Иван Петрович Павлов (1849 —1936 гг.)
Шрифт:
Слияние старинной практики и передовой науки в лечении происходило в те годы, когда великий ученый был уже глубоким стариком. Но он увлекался новыми методами лечения больных с юношеским энтузиазмом и с большим вниманием следил за первыми успехами применения этого способа в клиниках. Вскоре, однако, прервалась нить его прекрасной жизни. Новое направление — лечение расстройств нервной деятельности сном, освещенное учением Павлова, не потеряло своей актуальности и по сей день, хотя современная медицина сделала немало иного характера достижений по линии лечения этих заболеваний.
Великий физиолог создал свой могущественный аналитико-синтетический научный метод и, искусно пользуясь им, просто и изящно решил многие из сложнейших и труднейших проблем современной биологии и медицины. Он охватил ряд важнейших областей физиологии и оставил в них неизгладимые следы. Выдающиеся
Своим небывалым в истории мировой физиологии богатым, ярким, многогранным и оригинальным научным творчеством Павлов обессмертил свое имя и прославил горячо любимую им Родину.
Он мог по праву сказать словами поэта:
Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастет народная тропа...
Мировоззрение Павлова и значение его учения для диалектического материализма
Взгляды Павлова на коренные вопросы естествознания и философии своими корнями связаны с прогрессивными материалистическими традициями славной плеяды русских революционеров-демократов — Белинского, Герцена, Чернышевского, Добролюбова, Писарева и их верного соратника, отца русской физиологии, Сеченова. На протяжении всей жизни Павлова эти взгляды постоянно обогащались новым содержанием и отшлифовывались. Имеется основание считать, что великий натуралист испытал также могучее влияние марксистско-ленинского мировоззрения.
Павлов был материалистом, причем материалистом сознательным, а не «стихийным», не «стыдливым», какими были подавляющее большинство крупных естествоиспытателей XIX в. и многие зарубежные естествоиспытатели нашего времени, блуждающие в лабиринтах мистики и метафизики.
Его учение о высшей нервной деятельности является материалистическим не только по своему содержанию, но и по пониманию и освещению сущности и происхождения сложнейших явлений психической деятельности животных и человека. В кардинальном вопросе о соотношении материи и психики Павлов выступал как непоколебимый боевой материалист. Аргументируя необходимость распространения материалистического принципа рефлекса на высшую нервную деятельность, принципа, благодаря которому «от таинственной до сих пор области жизни была отнята колоссальная часть, чтобы сделаться предметом естественнонаучного изучения», Павлов говорил: «И дело не в фактическом материализме и не в формуле — и то и другое имеется уже давно,— а во всеобщем признании и в систематическом применении формулы при исследовании высших частей нервной системы» [1 И. П. Павлов. Полн. собр. трудов, т. III, стр. 203.]. Павлов рассматривал природу в ее материальном единстве и беспрерывном развитии. «Перед нами,— писал Павлов,— грандиозный факт развития природы от первоначального состояния в виде туманности в бесконечном пространстве до человеческого существа на нашей планете, в виде, грубо говоря, фаз: солнечные системы, планетная система, мертвая и живая часть земной природы. На живом веществе мы особенно ярко видим фазы развития в виде филогенеза и онтогенеза» [2 Там же, стр. 453.]. В этом плане любой исследуемый им объект органической природы и мозг в том числе рассматривался как частица материальной природы. Ученый считал, что все сложные процессы, которые протекают в больших полушариях мозга, имеют материальную базу, что «функция» и «динамика» неразрывно связаны с «видимым аппаратом», «приурочены к тончайшим деталям конструкции аппарата», что все явления, которые ои изучал, объективно существуют во времени и пространстве, что учение об условных рефлексах все время имеет дело «только с объективными фактами, т. е. с фактами, существующими во времени и пространстве» [3 Там же, стр. 166.]. Не удивительно, что все его исследования все время держатся «на прочном материально-фактическом фундаменте, как во всем остальном естествознании» [4 Там же, стр. 221.]. На основной вопрос,— что является первичным и что вторичным, производным: материя или
Как бы в унисон со словами Энгельса: «Материалистическое мировоззрение означает просто понимание природы такой, какова она есть, без всяких посторонних прибавлений» [8 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XIV, стр. 651.], Павлов еще на заре рождения своего учения писал: «Естествознание — это работа человеческого ума, обращенного к природе и исследующего ее без каких-либо толкований и понятий, заимствованных из других источников, кроме самой внешней природы» [9 И. П. Павлов. Полн. собр. трудов, т. III, стр. 58.].
Материализм Павлова особенно ярко выявляется в его полных страсти полемических выступлениях против анимистов, виталистов, дуалистов и зараженных другими разновидностями идеализма психологов и физиологов, в его ожесточенной борьбе за искоренение идеализма и за торжество материализма в биологии и медицине, за победу материалистического понимания сложных «проявлений живой природы вплоть до ее крайнего предела» в виде психических явлений, за победу материализма в важнейшем и сложнейшем вопросе естествознания и философии — в вопросе о соотношении материи и психики.
Материалистические взгляды Павлова по этому вопросу нашли свое воплощение также в одном из отмеченных им основных принципов рефлекторной деятельности нервной системы — в принципе приуроченности динамики к структуре. Классики марксизма-ленинизма неоднократно указывали на единство формы и функции в органическом мире, на их неразрывную связь. Энгельс подчеркивал, что органическая природа является наилучшим доказательством этого положения. А между тем, следуя идеалистам-физикам, пытавшимся метафизически оторвать движение от материи, Лешли, Спирман, Шеррингтон и другие идеалистически мыслящие физиологи и психологи стремились оторвать функцию от структуры, в частности психическую деятельность в целом от ее общей материальной основы — от больших полушарий мозга, а также отрицали приуроченность отдельных элементов этой деятельности к специальным элементам конструкции мозга.
На основании богатейшего гистологического, клинического и физиологического фактического материала Павлов и другие сторонники материалистической теории рефлексов признали единство функции и структуры во всей длинной цепи развития нервной системы, начиная от самых элементарных структур с их примитивной отражательной деятельностью и кончая сложнейшей конструкцией коры больших полушарий мозга с ее отражательной деятельностью высочайшей сложности и совершенства. Полемизируя по этому вопросу со своими идейными противниками, Павлов писал: «Если химик, анализируя и синтезируя, для окончательного понимания работы молекулы, должен воображать себе невидимую глазом конструкцию, если физик, так же анализируя и синтезируя, для ясного представления работы атома тоже рисует себе конструкцию атома, то как же можно отрекаться от конструкции в видимых массах, усматривая какое-то противоположение между конструкцией и динамикой!» [10 И. П. Павлов. Полн. собр. трудов, т. III, стр. 437,] Не умаляя трудностей, еще стоящих на пути установления связи известных науке деталей конструкции нервной системы с ее функцией, Павлов, однако, с присущим ему оптимизмом утверждал, что все открываемые детали конструкции нервной системы рано или поздно должны будут найти свое динамическое значение.
Но Павлов не ограничился признанием первичности материи и вторичности психики, не ограничился и блестящим экспериментальным доказательством правильности этого положения. Рассматривая организм как часть природы, неразрывно связанную и взаимодействующую с ней, Павлов считал причинность «верховым принципом» также и «в крайнем пределе живой природы». Одним из основных в его учении является положение о причинной обусловленности всех действий организма, и в первую очередь основной формы связи и взаимодействия высокоразвитого организма с факторами внешней среды, т. е. рефлекторной деятельности нервной системы во всем широком диапазоне ее развития — вплоть до самых высших форм отражения, присущих человеку.