они вернулись.
— Я не могу отдать такой приказ! — взволнованно повысил голос Буров.
— Мы исполняем наш конституционный долг…
Военный министр энергично возражал. К ним подошел полковник, стоявший у автомобиля. Буров спросил его о чем-то. Полковник поднял глаза и печально покачал головой.
— Прошу вас поверить мне, господа. Господин Малинов, Теодор Теодоров, [99] Мушанов… [100] Мы, военные, и весь тырновский гарнизон… — доносились отдельные слова.
99
Теодоров Теодор (1859–1924) — видный деятель Народной партии, премьер-министр коалиционного правительства (ноябрь 1918 —
100
Мушанов Никола (1872–1951) — один из руководителей Демократической партии, неоднократно занимавший министерские посты; в 1931–1934 гг. — премьер-министр. В 1918–1919 гг. входил в коалиционные кабинеты Т. Теодором и А. Стамболийского.
Буров протестовал, трясясь от возмущения. Кынчо М планов задумчиво чертил по траве носком ботинка. Абрашев оживленно заговорил с полковником.
Манол увидел, что охрана Бурова приближается к образовавшейся группе, и хотел было тоже пробраться туда, но в это время сзади раздались тревожные крики. Блокари, рассевшиеся по обочинам и у каменного карьера, вскочили на ноги, в волнении показывая на близлежащие холмы.
— С ружьями, с ружьями!
— Простым глазом видно! Дружбаши!
— Обходят нас с флангов!
— Они же нам путь отрежут…
На голых холмах, где сухо белел известняк и серели заросли дрока, показались цепи вооруженных людей, направлявшихся к шоссе.
Предводители блокарей отошли от военного министра, и сразу же их плотным кольцом окружили приближенные. К ним подбежали человек десять молодых горнооряховцев.
— Никакого возвращения! Господин Буров, не отсту- I пайте! — кричали они.
Абрашев принялся их успокаивать. Манол пробрался еще ближе и услышал, как тот говорит:
— Бессмысленно, господа! Все кончено. Достаточно уже того, что было… Так я понимаю наше дело. Ни к чему новое кровопролитие.
Ему ожесточенно возражали, но Абрашев махнул рукой и пошел к шоссе.
Буров с мрачным, бледным, как воск, лицом и угрюмыми глазами выбрался из своего окружения и снова подошел к военному министру, который вместе с полковником ждал его на том же месте.
— Возвращаемся! — с облегчением воскликнул кто-то.
— Это малодушие, господа! Никакого возвращения! Мы не допустим капитуляции! Позор! — кричали горно оряховцы.
Абрашев пытался их успокоить, но его никто не слышал.
— Наша акция удалась, господа… Мы своего добились. Отдайте приказ возвращаться. Благоразумие, господа, благоразумие! — настаивал депутат, пытаясь убедить тех, кто присоединился к недовольным.
Христакиев направился к Абрашеву. Манол остановил его, потянув за рукав.
— Бай Димитр, что происходит?
Лицо Христакиева было серым, по подбородку ползла струйка пота.
— Требуют, чтобы мы вернулись, и придется вернуться… Идти дальше бессмысленно, Абрашев прав…
— Почему? Что случилось?
— Бывшие министры арестованы. В Тырнове побоище. Все кончено…
Из-за автомобиля показался крестьянин, одетый по — фракийски. Он бежал, опираясь на палку, и задыхался. Рубаха на его груди была расстегнута, он весь обливался потом. Миновав машину, он закричал во все горло:
— Эй вы, бросайте палки! Палки бросайте, царь едет! Увидит вас царь и подумает, что это не мирная демонстрация. Бросайте палки! Так приказано…
Кто был этот крестьянин и от чьего имени он говорил, никто не знал, но слова его мгновенно произвели впечатление. Люди принялись швырять колья и палки, освобождаясь от них с великой радостью.