Иван Кондарев
Шрифт:
Костадин повернул коня к своему кукурузному полю, которое рассчитывал убрать в ближайшие дни. Притихшие лесочки, покрытые ржавчиной папоротники, красноватые осыпи на холмах, окаймлявших небольшую долинку, разнежили его. Он не хотел сейчас думать о брате — думал о Христине, которая, наверно, недовольна тем, что он уехал, ничего ей не сказав, думал об отце, чье невидимое, молчаливое присутствие ощущал всю свою жизнь. Над влажными парами начал кудрявиться нагретый воздух, земля лежала разомлевшая, и небо, вечный свидетель ее любовных оргий с солнцем, смотрело на нее милостиво и ласково. Стайка щеглов пролетала над вытоптанными скотиной лужайками, поросшими волчецом. Конь попытался схватить кукурузный початок с почерневшими уже волосками и сердито задергал поводьями.
Костадин пустил его в галоп, миновал огород с терновым плетнем, потом какую-то деревеньку, скрытую за пожелтевшим буковым лесом. Зажиревший
Чтобы не возвращаться по грязи, Костадин решил выехать на шоссе. Он выбрал путь, по которому летом возил снопы. Дорога то пробиралась меж низкими холмами, то сползала в заболоченные низинки и соединялась с шоссе возле самого города. В этом месте у самого шоссе был сосновый лес. В воскресные дни тут прогуливалась молодежь и влюбленные парочки.
Едва лишь конь ступил на твердый настил шоссе, как Костадин заметил на опушке леса какую-то парочку. Женщину было едва видно — ее заслоняла фигура мужчины; она, казалось, прямо-таки повисла на его плече. Он прикрывал ее спиной и поглядывал в сторону города. Вероятно, между ними происходило какое-то объяснение.
Костадин ехал спокойно — его мало интересовали влюбленные. Но он почему-то подумал, что эта парочка избрала для свидания довольно неподходящее время. Видимо, покрытое грязью шоссе заставило их прогуливаться по поляне у самой опушки, а может, они собирались войти в лес.
Когда Костадин поравнялся с ними, мужчина, услышав конский топот, обернулся. Из-за его серого летнего пальто показалась фигура женщины, и Костадин узнал в ней свою сестру, а в мужчине — Кондарева. Костадин от изумления вытаращил глаза. Райна держала в руке что-то белое, и в первую минуту Костадин не сообразил даже, что это ее сумочка. Сестра уставилась на него. И вдруг, словно глядя сквозь запотевшее стекло, Костадин увидел, как она кинулась бежать изо всех сил к городу. В его сознании, словно из какой-то бездны, вдруг вынырнуло страшное подозрение, что Райна находится в тайной связи с этим человеком. Костадин остановил коня — хотел увериться, что глаза его не обманывают: Кондарев, опершись на трость, глядел в его сторону и ждал. Старая ненависть к бывшему жениху Христины поднялась в груди Костадина, его душила ярость. Он хлестнул коня кизиловым прутом, который срезал по пути, и рванулся к лесу…
Бледно-зеленая, воскрешенная дождями трава с глухим ропотом проносилась под ногами коня, казалось, будто кто-то расстилал перед ним зеленое полотнище. «Я его убью!» — в такт подскокам коня мысленно твердил Костадин. Он поднял прут, словно саблю, и не спускал глаз с Кондарева. Сплошная стена сосен приближалась. У него вдруг возникла мысль, что этот человек отомстил ему через Райну, его охватил страх, что об этом узнает Христина, и стыд…
Кондарев нагнулся и принялся торопливо собирать какие-то клочки бумаги, валявшиеся у его ног. Второе, еще более дикое подозрение до боли пронзило налившийся кровью мозг Костадина. У него вырвался сдавленный крик. Тут он увидел, что Кондарев размахивает тростью и что-то кричит, и скорее по его жестикуляции, чем по смыслу слов он понял, что тот просит его остановиться. Костадин направил в его сторону коня и, подъехав к нему слева, привстал в стременах. Из-под черной шляпы сверкнул напряженный, тяжелый взгляд широко раскрытых серых глаз. Кондарев повернул левое плечо, словно желая защитить себя от удара, весь как-то сжался и присел на корточки. И прежде чем Костадин замахнулся, он рукояткой трости ударил коня по голове. Животное мучительно заржало, оскалило зубы и, поднявшись на дыбы, огромным прыжком шарахнулось в сторону. Костадин едва удержался в седле. Испуганный конь с диким ржанием, не переставая брыкаться, понесся обратно. Ни шпоры, ни узда не могли сдержать животное. Бранясь и сжимая сильными ногами бока лошади, Костадин видел, как Кондарев вошел в лес и тут же скрылся в нем. Потерял он из виду и сестру. Райна уже подходила в это время к первым домам города.
Когда Кондарев увидел на шоссе Костадина, он сказал Рай не, чтобы она не боялась и стояла спокойно, но слова эти не дошли до ее сознания. В его голосе она уловила скорее раздражение и недовольство, чем озабоченность, и это, вдобавок к только что происшедшему между ними, заставило ее в отчаянии броситься бежать к городу. Ее паническое состояние объяснялось вчерашним разговором с Кондаревым и особенно историей с векселем.
Уже в первые минуты встречи Райна почувствовала, что, несмотря на вчерашнее свидание в городском саду, Кондарев не стал ближе, хотя ей не хотелось в это верить. Он держался учтиво, но не мог скрыть от Райны досаду, которую вызвали в нем ее откровения. Она старалась быть милой и,
В таком состоянии ее и увидел Костадин. Сожаление о погубленных деньгах (она уже не верила, что Кондарев вернет их ей), страх, что близкие проникнут в скрытый ото всех уголок ее сердца, раскаяние, стыд и прочие последствия — все это переплелось в нечто кошмарное. Райна знала, что брат и Кондарев могут подраться, и с ужасом оглянулась. Она видела, как Костадин безуспешно пытался унять коня и как Кондарев исчез в лесу. Она почти не сознавала, где находится, и, только оказавшись у первых домов, пошла спокойнее. Но тут возник вопрос: что будет дома? Райну покинули силы. В голове ее мелькнула мысль зайти к кому-нибудь, чтобы обдумать хорошенько, как ей себя вести дальше, но затем она сообразила, что, если придет поздно, Костадин успеет рассказать все, начнут ее искать и дело осложнится еще больше. Она свернула в переулочек, чтобы не встречаться с людьми, и тут ее осенила надежда, что Костадин не станет никому говорить дома об этом случае, если она сама расскажет ему всю правду и попросит молчать… Она такая несчастная, обманутая… Дала деньги, чтобы помочь ему, по наивности… Коста поймет ее и пощадит. Разве в свое время она не помогла ему сблизиться с Христиной, разве не в нем она чувствует самого близкого себе человека дома? Он самый добрый, самый сердечный. Он ненавидит Кондарева, потому что ревнует к прошлому Христины, однако она будет отрицать какие бы то ни было к нему чувства и скажет только о деньгах… Другого выхода у нее нет.
Она торопливо зашагала к дому, желая опередить брата. Вошла во двор и увидела привязанного под навесом коня. Янаки суетился возле него и что-то там делал. Тогда, надеясь встретиться с Костадином наверху, она собралась с силами и поднялась по лестнице.
В гостиной возле накрытого к обеду стола, застланного новой льняной скатертью, хлопотала Христина. Она надела кремовый передник, бретельки которого резко выделя-' лись на темном платье. Кружевной воротник, подобно! маленькому жабо, охватывал ее красивую шею. Тяжелые пышные волосы были закручены в большой узел, напо-' минавший шлем из синеватой стали. За ухом алел бутон японской розы, может быть последней, сорванной в саду; с этим бутоном Христина была похожа на цыганку. Ее спокойное лицо, ее ловкие руки, расставлявшие приборы и блюда, каждое движение ее статной фигуры излучали довольство и радостную уверенность замужней женщины и хозяйки дома. Она улыбнулась Райне, в глазах вспыхнули золотые искорки, и Райне показалось, что она слышит ее воркующий смех.
— Почему ты так испуганно глядишь на меня, Райна? Думаешь, что опоздала к обеду? Нет. Манол еще в лавке, а Коста куда-то ездил верхом и поранил коня, теперь они с Янаки лечат его, — сказала она, протирая полотенцем тарелку, которую держала в руках.
— А где же он? — спросила Райна, готовая вот-вот разрыдаться от ощущения счастья своей невестки.
— Возле коня. Мама и Цонка внизу, в кухне… Что с тобой, милая, ты так побледнела!
Не ответив ей, Райна вернулась во двор.
Из летней кухни слышался голос матери: «Слушай, что я тебе говорю!» Возле очага стоял Костадин и помешивал на противне лук. Старая Джупунка и Цонка наблюдали за ним.
— Ударил коня зверски, — сказала старуха Райне. — И как ему не грех!
Костадин обернулся, взглянул через плечо на сестру и молча продолжал свое дело.
Через двор с плачем пробежал сынишка Манола. Новая рубашка и руки его были перепачканы грязью. Цонка потащила его к чешме мыть.
— Коста, — обратилась к брату Райна, когда и мать ушла к ребенку, — Коста…
— Убирайся, сучка!
— Коста, я тебе все объясню. Это не то, что ты думаешь…
Костадин выпрямился с тазом в руке. Его покрасневшее лицо с набухшей веной на лбу выражало такое презрение и гнев, что Райна испуганно попятилась от порога. Он прошел мимо и направился к навесу.