Иван Петрович Павлов (1849 —1936 гг.)
Шрифт:
Следует отметить, что сам Павлов никогда не занимался специальным экспериментальным или теоретическим исследованием сходства и различия между ощущением, восприятием и представлением. В его трудах нет даже отдельных более или менее обстоятельных высказываний на эту тему. Павлова как естествоиспытателя интересовала только принципиальная сторона дела, а именно то, что ощущение, впечатление и представление в совокупности — это формы непосредственного отражения предметов и явлений с присущими им природными свойствами, что в их основе лежат условно-рефлекторные реакции на первичные, или непосредственные, сигналы действительности и что они являются общими для высшей нервной деятельности животных и человека. Но у животных, на каком бы уровне эволюционного развития они ни стояли, высшая нервная деятельность целиком сводится к непосредственной отражательной деятельности, или к обычной условно-рефлекторной деятельности, психическая же деятельность человека далеко этим не, исчерпывается. «В развивающемся животном мире на фазе человека произошла чрезвычайная прибавка к механизмам нервной деятельности». С возникновением и последующим непрерывным развитием общественной и трудовой деятельности у человека «появились, развились и чрезвычайно усовершенствовались сигналы
В физиологических механизмах речевой сигнализации Павлов особо важное место отводил кинестетическим импульсам из речевых органов — языка, губ, голосовых связок и т. п., возникающим при их совместной работе и поступающим через соответствующие проводящие пути в кору большого мозга. Он считал, однако, что в возникновении речи во всех ее вариациях важную роль играют также слуховой и зрительный анализаторы, или органы чувств. Все три анализатора при этом функционируют в тесной взаимосвязи и взаимодействии, между возбужденными ими кортикальными пунктами замыкаются межанализаторные временные связи, а комплекс объединенных при этом структур связывается в свою очередь с кортикальными пунктами, возбужденными конкретными предметными раздражителями действительности. Одно время Павлов допускал, что лобные доли мозга человека имеют специальное отношение ко второй сигнальной системе действительности. В последующем он не стал настаивать на этом. Что касается причин и мотивов, обусловливающих возникновение и развитие этой специфически человеческой «межлюдской сигнализации», то Павлов говорил на эту тему в полном соответствии с основными принципами своего материалистического учения: «По-видимому, это было вызвано необходимостью большего общения между индивидуумами человеческой группы»[110 «Павловские среды», т. I, стр. 238.]. И далее: «Труд и связанное с ним слово сделали нас людьми» [111 БСЭ, т. 56, стр. 332.]. При этом он считал, что этот новый тип сигнализации, составляющий вторую и высшую ступень познавательной деятельности человека, его логическое познание, развивался как бы в недрах обычных условных рефлексов, на базе первой сигнальной системы, т. е. непосредственного условно-рефлекторного отражения. «Понятное дело, что на основе впечатлений от действительности, на основе этих первых сигналов ее у нас развились вторые сигналы в виде слов» [112 «Павловские среды», т. I, стр. 318.].
Эти сигналы коренным образом отличаются от лежащих в их основе первых, предметных или конкретных сигналов. Слово является обобщенным и отвлеченным сигналом действительности. Например, слово «дом» — обобщенное и абстрагированное выражение несчетного количества конкретных домов с различными специфическими для них особенностями, разной этажности, архитектуры, цвета и т. п. Слово «дерево» также выражает огромное множество конкретных деревьев различных пород, видов и разновидностей с присущими им частными особенностями. Эти свойства слова как сигнала лежат в основе абстрактного мышления у человека и в конечном итоге создают возможность для проникновения в глубокие тайны окружающего материального мира, познания его закономерностей, использования природных сил. По мысли Павлова, качественно специфической особенностью слов как вторых сигналов является то, что они «представляют собой отвлечение от действительности и допускают обобщение, что и составляет наше лишнее, специально человеческое, высшее мышление, создающее сперва общечеловеческий эмпиризм, а, наконец, и науку— орудие высшей ориентировки человека в окружающем мире и в себе самом» [113 И. П. Павлов. Полн. собр. трудов, т. III, стр. 490,].
В этом высказывании содержится также глубокая идея об эволюции самой второй сигнальной системы, о непрерывном развитии способности человеческого мозга ко все более широким, глубоким и совершенным обобщениям и абстракциям, о переходе от примитивных форм мышления, «общечеловеческой эмпирики», к более высоким формам мышления и, наконец, к наивысшей его форме — к научному мышлению с его безграничными возможностями и всепобеждающей силой. Поясняя свою мысль о важнейшем прогрессивном значении отвлечения и обобщения в высшей отражательной деятельности человека, Павлов говорил: «Благодаря отвлечению, этому особому свойству слова, которое дошло до большей генерализации, наше отношение к действительности мы заключили в общие формы времени, пространства, причинности. Мы ими прямо пользуемся как готовыми для ориентировки в окружающем мире, не разбирая часто фактов, на которых основана эта общая форма, общее понятие. Именно благодаря этому свойству слов, обобщающих факты действительности, мы быстро учитываем требования действительности и прямо пользуемся этими общими формами в жизни» [114 «Павловские среды», т. III, стр. 320.]. Возможность посредством обобщения и абстракции глубже и всесторонне познать действительность обусловила господствующее положение второй сигнальной системы во всей высшей нервной деятельности нормального взрослого человека, ее роль высшего регулятора человеческого поведения, и сделала человека хозяином природы: «Человек,— писал Павлов,— прежде всего воспринимает действительность через первую сигнальную систему, затем он становится хозяином действительности — через вторую сигнальную систему (слово, речь, научное мышление)» [115 «Павловские среды», т. I, стр. 239.].
Как мы видели, в сфере первой сигнальной системы действительности условные раздражители перестают вызывать привычные рефлексы при их систематическом неподкреплении соответствующим безусловным раздражителем. По Павлову, подкрепление имеет такое же решающее значение и для специфически человеческих условных рефлексов второй сигнальной системы действительности: слово как раздражитель теряет здесь свое сигнальное значение, если систематически «не подкрепляется» раздражителем первой сигнальной системы действительности или при отрыве первой сигнальной системы от второй, т. е. при нарушений их естественной взаимосвязи
Таким образом, речевая сигнальная система с присущими ей общими понятиями и абстрактными категориями должна быть в правильных соотношениях с лежащей в ее основе первой сигнальной системой. Иными словами, подкрепление — необходимое и даже определяющее условие существования и нормального функционирования также и для слова как обобщенного, нового типа сигнала, как раздражителя второсигнальных условных рефлексов. Однако подкрепление в данном случае осуществляется сложным путем, не прямо, а опосредованно, через первичные конкретные сигналы этой действительности.
Только в свете этих высказываний Павлова, свидетельствующих о правильном его понимании единства чувственного и логического, конкретного и абстрактного в познании действительности, можно понять его предупреждение об опасности отрыва второй сигнальной системы от первой и о необходимости постоянной их проверки действительностью. «Многочисленные раздражения словом,— писал он,— с одной стороны, удалили нас от действительности, и поэтому мы постоянно должны помнить это, чтобы не исказить наши отношения к действительности. С другой стороны, именно слово сделало нас людьми» [119 И. П. Павлов. Полн. собр. трудов, т. III, стр. 568—569. ]. «Если ты хочешь употреблять слово, то каждую минуту за своими словами разумей действительность» [120 «Павловские среды», т. III, стр. 163.].
Постоянно подчеркивая принципиальную, качественную разницу между двумя видами нервной деятельности — обычной условно-рефлекторной и речевой,— Павлов одновременно указывал и на органическую связь между ними, на общность их основных закономерностей, на то, что «основные законы, установленные в работе первой сигнальной системы, должны также управлять и второй» [121 И. П. Павлов. Полн. собр. трудов, т. III, стр. 569.].
Условный рефлекс как средство индивидуального приспособления проходит длинный путь эволюционного развития, начиная от примитивных, подобных или родственных элементарным условным рефлексам реакций одноклеточных и простейших животных и кончая второсигнальными условными рефлексами человека, претерпевая при этом глубокие количественные и качественные изменения. Однако, в каком бы многообразии ни были представлены условные рефлексы, как бы ни отличались они друг от друга по степени сложности и совершенства, уровню развития, роду, структуре и локализации и даже по принципу сигнализации,— при всем этом принципиальная сущность условного рефлекса остается одной и той же. Это — выработанная форма нервной деятельности, детерминированная условиями жизни, адекватно и активно отображающая объективную действительность в ее многообразии и динамике, обеспечивающая наиболее точное, тонкое и совершенное приспособление организма к вечно изменяющейся внешней среде. В равной мере это относится и к условно-рефлекторной деятельности в целом.
Учение Павлова и другие науки
Являясь системой наиболее точных, полных, глубоких и достоверных знаний о функциях мозга, физиологическое учение Павлова о мозге представляет интерес для обширного круга наук и многих областей практической деятельности человека — для медицины, биологии, психологии, философии, педагогики, лингвистики, рациональной организации процесса труда и отдыха, кибернетики, животноводства и т. п.
О значении своих исследований для многих из этих отраслей знаний сам Павлов ничего не говорил и не писал. О связи же и взаимоотношениях своих экспериментальных фактов и теоретических положений с материалистическим Мировоззрением, с некоторыми биологическими науками и с психологией он довольно часто высказывал глубокие и оригинальные мысли в докладах, лекциях и статьях, а также в выступлениях на лабораторных научных собраниях. Его высказывания мировоззренческого характера ввиду их принципиальной важности обстоятельно излагаются и освещаются в специальной главе. Здесь же мы коснемся высказываний Павлова о тесной, органической связи его учения с эволюционным учением Дарвина, с психологией и особенно с медициной.
Павлов был убежденным и последовательным сторонником эволюционного учения Дарвина, и его учение проникнуто идеей эволюции. Он неоднократно подчеркивал, что вся жизнь — от простейших до сложных организмов, включая и человека,— есть длинный ряд развивающихся и усложняющихся приспособлений к условиям существования, уравновешиваний с внешней средой. По Павлову, уравновешивание является универсальной реакцией развивающегося материального мира на внешние воздействия. «Для последовательного натуралиста,— писал он,— и в высших животных существует только одно: та или иная внешняя реакция животного на явления внешнего мира. Пусть эта реакция чрезвычайно сложна по сравнению с реакцией любого мертвого предмета, но суть дела остается все той же. Строгое естествознание обязано только установить точную зависимость между данными явлениями природы и ответными деятельностями, реакциями организма на них: иначе сказать, исследовать уравновешивание данного живого объекта с окружающей природой» [122 Там же, стр. 58.].