Иван Петрович Павлов (1849 —1936 гг.)

Асратян Эзрас Асратович

Как уже отмечалось, Павлов в развитии ряда явлений в центральной нервной системе, особенно в большом мозге, видел преимущественно количественные изменения. Правда, нередко он указывал также на возможность качественных сдвигов, на возникновение принципиально новых явлений, новых форм деятельности. Богатейший, эмпирический материал Павлова по физиологии условных рефлексов свидетельствует о том, что качественные изменения, переходы, скачки — важнейшая особенность деятельности коры большого мозга.

Образование условного рефлекса, этого основного «универсального кирпича» высшей нервной деятельности,— само по себе показатель качественного скачка в процессе развития, в цепи количественных изменений при явлениях проторения путей или доминанты. Говоря о трех инстанциях высшей нервной деятельности, возникших в процессе эволюционного развития (сложнейшие специализированные безусловные рефлексы важного биологического значения, условные рефлексы и вторая сигнальная система действительности), ученый подчеркивал наличие коренной, принципиальной разницы между ними. Например, об инстанции условных рефлексов он писал: «Тут

возникает при помощи условной связи, ассоциации, новый принцип деятельности: сигнализация немногих безусловных внешних агентов бесчисленной массой других агентов, постоянно, вместе с тем, анализирующих и синтезирующих, дающих возможность очень большой ориентировки в той же среде и тем уже гораздо большего приспособления»[⁴⁹ И. П. Павлов. Полн. собр. трудов, т. III, стр. 475—476.]. Переходы положительных условных рефлексов в отрицательные и, наоборот, развитие так называемого запредельного торможения при постепенном количественном росте положительного условного рефлекса, вызванного планомерным количественным усилением условного раздражителя (извращение закона силовых соотношений) , получение совершенно противоположных результатов при действии одних и тех же возбудителей на предварительно измененном фоне коры большого мозга — вот некоторые новые примеры из корковой деятельности, являющиеся иллюстрацией качественных скачков в процессе определенных количественных сдвигов в ее работе. 

Для диалектической сущности учения Павлова весьма показателен и следующий факт. Обобщив громадный материал, ученый сделал важный вывод о «естественной общности основных отношений» между закономерностями высших и низших отделов центральной нервной системы. В то же время он постоянно отмечал специфический характер и качественные особенности основных видов деятельности коры больших полушарий мозга. И действительно, если всмотреться в глубь вещей, нетрудно увидеть, что почти все основные закономерности работы головного мозга отличаются от своих аналогов в низших этажах центральной нервной системы не только степенью сложности, _не только количественно, но прежде всего качественно. Это относится к разнице между низшим анализом и синтезом, с одной стороны, и высшим анализом и синтезом — с другой; это относится также к разнице между особенностями всевозможных безусловных и условных рефлексов; это относится также к разнице между особенностями основных нервных процессов — возбуждения и торможения — в низших и высших отделах центральной нервной системы и т. п.

Для воззрений Павлова очень характерно допущение «специфически человеческого» типа нервной деятельности — второй, или речевой, сигнальной системы, которая, по его же выражению, является «чрезвычайной прибавкой» к первой сигнальной системе в развивающемся животном мире на фазе человека.

В этой связи следует отметить еще одну особенность Павлова-мыслителя.

Считая, что наука должна помогать человеку в решении важнейших практических задач, Павлов всегда уделял много внимания экспериментальной разработке вопросов патологии и терапии, в частности патологии и терапий головного мозга. Но смелый новатор в науке проявлял крайнюю осторожность, когда речь заходила о том, чтобы перенести результаты лабораторного эксперимента с животных на человека, чего бы это ни касалось: закономерностей ли нормальной деятельности головного мозга или закономерностей его патологической деятельности и мер лечения. Он писал: «Если сведения, полученные на высших животных относительно функций сердца, желудка и других органов, так сходных с человеческими, можно применять к человеку только с осторожностью, постоянно проверяя фактичность сходства в деятельности этих органов у человека и животных, то какую же величайшую сдержанность надо проявить при переносе только что впервые получаемых точных естественнонаучных сведений о высшей нервной деятельности животных на высшую деятельность человека! Ведь именно эта деятельность так поражающе резко выделяет человека из ряда животных, так неизмеримо высоко ставит человека над всем животным миром» [⁵⁰ И. П. Павлов. Полн. собр. трудов, т. III, стр. 326.].

Как известно, многие видные натуралисты спотыкались и спотыкаются именно здесь: они становятся на позиции либо идеалистического отрыва науки от жизни, отрицая возможности использования эксперимента над животными для решения вопросов физиологии, патологии и терапии человека, либо вульгарного практицизма в науке и механистического уравнения особенностей физиологических, патологических и церебральных процессов, происходящих в организме животных и человека.

Наконец, накопленные Павловым данные о двух основных антагонистических нервных процессах — возбуждении и торможении, а также глубокое теоретическое их освещение, в частности положения о единстве этих процессов, их непрерывной борьбе и взаимном переходе одного в другой, о творческой, движущей силе их антагонизма, об их решающей роли в формировании высшей нервной деятельности,— все это принадлежит к числу наиболее основательных естественнонаучных доказательств правоты марксистского диалектического метода. Эти воззрения Павлова вполне созвучны ленинскому взгляду на роль борьбы противоположностей в развитии, движении материи. Для иллюстрации приведем несколько высказываний Павлова: «Нервная деятельность вообще состоит из явлений раздражения и торможения. Это есть как бы две половины одной нервной деятельности» [⁵¹ И. П. Павлов. Полн. собр. трудов, т. III, стр. 129.]; «Раздражение и задерживание — это лишь разные стороны, разные проявления одного и того же процесса» [⁵² Там же, стр. 137.]; «Торможение постоянно следует за возбуждением [...] оно в некотором роде является как бы изнанкой раздражения» [⁵³

Там же, стр. 187.]; «Можно было бы условно говорить о положительной и отрицательной возбудимости» [⁵⁴ Там же, стр. 314.]; «Основные процессы, на которых основывается этот синтез и анализ,— это, с одной стороны, раздражительный процесс, а с другой — тормозной, какая-то противоположность раздражительного процесса» [⁵⁵ Там же, стр. 328.]. Дифференцировка (отрицательный условный рефлекс), по выражению Павлова,— результат «борьбы между раздражением и торможением». Эта борьба имеет всеобщий характер и разные результаты (растормаживание, срывы, взаимная индукция, суммация, тонкий анализ и синтез, сон и бодрствование и т. д.). Более того, по утверждению Павлова, «баланс между этими процессами и колебания его в пределах нормы и за норму определяют все наше поведение — здоровое и больное» [⁵⁶ Там же, стр. 12.].

Таким образом, можно сказать, что основные фактические данные и теоретические положения Павлова о процессах возбуждения и торможения, об их динамике и роли в высшей нервной деятельности по своему содержанию и сущности весьма созвучны с кардинальным положением материалистической диалектики о том, что предметам и явлениям природы свойственны внутренние противоречия, о единстве противоположностей, о борьбе противоположностей как главного источника развития. «Раздвоение единого и познание противоречивых частей его-..,— писал В. И. Ленин,— есть суть (одна из «сущностей», одна из основных, если не основная, особенностей или черт) диалектики [...] Условие познания всех процессов мира в их «самодвижении», в их спонтанейном развитии, в их живой жизни, есть познание их как единства противоположностей. Развитие есть «борьба» противоположностей [...] развитие Как единство противоположностей (раздвоение единого на взаимоисключающие противоположности и взаимоотношение между ними) » [⁵⁷ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 29, стр. 316—317.].

В учении Павлова о высшей нервной деятельности можно найти прекрасное естественнонаучное обоснование также для марксистского понимания таких категорий диалектики, как категория случайности и необходимости (факт образования условных рефлексов при случайном сочетании раздражений и вследствие этого — переход случайности в необходимость), категория анализа и синтеза (неразрывность анализа и синтеза и их взаимное проникновение в условно-рефлекторной деятельности), категория формы и содержания (обусловленность функции материальной структурой), категория причинности (строгая детерминированность всех явлений деятельности мозга) и т. п. Ограничимся одной цитатой, характеризующей его понимание большинства этих категорий. «Теория рефлекторной деятельности,— писал Павлов,— опирается на три основных принципа точного научного исследования: во-первых, принцип детерминизма, т. е. толчка, повода, причины для всякого данного действия, эффекта; во-вторых, принцип анализа и синтеза, т. е. первичного разложения целого на части, единицы и затем снова постепенного сложения целого из единиц, элементов; и, наконец, в-третьих, принцип структурности, т. е. расположения действий силы в пространстве, приурочение динамики к структуре» [⁵⁸ И. П. Павлов. Полн. собр. трудов, т. III, стр. 436.].

* * *

Каково значение учения Павлова о высшей нервной деятельности для марксистско-ленинской философии?

Мы уже частично ответили на этот вопрос. Но мы вновь остановимся на нем специально.

В связи с этим вопросом следует вспомнить о том, какое громадное значение придавали гениальные основоположники марксизма-ленинизма естествознанию для развития материалистического мировоззрения. В. И. Ленин в работе «Материализм и эмпириокритицизм» писал:

«... естествознание, отражая внешний мир в «опыте» человека, одно только способно давать нам объективную истину» [⁵⁹ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 18, стр. 127.]. Обзор истории развития материализма в связи с развитием естествознания Энгельс в работе «Людвиг Фейербах» заканчивает следующими словами: «... материализм, подобно идеализму, прошел ряд ступеней развития. С каждым составляющим эпоху открытием даже в естественно-исторической области материализм неизбежно должен изменять свою форму» [⁶⁰ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21, 1961, стр. 268.].

Хотя Павлову и принадлежат классические исследования по многим вопросам в ряде важнейших разделов физиологии, но венцом более чем шестидесятилетней деятельности гениального ученого являются его работы по физиологии головного мозга, учение о высшей нервной деятельности. Экспериментальные и теоретические данные, полученные Павловым в результате тридцатипятилетней напряженной работы в этой сложнейшей области науки, знаменуют собой крупнейшее достижение современного естествознания на магистральном пути познания глубоких тайн мозга — самого высшего, совершенного и сложного из созданий природы, и поэтому бесспорно, что они имеют громадное значение не только для физиологии, для многогранной жизненной практики и для материалистической психологии, но и для марксистско-ленинской философии, в первую очередь для марксистско- ленинской теории отражения.

Классики марксизма считали, что развивающееся естествознание должно не только давать все новые и новые доказательства правильности марксистско-ленинской теории отражения, новые естественнонаучные обоснования ее положений, но и служить источником ее дальнейшего развития. Быстрое развитие естествознания блестяще подтвердило правильность данного утверждения. В этом отношении огромное значение имели крупные достижения в области физиологии центральной нервной системы, особенно высших ее отделов, связанные в основном с именами русских ученых, и в первую очередь с именем И. П. Павлова.